Наум Коржавин - На скосе века Страница 41

Дьяволиада

В мире нет ни норм, ни правил.Потому, поправ Закон,Бунтовщик отпетый, дьявол,Бога сверг и сел на трон.

Бог во сне был связан ловко,Обвинён, что стал не свят,И за то на перековкуНа работу послан в Ад.

Чёрт продумал все детали,В деле чист остался он:Сами ангелы восстали,Усадив его на трон.

Сел. Глядит: луна и звёзды.Соловей поёт в тиши…Рай — и всё… Прохлада… Воздух…Нет котлов… Живи. Дыши.

Натянул он Божью тогу,Божьи выучил слова.И Земля жила без Бога,Как при Боге, — день иль два.

Но рвалась концов с концамиСвязь… Сгущался в душах мрак.Управлять из тьмы сердцамиДьявол мог, а Бог — никак.

Хоть свята Его идея,Хоть и духом Он богат,Слишком Он прямолинеенПо природе… Слишком свят.

Но и дьявол, ставши главным,Не вспарил, а даже сник:Не умеет править явно, —Слишком к хитростям привык.

Да и с внешностью непросто,С ней на троне — как в тюрьме:Нет в портрете благородстваПри нахальстве и уме.

Нет сиянья… Всё другое:Хвост… Рога… Престранный вид.Да и духом беспокоен,Как-то… ёрзая сидит.

Прозревать он понемножкуСтал, как труден Божий быт.Да… Подставить Богу ножкуНе хитрей, чем Богом быть.

Надоело скоро чёртуПропадать в чужой судьбе.И привыкший всюду портить,Стал он портить сам себе.

В чине Бога всё возможно,А у чёрта юный пыл.Мыслей противоположныхРяд — он тут же совместил.

Грани стёр любви и блуда,Напустил на всё туман.А потом, что нету чуда,Стал внушать… Что всё обман.

И нагадив сразу многим(Страсть осилить мочи нет),Хоть себя назначил Богом,Объявил, что Бога нет.

«Пусть фантазию умерят!Что мне бабья трескотня?Пусть в меня открыто верят —Не как в Бога — как в меня!»

И — мутить!.. Взорвались страсти,Мир стонал от страшных дел.Всё!.. Успех!.. Но нету счастья —Не достиг, чего хотел.

Пусть забыты стыд и мера,Подлость поднята на щит.Всё равно — нетленна вера:От молитв башка трещит.

Славят Бога. Славят всё же,Изменений не любя……Чёрт сидел на троне Божьем,Потерявший сам себя,

И следил, как — весь старанье —Там, внизу, в сто пятый разВновь рога его в сияньеПревращает богомаз.

Реминисценция

И вот живу за краем света,В тот мир беспечный занесён,Где редко требует поэтаК священной жертве Аполлон.

Где редко Феб и вспоминаетО ней… А спит, забыв про Суд.Поскольку трезво понимает:Здесь этой жертвы — не поймут.

Где жизнь — «инджой»[8]… А жертвы, мукиИ книги всяческих судеб —Одни лишь цифры — для науки! —Специалиста скучный хлеб.

И где поэт — ничто до срока:Запел, заглох и вышел весь…Где больше дела — для пророка.Но только камни есть и здесь.

Грустная самопародия (cм.)

Нелепая песняЗаброшенных лет:«Он любит Её,А Она Его — нет».

Ты что до сих порДуришь голову мне,Чувствительный вздор,Устаревший вполне?

Сейчас распеваютС девчоночьих лет:— Она Его любит,А Он Её — нет.

…Да, Он — её знамя,Она — его мёд.Ей хочется замуж,А Он — не берёт.

Она бы сумелаПарить и пленять.Да Он не охотникГлаза поднимать.

И дать Ему счастьеНе хватит Ей сил:Сам призрачной властиЕё Он лишил…

…Всё правда. Вот песняСегодняшних дней.Я сам отдаюПредпочтение ей.

Но только забудусь —И слышу в ответ:«Он любит Её,А Она Его — нет».

И вновь повторяю,Хоть это не так,Хоть с этим не разПопадал я впросак.

Ах, песня! Молчи,Не обманывай всех.Представь, что нашёлсяТакой человек.

И вот Он, поверяВ твой святочный бред,Всё любит Её,А Она Его — нет.

Подумай, как трудноПришлось бы Ему.Ведь эти пассажиЕй все ни к чему.

Совсем не по чинуСия благодать.Ей тот и мужчина,Кому наплевать.

Она посмеётсяСо злостью слепойНад тем, кто ЕёВознесёт над собой.

Иль встанет с Ним рядом,Мечтая о том,Как битой собакойЕй быть при другом.

А этот — и в страстиОн, видимо, слаб…Ведь нет у Ней власти,А Он — Её раб.

Вот песня! Ты слышишь?Так шла бы ты прочь!Потом ты емуНе сумеешь помочь.

А впрочем, что песня?Её ли вина,Что в ней не на местеНи Он, ни Она,

Что всё это споритС подспудной мечтойИ в тайном разладеС земной красотой…

Но если любовьВдруг прорвётся на свет,Вновь:   Он Её любит,Она Его — нет.

Хоть прошлых вековСвет не вспыхнет опять,Хоть нет дураковТак ходить и страдать.

Он тоже сумел быУйти от Неё,Но Он в Ней нашёлОзаренье своё.

Но манит, как омут,Её глубина,Чего за собойИ не знает Она.

Не знает, не видит.Пускай! Ничего.Узнает! Увидит! —Глазами его.

Есть песня однаИ один только свет:Он любит Её,А Она его — нет.

* * *

Могу в Париж и Вену.Но брежу я Москвой,Где бьётесь вы о стену,О плиты головой,

Надеясь и сгорая,Ища судьбы иной.И кажется вам раемВсё то, что за стеной.

Где, все сместив оценки —Такие времена, —Я так же бьюсь о стенку,Хоть стенка      из говна.

Песня отдельной лейб-казачьей сотни неизвестного эскадрона

У озёр лесных биваки,Молодецкие атаки,Дым скрывал зарю.В Новом Хемпшире[9] мы жили,Славно, весело служилиБатюшке-царю.Батюшке-царю.

Но настала та минута,Паруса вовсю надуты,Грузим пушки в трюм.Здравствуй, Дон! И здравствуй, Терек!Покидаем дальний берегИ плывём в Арзрум.И плывём в Арзрум.

Что ж вы, братцы лейб-казаки!Иль впервой менять биваки?Так о чём тужить?Что за страх — края чужие!Раз мы войско, мы в России,Где б ни вышло жить.Где б ни вышло жить.

* * *

Горожане в древнем городе СодомБыли заняты развратом и трудом.Рос разврат и утончался… И всегдаС ним росла производительность труда.И следил всё время строго их Сенат,Чтоб трудом был обеспечен их разврат.

Телевидение в городе СодомПросвещение вносило в каждый дом.Дух Прогресса всех учило постигать:Наслаждаться, но расплаты избегать.Пусть кто хочет превращает в матерейИх одиннадцатилетних дочерей.

Что пугаться? — были б в деле хороши!В том и жизнь. И нет ни Бога, ни души.Наслаждайся!.. А к вакханкам охладел, —Есть в запасе свежесть юношеских тел.Что там грех — забвенье смысла и лицаПеред скукой неизбежного конца?

Все ли думали так в городе Содом?Может быть… Да кто расскажет нам о том?Остальные ведь молчали — вот напасть! —В ретрограды было стыдно им попасть…И от всех, кто прямо чтил не Дух, а плоть,Их потом не отделял уже Господь.

Чем всё кончилось — известно без меня.Что вникать в природу Божьего огня.Все сгорели в древнем городе Содом,А при жизни размышляли не о том,Не о том, за что сожгут, на что пенять…Лишь — куда себя девать и чем занять.

Воспоминание о «Белом доме»