Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920 Страница 46

«Ревнивый ветер треплет шаль…»

Ревнивый ветер треплет шаль.Мне этот час сужден — от века.Я чувствую у рта и в вéкахПочти звериную печаль.

Такая слабость вдоль колен!— Так вот она, стрела Господня!— Какое зарево! — СегодняЯ буду бешеной Кармен.

…Так, руки заложив в карманы,Стою. Меж нами океан.Над городом — туман, туман.Любви старинные туманы.

19 августа 1917

«Из Польши своей спесивой…»

Из Польши своей спесивойПринес ты мне речи льстивые,Да шапочку соболиную,Да руку с перстами длинными,Да нежности, да поклоны,Да княжеский герб с короною.

— А я тебе принеслаСеребряных два крыла.

20 августа 1917

«Молодую рощу шумную…»

Молодую рощу шумную —Дровосек перерубил.То, что Господом задумано —Человек перерешил.

И уж роща не колышется —Только пни, покрыты ржой.В голосах родных мне слышитсяТемный голос твой чужой.

Все мерещатся мне дивныеТемных глаз твоих круги.— Мы с тобою — неразрывные,Неразрывные враги.

20 августа 1917

«С головою на блещущем блюде…»

С головою на блещущем блюдеКто-то вышел. Не я ли сама?На груди у меня — мертвой грудою —Целый город, сошедший с ума!

А глаза у него — как у рыбы:Стекленеют, глядят в небосклон,А над городом — мертвою глыбой —Сладострастье, вечерний звон.

22 августа 1917

«Собрались, льстецы и щеголи…»

Собрались, льстецы и щеголи,Мы не страсти праздник праздновать.Страсть-то с голоду, да с холоду, —Распашная, безобразная.

Окаянствует и пьянствует,Рвет Писание на части…— Ах, гондолой венецьянскоюПодплывает сладострастье!

Роза опытных садовниковЗа оградою церковною,Райское вино любовников —Сладострастье, роза кровная!

Лейся, влага вдохновенная,Вожделенное токайское —За <нетленное> — блаженноеСладострастье, роскошь райскую!

22 августа 1917

«Нет! Еще любовный голод…»

Нет! Еще любовный голодНе раздвинул этих уст.Нежен — оттого что молод,Нежен — оттого что пуст.

Но увы! На этот детскийРот — Шираза лепестки!—Все людское людоедствоТочит зверские клыки.

23 августа 1917

Иосиф

Царедворец ушел во дворец.Раб согнулся над коркою черствой.Изломала — от скуки — ларецМолодая жена царедворца.

Голубям раскусила зоба,Исщипала служанку — от скуки,И теперь молодого рабаПритянула за смуглые руки.

— Отчего твои очи грустны?В погребах наших — царские вина!— Бедный юноша — я, вижу сны!И служу своему господину.

— Позабавь же свою госпожу!Солнце жжет, господин наш — далёко…— Я тому господину служу,Чье не дремлет огромное око.

Длинный лай дозирающих псов,Дуновение рощи миндальной.Рокот спорящих голосовВ царедворческой опочивальне.

— Я сберег господину — казну.— Раб! Казна и жена — не едино.— Ты алмаз у него. Как дерзну —На алмаз своего господина?!

Спор Иосифа! Перед тобой —Что — Иакова единоборство!И глотает — с улыбкою — войМолодая жена царедворца.

23 августа 1917

«Только в очи мы взглянули — без остатка…»

Только в очи мы взглянули — без остатка,Только голос наш до вопля вознесен —Как на горло нам — железная перчаткаОпускается — по имени — закон.Слезы в очи загоняет, воды —В берега, проклятие — в уста.И стремит железная свободаВольнодумца с нового моста.И на грудь, где наши рокоты и стоны,Опускается железное крыло.Только в обруче огромного законаМне просторно — мне спокойно — мне светло.

25 августа 1917

«Мое последнее величье…»

Мое последнее величьеНа дерзком голоде заплат!В сухие руки ростовщичьиСнесен последний мой заклад.

Промотанному — в ночь — наследствуУ Господа — особый счет.Мой — не сошелся. Не по средствамМне эта роскошь: ночь и рот.

Простимся ж коротко и просто— Раз руки не умеют красть! —С тобой, нелепейшая роскошь,Роскошная нелепость! — страсть!

1 сентября 1917

«Без Бога, без хлеба, без крова…»

Без Бога, без хлеба, без крова,— Со страстью! со звоном! со славой! —Ведет арестант чернобровыйВ Сибирь — молодую жену.

Когда-то с полуночных палубВзирали на Хиос и Смирну,И мрамор столичных кофеенИм руки в перстнях холодил.

Какие о страсти прекраснойВелись разговоры под скрипку!Тонуло лицо чужестранцаВ египетском тонком дыму.

Под низким рассеянным небомВперед по сибирскому трактуВедет господин чужестранныйДомой — молодую жену.

3 сентября 1917

«Поздний свет тебя тревожит…»

Поздний свет тебя тревожит?Не заботься, господин!Я — бессонна. Спать не можетКто хорош и кто один.

Нам бессонница не бремя,Отродясь кипим в котле.Так-то лучше. Будет времяТелу выспаться в земле.

Ни зевоты, ни ломоты,Сын — уснул, а друг — придет.Друг за матерью присмотрит,Сына — Бог побережет.

Поделю ж, пока пригожа,И пока одной невмочь, —Бабью жизнь свою по-божьи:Сыну — день, а другу — ночь.

4 сентября 1917

«Я помню первый день, младенческое зверство…»

Я помню первый день, младенческое зверство,Истомы и глотка божественную муть,Всю беззаботность рук, всю бессердечность сердца,Что камнем падало — и ястребом — на грудь.

И вот — теперь — дрожа от жалости и жара,Одно: завыть, как волк, одно: к ногам припасть,Потупиться — понять — что сладострастью кара —Жестокая любовь и каторжная страсть.

4 сентября 1917

Петров конь роняет подкову

(отрывок)

И, дрожа от страстной спеси,В небо вознесла ладоньРаскаленный полумесяц,Что посеял медный конь.

Сентябрь 1917

«Тот — щеголем наполовину мертвым…»

Тот — щеголем наполовину мертвым,А этот — нищим, по двадцатый год.Тот говорит, а этот дышит. ТотБыл ангелом, а этот будет чертом.

Встречают-провожают поездаИ….. слушают в пустынном храме,И все глядит — внимательно — как даме —Как женщине — в широкие глаза.

И все не может до конца вздохнутьТоварищ младший, и глотает — яро,Расширенными легкими — сигарыИ города полýночную муть.

И коротко кивает ангел падший,Когда иссяк кощунственный словарь,И расстаются, глядя на фонарь,Товарищ старший и товарищ младший.

6 сентября 1917

«Ввечеру выходят семьи…»

Ввечеру выходят семьи.Опускаются на скамьи.Из харчевни — пар кофейный.Господин клянется даме.

Голуби воркуют. КрендельПравит триумфальный вход.Мальчик вытащил занозу.— Господин целует розу. —

Пышут пенковые трубки,Сдвинули чепцы соседки:Кто — про юбки, кто — про зубки.Кто — про рыжую наседку.

Юноша длинноволосый,Узкогрудый — жалкий стихСочиняет про разлуку.— Господин целует руку.

Спят  . . . . . ., спят ребята,Ходят прялки, ходят зыбки.Врет матрос, портной горбатыйВстал, поглаживая скрипку.

Бледный чужестранец пьяный,Тростью в грудь себя бия,Возглашает: — Все мы братья!— Господин целует платье.

Дюжина ударов с башни— Доброй ночи! Доброй ночи!— Ваше здравие! За Ваше!(Господин целует в очи).

Спит забава, спит забота.Скрипача огромный горбЗапрокинулся под дубом.— Господин целует в губы.

6 сентября 1917