Юлия Колесникова - Колыбельные для Волчицы Страница 4

«Она стояла у окна…»

Она стояла у окнаИ снег казался бесконечным.Хоть говорят: «Ничто не вечно…»,Она всю жизнь была одна.

И кто б ни пил ее «до дна»,Кого б она ни целовала, —Она всю жизнь была однаИ хорошо об этом знала…

«Я столетье дрейфую на этой льдине…»

Я столетье дрейфую на этой льдине…Я давно так, о Боже, не видел суши!Для других я угрюмый и нелюдимый,Для нее я любимый и самый лучший.

Я так долго, Боже, плутаю в чаще:Встречу лешего – он меня примет за брата!Помню, я ей сказал: «Станем видеться чаще». —И, шагнув за порог, не вернулся обратно…

Что случилось? К чему довелось прикоснуться?С ней всегда было просто… легко… без надрыва…А теперь… мне осталось ужом свернуться —Нынче есть кого вспомнить за секунду до взрыва!

«А этот звук изнутри…»

А этот звук изнутриСовсем не тот, что снаружи:И эти комья земли,И эти всхлипы: «Ты нужен!»

А я стоял в стороне:Дивился и изумлялся —Они скорбят не по мне,Я здесь, я рядом остался!

Я словно и не ушел.Просто не давит под сердцем.Мне здесь почти хорошо:Не мерить боль в мегагерцах,

И не пытаться успетьНа всех попутных экспрессах,И даже хочется петь…И не читать желтой прессы,

И подмигнуть иногдаЕй вдруг потухшею лампой,Предупредить, где беда…И оставаться ей ПАПОЙ!

«Скажи, как все будет, мне, мой Капитан!»

Скажи, как все будет, мне, мой Капитан!Щелчок зажигалки и легкий дымок?Успею услышать, как щелкнет капкан?А впрочем, неважно… Важнее, чтоб смог…

Усилий немного нажать на курок —Тут главное, чтоб не дрожала рука,Сложнее себе сочинить некролог…Хотя… можно кратко: «Прими дурака…»

Потом я войду в переполненный зал,И чаши практически будут равны.Скажи, только честно… а ты не усталОт этой людской повсеместной вины?

Скажи, от конвейерной этой возниНе хочется взвыть и пуститься в бега?Тут каждый «за правду» – кого ни возьми…До скорого, Кэп, коль не дрогнет рука…

«Уходит лишнее… и остается солнце…»

Уходит лишнее… и остается солнце.Не всполохами, а пролитым светом!Все вовремя: ответы и заветы…И столько впереди – не видно донца!

Все вовремя, хотя немного грустно.И моря вкус напоминает слезы.И жаль порой, что нам нельзя вернутьсяТуда, где сердца не коснулись грозы.

Туда, где кажется, что мир огромный навзничьУпал к ногам и покорен навеки.И в каждом встречном новом человекеЗнак для тебя. И это много значит…

Так много значит! Дорогого стоит!И он, конечно, не с мечом, а с миром…А где-то в церкви ладаном и миромБлагоухает воздух… не достроен

Еще алтарь. Тебе сюда дорога,Но не сейчас – сейчас еще не время…

«Я вернусь, когда снова наступит зима…»

Я вернусь, когда снова наступит зима,И Вы сварите мне обжигающий кофе.Я без слов знаю, что я была в каждом вздохеВашем… Вот оттого возвращаюсь сама.

Без звонка, телеграмм и назойливых писем —Ровно так же, как Вы меня ждали столетье:Я была в каждой букве, строке, междометье,В каждом взгляде на небо, в пугающей выси

Голубых облаков… Я вернусь к Вам, и сноваМне откроете дверь – в этом нету сомненья.Вы меня сберегли в каждом Вашем мгновенье,Вы меня воскресили несказанным словом.

Я вернусь… чтобы долго смотреть и молчать…А потом… что потом, если честно, – не знаю,Но мне хочется верить, что снег вдруг растаетИ начнется весна, и мы станем встречатьЖуравлиные стаи…

«Я отпускаю их без сожаленья —…»

Я отпускаю их без сожаленья —Свечей огарки не ношу в карманах.Я помню, мне сказал седой священник:«Смиренье в том, чтоб не кричать о ранах»…

Я открывала карты всей колодой —Они, в глаза не глядя, уходили.Я провожала взглядом ту колонну:Раз отвернулись – значит, не любили!

Не в тридцати серебренниках дело,Не в том, что походя был брошен камень, —Противно, если мямлит тот, кто сделалСвой выбор и твердит, что он не Каин

И не Иуда,И медный крестик теребит на шее…

«Громче пальбы из ружей щелкнул замок и стихло…»

Громче пальбы из ружей щелкнул замок и стихло.В комнате стало душно. «Щелк» – и нечем дышать.Если бы фильм – конечно, самое время титрам.Кончилась «love» и «story» – героям бы не мешать…

Но любопытный зритель зала не покидает,А я стою, бледнея, реплики исчерпав.Липкие взгляды. Я же голая и босая,Прячу лицо в ладонях, волосы растрепав…

Мне и без ваших взглядов выстрелом каждый выдох.Вы не живые, видно. Каждый – судья и врач!Где-то в районе сердца, словно ядром навылет…Мне ведь казалось – спаситель, а оказался – палач.

Главный герой за кадром. Я же – второстепенна…Руки целует, губы – там другое кино.Как-то уж слишком внезапно кончилась кинолента.Кто написал сценарий, в общем-то, все равно…

Может, нужна истерика? Не для него. Для зрителей!Оскара дайте, что ли. И дорогого вина!Сколько вас тут – советчиков, чертовых кинолюбителей?Сколько вас ‒мертвых – рядом? Я живая одна!

«Не вопьюсь в твои губы жадно. Выдержу голод…»

Не вопьюсь в твои губы жадно. Выдержу голод.Ты не то чтоб картинно красив, но бессовестно молод.

Перепутали роли. Ну откуда в тебе этот морок?Я уйду. А ты думал, попробую взять измором?

Не смеши – у меня для души есть другие вещи:У меня есть текила, лайм и слова порезче.

У меня Куатье, Куантро, кольт на всякий случай —Так что, мальчик, ступай себе с Богом – себя не мучай!

«Мне, безусловно, многое по плечу…»

Мне, безусловно, многое по плечу:Выберу рейс, сама за себя заплачу —Чертов билет куплю, в Турцию полечу,Хоть боюсь самолетов.

Буду смотреть поверх загорелых тел(И ничего, что сама-то бела как мел) —Там, у барной стойки мальчик красив и смел —Себе цену знает…

Закусив губу, взяв в кафе ноутбук(Так бездарно используя свой досуг),Толстый дядя сидит и смотрит на сук —Ветку кипариса…

Рядом женщина. С ним. А по сути одна.Пьет весь вечер и зла, что еще не пьяна.Вся как будто натянутая струна —оттого не пьянеет.

Я устану от музыки и от вина,От того, что вечность не влюблена,От постылого круга «обида – вина»,И уйду на берег.

Буду камни бросать и смотреть на рябь,Может быть, наконец, научусь нырять,Умудрюсь ключи от номера потерять —Я ужасно рассеянна…

Буду жадно вслушиваться в прибой,Вспоминать, как мы целовались с тобой.Помнишь, мы мечтали до золотой?Как же было глупо!

«Я простужена…»

Я простужена.ПерегруженаНовостями, френд-лентами, чатами.Я тебя не встречаю ужином —Я с другим встречаюсь за чашкою

Горячего терпкого кофе.Я тебя забываю в его каждом вздохе:Я уже почти и не помню, когда ты и кем мне был…

Мы все ждали даров и волхвов —Нерожденные дети, непостроенный дом в итоге.И на каждого посох, на каждого по дороге.И на каждого крест. И каждый нести готов.

Счет закрыт. На прошедшем амбарный замок.В счастье лестница хлипкая и дощатая…Я, как видно, была для тебя опечаткою —Не ошибкою даже. Ты – мой урок…

Я с другим встречаюсь за чашкой чая,Черт… да как же его зовут?

«Он выходит вечерами в скверы…»

Он выходит вечерами в скверы,Даже если за окном на редкость скверно,Хлеб в руке, а сердце греет вера —Он идет и кормит голубей.

У него в глазах осколок небаИ мечты о море, где он не был.Путает порою быль и небыль,Забывает имена друзей.

Носит шляпу старую чудную,Временами бешено ревнуетМолодость ушедшую шальную,Целый мир отдавшую другим.

Он давно не курит. Носит спичкиПо какой неведомой привычке?По ночам упрямо в карту тычетПальцем, как безумный пилигрим.

Карта говорит. Зовет в дорогу.Чувствует старик – еще немного,Он без опозданий прямо к БогуВдруг шагнет из призрачных руин

Обветшалой выцветшей квартиры.Были молоды – любили грог и тиры,Он без промаха стрелял, писал картины…Нынче – непослушная рука.

Он слюнявит карандаш и пишет что-то,Собирает все свои блокноты,И уже вне вечного цейтнотаПровожает взглядом облака…

«Дженни не курит… какое по счету лето?»