Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 Страница 42

4. МЕДВЕДЬ И ЛИСИЦА

                                   Медведь хвалился,                             Что он из всех зверей                        И жалостливей, и добрей,И мертвых никогда касаться не решился.Лисица молвила: «Тебе хвала и честь                        За милосердие такое;Но лучше б, куманек, тебе покойных есть               И дать живым — пожить в покое».

Бесстыдный лицемер хоть любит злом вредить,                                А хочет добрым слыть.

103. В ПАМЯТЬ МИЛЫМ

В какой стране долина роз погибших,Где вновь цветут их прежние цветы?В какой стране приют друзей почивших?Где вновь узреть их милые черты?

Живет ли то, чем сердце наше жило,И мысль о нас еще ль хранит оно?Нас любит ли что прежде нас любило?И далеко ль — от нас разлучено?

И долго ли разлуке сей продлиться?Не спрашивай, о сердце, у судьбы;Таинственный покров не прояснится.Мы, смертные, — безвестного рабы.

Но верь тому, что живо провиденье,Что солнце есть, хоть скрылось в глубину;О, верь тому! Есть в смерти возрожденье.Зима полей — готовит нам весну.

О. М. СОМОВ

Орест Михайлович Сомов (1793–1833) известен преимущественно как критик и беллетрист. Поэтическая деятельность не была для него определяющей, однако в начале 1820-х годов представляла собою довольно заметное явление. Обедневший потомок старинного дворянского рода, Сомов родился в Волчанске, на Украине; образование получил в одном из частных пансионов, затем в Харьковском университете. Первые его стихи появились в 1816 году в «Украинском вестнике» и в «Харьковском Демокрите». На протяжении 1816–1817 годов он печатает здесь многочисленные стихотворения «на случай», эпиграммы, эпитафии и т. д. Около 1816 года Сомов переезжает в Петербург и в 1818 году избирается членом Обществ любителей российской словесности и любителей словесности, наук и художеств. Он сотрудничает в «Благонамеренном» и «Соревнователе», печатая здесь басни, переводы и переделки образцов легкой и анакреонтической поэзии (Парни, Дезожье) и т. д. В 1819–1820 годах Сомов совершает заграничную поездку, посетив Польшу, Германию, Францию, и знакомится с современной французской литературой и театром. В 1820 году Сомов возвращается в Петербург и теснее сближается с кругом А. Е. Измайлова; он — постоянный посетитель и салона С. Д. Пономаревой, где носит прозвище-псевдоним «Арфин». В 1821 году своим разбором перевода Жуковского из Гете «Рыбак» Сомов открыл полемику группы Измайлова против «новой школы словесности». На стороне «михайловцев» и В. Н. Каразина он оказывается и во время известного конфликта в среде «соревнователей» 15 марта 1820 года.

В 1822–1823 годах Сомов пишет ряд памфлетов, эпиграмм и критических разборов, направленных против Дельвига и Баратынского. Его имя постоянно упоминается и в ответных полемических выступлениях дельвиговского кружка. Вместе с тем позиция Сомова не есть позиция «антиромантика»: в начале 1820-х годов он делает перевод антиклассицистской сатиры Бершу и обращается к творчеству Байрона. Значительное влияние на Сомова оказывает и атмосфера общественного подъема 1820-х годов; в его поэтическом творчестве появляются произведения ораторского жанра, с ярко выраженной гражданской окраской. Такова «Греция» (1820) — одно из лучших произведений филэллинистической литературы периода декабризма; теми же настроениями проникнуты и переведенные им «Записки полковника Вутье о нынешней войне греков» (1825), популярные в декабристских кругах. С 1821 года Сомов активизирует свою деятельность в «ученой республике», сближается с Рылеевым и Бестужевым, принимает участие в издании «Полярной звезды» и «Соревнователя», где в 1823 году печатает свою наиболее значительную литературно-теоретическую работу «О романтической поэзии». Статья эта — результат изучения западных литератур и трудов теоретиков романтизма (г-жи де Сталь и др.), а также собственных занятий Сомова русским и украинским фольклором — обосновывает необходимость национальной поэзии, «неподражательной и независимой от преданий чуждых».

После восстания 14 декабря Сомов был арестован, однако освобожден, за неимением данных о его участии в деятельности тайного общества. В 1826–1829 годах он — постоянный сотрудник «Северной пчелы», где печатает критические статьи и переводы; он выступает (в «Северных цветах» и других альманахах) и со своими оригинальными повестями, на материале преимущественно украинского быта и фольклора. Профессиональный литератор, Сомов вынужден добывать себе средства к существованию исключительно литературным трудом. В 1829 году, порвав с Булгариным, Сомов переходит к Дельвигу и становится одним из ближайших его сотрудников по изданию «Северных цветов», а затем (в 1830–1831 годах) «Литературной газеты». К поэзии в это время он обращается лишь случайно. Умер Сомов в 1833 году[134].

104. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

(Опыт русского размера)

Поднимались от востока тучи мрачные,Облегли вокруг грядами синий свод небес;Ветры буйные, крылаты, сорвались с оков,Всею силою ударили по безднам вод.Закипело непогодой море черное,Клокотала вся пучина от движенья волн,Застонали вдалеке скалы кремнистые,Белой пеною покрылся брег утесистый…Между волн, в средине моря, сквозь туманну даль,То мелькнет, то снова скроется в волнах корабль;Ветр порывный, раздирая паруса его,Быстро мчит и повергает в треволнение;С свистом снасти оторвавши, носит в воздухе;От качанья мачты с скрыпом преломляются.Корабельщики, трудами утомленные,Потеряли всю надежду избавления;Смотрят вдаль — там берега к ним улыбаются,Но мгновенье — берега от глаз сокрылися;Смутный взор они низводят в море шумное —Море, бездны разверзая, вторит: гибель вам!К небесам, в слезах, с мольбою обращаются —Небеса, облекшись в тучи, шлют к ним молнииИ громами подтверждают: нет спасения!И, вперив унылы очи в воды пенные,На корме стоит в печали нежный юноша:Вздохи тяжкие стесняют грудь высокую,И струятся током слезы по лицу его;Горьки жалобы со стоном вырываются:«Нет! не видеть мне бесценной, милой родины.Здесь погибну невозвратно я в седых волнах;Не готовь мне ласк приветливых, родимая!Не прижмется сын твой радостно к груди твоей;Я умру — и ты не примешь вздох последний мой!Не согреет поцелуй подруги милыяСих ланит, запечатленных смертной бледностью;Не вдохнет она дыханьем уст малиновыхЖизни в грудь сию, навеки охладевшую;Не откроют слезы, льющиесь из глаз ее,Сих очей, сном непробудным отягчаемых!»Так стенал, — но буря, с яростью взорвав валы,Понесла корабль стремительно ко грудам скал,—С громом рухнувшись о камни, расщепился он,Лишь обломки полетели в брызгах вверх и вниз;И пловцы, стремглав низвергшись в хляби черные,Смерть безвременну впивают с влагой мутною…Всех пожрала их пучина ненасытнаяИ изринула тела их на песчаный брег!

105. ИСТОРИЯ

                        Не помню где, в какое время,                        Татар неугомонно племя        С оружием и пламенем в руках                        Набег на область учинило                        И всюду смерть, пожар и страх                        Перед собой распространило.                               Их лютый Кузлу-ханСтолицей овладел и, свой покинув стан,Перебрался в нее. Там всё пленяло чувства                        Сего питомца диких стран:                        Признался верный мусульман,Что услаждают жизнь приятные искусства;                                 Но более всего                        Обворожала взор его        Стоявшая близь царского чертога        Златая статуя работы мастерской                                И с надписью такой:                        «Царю, в котором чтили бога,Царю, который был владык земных красой:В нем мудрость с благостью святой соединялась,И славе дел его вселенна удивлялась!»Прочтя сии слова, суровый хан сказал:                            «Вот памятник бесценный!»И, с уважением смотря на лик священный,Историю сего царя он знать желал.                        И что же в оной прочитал?«Сей царь, — нельстивая история вещает, —        Вселенной в казнь был грозным небом дан;Был бич отечества и подданных тиран;Вопль утесненных им еще не умолкает!»                        Остолбенел татарский хан,                              Окончив чтенье!                        «К чему ж, — вскричал он в удивленье, —Когда история нам правду говорит,                        Ложь статуе бесстыдно льстит?»                        — «Я разрешу твое недоуменье! —Татарину один придворный отвечал.—Сей памятник царю при жизни был воздвигнут;А истину об нем историк написал,                        Когда он смертью был постигнут».

106. СОЛОЖЕНОЕ ТЕСТО