Максимилиан Волошин - Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931 Страница 43

18 марта 1899

Феодосия

Серенада

Посвящается т-те Ликирики Тартарен, вдове известн<ого> франц<узского> путешественника

Слышишь ли ты мои дикие крики,Радость моя, Ликирики?!Верь – то не сам я ночною пороюМрак всколебал над змеистой рекою:Ревность в могучей груди взбушевалась!Песня во мраке прыжками помчалась,Как кенгуру по безбрежным раздольямМчит, настигаем свистящим дрекольем.Слышишь ли ты мои дикие крики,Радость моя, Ликирики?Белый тут был – он звался Тартареном,Он надевал полосатые брюки,Он целовал твои черные руки!О, как я бил его гулким поленом!!Гулким поленом об спину крутую!Нынче я снова соперника чую.Вот почему эти дикие крикиСлышит моя Ликирики.

Слушай! Твой друг постоянен и верен,Новых измен я сносить не намерен.С взглядом шакала и с сердцем орлинымБуду один я твоим властелином.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        Максимилиан ВОЛОШИННо чтобы ты никому не досталась,Чтобы навеки моею осталась,Не обращая вниманья на крики,Съем я тебя, Ликирики!

23 марта 1899

Феодосия

«Я ехал в Европу, и сердце мое…»

Я ехал в Европу, и сердце моеСмеялось, и билось, и пело.Направо, налево, назад и впередБольшое болото синело.На самой границе стоял часовой –Австриец усатый и бравый.Ус левый указывал путь на восток,На запад указывал правый.Как всё изменилось! Как будто и здесьТянулось всё то же болото,Но раньше на нем ничего не росло,А только щетинилось что-то.А здесь оно сразу оделось травой,Повсюду проходят канавки,Лесок зеленеет, желтеют стога,И кролики скачут по травке.И сразу двенадцать томительных днейИз жизни куда-то пропало:Там было восьмое число сентября –Здесь сразу двадцатое стало.И не было жаль мне потерянных дней,Я только боялся другого:Вернувшись в Россию в положенный срок,Найти на границе их снова.

Вагон железной дороги

<Около 14 января 1900

По пути в Москву>

Ночь в Колизее

Посвящается Его сиятельству кн. И.

Спит великан Колизей,Смотрится месяц в окошки.Тихо меж черных камнейКрадутся черные кошки.Это потомки пантер,Скушавших столько народуВсем христианам в пример,Черни голодной в угоду.Всюду меж черных камнейЧерные ходы. БывалоВ мраке зловещих ночейСколько здесь львов завывало!!Тихо… Подохли все львы,Смотрится месяц в окошки.Смутно чернея средь тьмы,Крадутся черные кошки…

Колизей. <Рим>

12 часов ночи 15 июля

<1900>

«Душно в городе! Как только…»

Душно в городе! Как толькоСнег растает под лучами, –Закажу себе ботинкиС двухдюймовыми гвоздями,Приготовлю «Lederhosen»,Альпеншток с крюком из рога,«Ruckensak» себе достану,Колбасы возьму немного.И лишь первый луч заглянетВ запыленное оконце –Набекрень надену шляпу,Порыжелую от солнца.И пойду себе я в горыС неизменным красным гидом,Поражая и пугаяВсех прохожих диким видом.Побегут за мной мальчишкиВосхищенною толпою(Я люблю быть популярным,От читателей не скрою).А когда, минуя город,Я один останусь в поле,А кругом засвищут птицы,Запоют ручьи на воле,Затяну я тоже песню,Откликаясь птичкам дальним,Хоть отнюдь не обладаюЯ талантом музыкальным,Хоть ни разу верной нотыЯ не взял… Но вот привычка:Если я один останусь,То пою всегда, как птичка.

7 января 1901

Ташкент

«Поздно утром в час полдневный…»

Поздно утром в час полдневныйСпал я в комнате своей.Вдруг раздался голос гневный,Стук ужасный, крик плачевный –Будто кто-то заметался у моих дверей.Ясно помню ожиданье,Солнца яркое сиянье,На бензинке бормотанье закипающей воды…И промолвил голос грозно:«Стыдно, стыдно спать так поздно,Когда обе встали мы!Наши кофты не дошиты,Рукава у них не вшиты,Не разрезаны холсты.Мы сердиты до экстаза,Киселев уж был два раза –И вставайте тоже вы!»Я проснулся, встрепенулся,Потянулся, заворчал;Шевельнулось в сердце что-то,«Уходите вы в болото!» –Чуть я было не сказал.После было умыванье,Умывальника журчанье,После – чаю разливанье,Бесконечное ворчанье,В магазинах разных шлянье,Всевозможные страданьяПредотъездной суетни:То кистей исчезновенье,То нежданное явленьеНадоедливых гостей,Чья-то кофта в нафталине –Всё тонуло, как в трясине,В этом хаосе вещей.«Я собраться не успею,Не поеду в Пиренеи,К Балеарским островам.Удеру от вас на полюсИ в Норвегии устроюсьИ останусь летом там».Полтора часа осталось,Всё скатилось, замешалось,Ошалели сразу все.Киселев над ниткой тщится,В вихре бешеном кружитсяБелка – белка в колесе.Ранцев быстрое вязанье,Экипажа ожиданье,Страшно тихая езда;В кассе спор о Тарасконе…Наконец – сидим в вагоне,На окошке Календа.

В вагоне 7 июня <1901>

утром, подъезжая к Foix

«Лизавета Николавна…»

Лизавета НиколавнаИскус выдержала славно –И в своих больших ботинкахВверх всползла на четвереньках.Лизавета же СергевнаОтнеслася к горам гневно:Чуть не с самого началаЗастонала, заворчала,Вся в кровавых пятнах стала,Застонала, заскрипелаИ на камень злобно села.Я ж, свершивши восхожденье,Ощутил вдруг вдохновенье,Стилограф скорей досталИ всё это написал.Но по просьбе КиселеваПрибавляю еще слово:Он ходил, сопел, молчалИ пейзажи гор писал.Без крючков, гвоздей и палокЛезли мы на кряжи гор,Чтоб, поднявшись выше галок,Любоваться на простор.Полны детской, чистой веры,Что в горах найдем пещеры.Но, пока мы кверху лезли,Те коварно вдруг исчезли.

<8 июня 1901