Коллектив авторов - 100 шедевров русской лирики Страница 4

Когда румяный день, и кроткий и лучистый,

Гас на обрывках туч в небесной вышине,

Из теплого гнезда, от близких и любимых,

От мирной праздности, от солнца и цветов

Зову тебя для жертв и мук невыносимых

В ряды истерзанных, озлобленных борцов.

Зову тебя на путь тревоги и ненастья,

Где меры нет труду и счету нет врагам!..

Тупого, сытого, бессмысленного счастья

Не принесу я в дар сложить к твоим ногам.

Но если счастье – знать, что друг твой не изменит

Заветам совести и родины своей,

Что выше красоты в тебе он душу ценит,

Ее отзывчивость к страданиям людей, —

Тогда в моей груди нет за тебя тревоги,

Дай руку мне, дитя, и прочь минутный страх:

Мы будем счастливы, – так счастливы, как боги

На недоступных небесах!..

Если любить – бесконечно томиться…

Если любить – бесконечно томиться

Жаждой лобзаний и знойных ночей,—

Я не любил – я молился пред ней

Так горячо, как возможно молиться.

Слово привета на чистых устах,

Не оскверненных ни злобой, ни ложью,

Всё, что, к ее преклоненный подножью,

Робко желал я в заветных мечтах…

Может быть, тень я любил: надо мной,

Может быть, снова б судьба насмеялась

И оскверненное сердце бы сжалось

Новым страданьем и новой тоской.

Но я устал… Мне наскучило жить

Пошлою жизнью; меня увлекала

Гордая мысль к красоте идеала,

Чтоб, полюбив, без конца бы любить…

Некрасов Николай Алексеевич (1821–1878)

Когда из мрака заблужденья…

Когда из мрака заблужденья

Горячим словом убежденья

Я душу падшую извлек,

И вся полна глубокой муки,

Ты прокляла, ломая руки,

Тебя опутавший порок;

Когда забывчивую совесть

Воспоминанием казня,

Ты мне передавала повесть

Всего, что было до меня;

И вдруг, закрыв лицо руками,

Стыдом и ужасом полна,

Ты разрешилася слезами,

Возмущена, потрясена,—

Верь: я внимал не без участья,

Я жадно каждый звук ловил…

Я понял все, дитя несчастья!

Я всё простил и всё забыл.

Зачем же тайному сомненью

Ты ежечасно предана?

Толпы бессмысленному мненью

Ужель и ты покорена?

Не верь толпе – пустой и лживой,

Забудь сомнения свои,

В душе болезненно-пугливой

Гнетущей мысли не таи!

Грустя напрасно и бесплодно,

Не пригревай змеи в груди

И в дом мой смело и свободно

Хозяйкой полною войди!

Я не люблю иронии твоей…

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и не жившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим —

Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежно

Свидание продлить желаешь ты,

Пока еще кипят во мне мятежно

Ревнивые тревоги и мечты —

Не торопи развязки неизбежной!

И без того она не далека:

Кипим сильней, последней жажды полны,

Но в сердце тайный холод и тоска…

Так осенью бурливее река,

Но холодней бушующие волны…

Так это шутка? Милая моя…

Так это шутка? Милая моя,

Как боязлив, как недогадлив я!

Я плакал над твоим рассчитанно-суровым,

Коротким и сухим письмом;

Ни лаской дружеской, ни откровенным словом

Ты сердца не порадовала в нем.

Я спрашивал: не демон ли раздора

Твоей рукой насмешливо водил?

Я говорил: «когда б нас разлучила ссора —

Но так тяжел, так горек, так уныл,

Так нежен был последний час разлуки…

Еще твой друг забыть его не мог,

И вновь ему ты посылаешь муки

Сомнения, догадок и тревог —

Скажи, зачем?.. Не ложью ли пустою,

Рассеянной досужей клеветою

Возмущена душа твоя была?

И, мучима томительным недугом,

Ты над своим отсутствующим другом

Без оправданья суд произнесла?

Или то был один каприз случайный,

Иль давний гнев?..» Неразрешимой тайной

Я мучился: я плакал и страдал,

В догадках ум испуганный блуждал,

Я жалок был в отчаяньи суровом…

Всему конец! Своим единым словом

Душе моей ты возвратила вновь

И прежний мир, и прежнюю любовь;

И сердце шлет тебе благословленья,

Как вестнице нежданного спасенья…

Так няня в лес ребенка заведет

И спрячется сама за куст высокий;

Встревоженный, он ищет и зовет,

И мечется в тоске жестокой,

И падает, бессильный, на траву…

А няня вдруг: ау! ау!

В нем радостью внезапной сердце бьется,

Он все забыл: он плачет и смеется,

И прыгает, и весело бежит,

И падает – и няню не бранит,

Но к сердцу жмет виновницу испуга,

Как от беды избавившего друга…

Мы с тобой бестолковые люди…

Мы с тобой бестолковые люди:

Что минута, то вспышка готова!

Облегченье взволнованной груди,

Неразумное, резкое слово.

Говори же, когда ты сердита,

Всё, что душу волнует и мучит!

Будем, друг мой, сердиться открыто:

Легче мир, и скорее наскучит.

Если проза в любви неизбежна,

Так возьмем и с нее долю счастья:

После ссоры так полно, так нежно

Возвращенье любви и участья…

Прости

Прости! Не помни дней паденья,

Тоски, унынья, озлобленья,—

Не помни бурь, не помни слёз,

Не помни ревности угроз!

Но дни, когда любви светило

Над нами ласково всходило

И бодро мы свершали путь.—

Благослови и не забудь!

Плещеев Алексей Николаевич (1825–1893)

Тебе обязан я спасеньем…

Тебе обязан я спасеньем

Души, измученной борьбой,

Твоя любовь – мне утешеньем,

Твои слова – закон святой!

Ты безотрадную темницу

Преобразила в рай земной,

Меня ты к жизни пробудила

И возвратила мне покой.

Теперь я снова оживился,

Гляжу вперед теперь смелей,

Мне в жизни новый путь открылся,

Идти по нем спешу скорей!

Элегия

Да, я люблю тебя, прелестное созданье,

Как бледную звезду в вечерних облаках,

Как розы аромат, как ветерка дыханье,

Как грустной песни звук на дремлющих водах;

Как грезы я люблю, как сладкое забвенье

Под шепот тростника на береге морском, —

Без ревности, без слез, без жажды упоенья:

Любовь моя к тебе – мечтанье о былом…

Гляжу ль я на тебя, прошедшие волненья

Приходят мне на ум, забытая любовь

И все, что так давно осмеяно сомненьем,

Что им заменено, что не вернется вновь.

Мне не дано в удел беспечно наслаждаться:

Передо мной лежит далекий, скорбный путь;

И я спешу, дитя, тобой налюбоваться,

Хотя на миг душой от скорби отдохнуть.

Смотрю на нее и любуюсь…

Смотрю на нее и любуюсь:

Как птичка порхает она,

И уст ее детских улыбка,

Как майское утро, ясна.

Смотрю и любуюсь, а сердце

Привычная дума гнетет:

Быть может, и эту головку

Судьба невеселая ждет.

И скоро, быть может, поникнет

Под бурей житейской чело,

Слезой отуманятся глазки,

Что смотрят на мир так светло.

Настанет тяжелое время

Тоски и душевных тревог…

Но всё же пусть лучше страданья

В удел посылает ей рок,

Чем пошлости омут бездонный,

Что много так жертв поглотил,

Где много так гибнет бесследно

И честных стремлений и сил.

Полонский Яков Петрович (1819–1898)

Последний разговор

Соловей поет в затишье сада;

Огоньки потухли за прудом;

Ночь тиха. – Ты, может быть, не рада,

Что с тобой остался я вдвоем?

Я б и сам желал с тобой расстаться;

Да мне жаль покинуть ту скамью,

Где мечтам ты любишь предаваться

И внимать ночному соловью.

Не смущайся! Ни о том, что было,

Ни о том, как мог бы я любить,

Ни о том, как это сердце ныло, —

Я с тобой не стану говорить.

Речь моя волнует и тревожит…

Веселее соловью внимать,

Оттого что соловей не может

Заблуждаться и, любя, страдать…

Но и он затих во мраке ночи,

Улетел, счастливец, на покой…

Пожелай и мне спокойной ночи

До приятного свидания с тобой!

Пожелай мне ночи не заметить

И другим очнуться в небесах,

Где б я мог тебя достойно встретить

С соловьиной песнью на устах!

Поцелуй

И рассудок, и сердце, и память губя,

Я недаром так жарко целую тебя —

Я целую тебя и за ту, перед кем

Я таил мои страсти – был робок и нем,

И за ту, что меня обожгла без огня,

И смеялась, и долго терзала меня.

И за ту, чья любовь мне была бы щитом,

Да, убитая, спит под могильным крестом.

Все, что в сердце моем загоралось для них,

Догорая, пусть гаснет в объятьях твоих.

Когда, заботами иль злобой дня волнуем…

Когда, заботами иль злобой дня волнуем,

На твой горячий поцелуй

Не отвечаю я таким же поцелуем, —

Не упрекай и не ревнуй!

Любовь моя давно чужда мечты веселой,

Не грезит, но зато не спит,

От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый,

Ударами избитый щит.

Не изменю тебе, как старая кольчуга

На старой рыцарской груди;

В дни беспрерывных битв она вернее друга,

Но от нее тепла не жди!

Не изменю тебе; но если ты изменишь