Эдгар По - Ворон(переводы) Страница 5

сказать эта печальная, неуклюжая, злополучная, худая и вещая птица,

каркая свое: "Больше никогда!"

Я оставался в таком положении, теряясь в мечтах и догадках, и, не

обращаясь ни с единым словом к птице, огненные глаза которой

сжигали меня теперь до глубины сердца, я все силился разгадать тайну, а

голова моя привольно покоилась на бархатной подушке, которую ласкал

свет лампы, -на том фиолетовом бархате, ласкаемом светом лампы, куда

она уже не склонит своей головки больше никогда!

Тогда мне показалось, что воздух начал мало-помалу наполняться

клубами дыма, выходившего из кадила, которое раскачивали серафимы,

стопы которых скользили по коврам комнаты. "Несчастный! – вскричал я

себе. – Бог твой чрез своих ангелов дает тебе забвение, он посылает тебе

бальзам забвения, чтобы ты не вспоминал более о своей Леноре! Пей,

пей этот целебный бальзам и забудь погибшую безвозвратно Ленору!"

Ворон каркнул: "Больше никогда!"

"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь, птица или дьявол, но

все-таки пророк! Будь ты послан самим искусителем, будь ты выкинут,

извергнут бурею, но ты – неустрашим: есть ли здесь, на этой пустынной,

полной грез земле, в этой обители скорбей, есть ли здесь, – поведай мне

всю правду, умоляю тебя, – есть ли здесь бальзам забвенья? Скажи, не

скрой, умоляю!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"

"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь,.птица или дьявол, но

все-таки пророк! Во имя этих небес, распростертых над нами, во имя

того божества, которому мы оба поклоняемся, поведай этой горестной

душе, дано ли будет ей в далеком Эдеме обнять ту святую, которую

ангелы зовут Ленорой, прижать к груди мою милую, лучезарную

Ленору!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"

"Да будут же эти слова сигналом к нашей разлуке, птица или

дьявол!- вскричал я, приподнявшись с кресла. – Иди снова на бурю,

вернись к берегу плутоновой ночи, не оставляй здесь ни единого

черного перышка, которое могло бы напомнить о лжи, вышедшей из

твоей души! Оставь мой приют неоскверненным! Покинь этот бюст над

дверью моей комнаты. Вырви свой клюв из моего сердца и унеси свой

призрачный образ подальше от моей двери!" Ворон каркнул: "Больше

никогда!"

И ворон, неподвижный, все еще сидит на бледном бюсте Паллады,

как раз над дверью моей комнаты, и глаза его смотрят, словно глаза

мечтающего дьявола; и свет лампы, падающий на него, бросает на пол

его тень; и душа моя из круга этой тени, колеблющейся по полу, не

выйдет больше никогда!

Дм. Мережковский 1890

Северный вестник, 1890, N 11

Погруженный в скорбь немую

и усталый, в ночь глухую,

Раз, когда поник в дремоте

я над книгой одного

Из забытых миром знаний,

книгой полной обаяний, -

Стук донесся, стук нежданный

в двери дома моего:

"Это путник постучался

в двери дома моего,

Только путник-

больше ничего".

В декабре-я помню-было

это полночью унылой.

В очаге под пеплом угли

разгорались иногда.

Груды книг не утоляли

ни на миг моей печали-

Об утраченной Леноре,

той, чье имя навсегда-

В сонме ангелов-Ленора,

той, чье имя навсегда

В этом мире стерлось-

без следа.

От дыханья ночи бурной

занавески шелк пурпурный

Шелестел, и непонятный

страх рождался от всего.

Думал, сердце успокою,

все еще твердил порою:

"Это гость стучится робко

в двери дома моего,

"Запоздалый гость стучится

в двери дома моего,

Только гость -

и больше ничего!"

И когда преодолело

сердце страх, я молвил смело:

"Вы простите мне, обидеть

не хотел я никого;

"Я на миг уснул тревожно:

слишком тихо, осторожно, -

"Слишком тихо вы стучались

в двери дома моего…"

И открыл тогда я настежь

двери дома моего-

Мрак ночной, -

и больше ничего.

Все, что дух мой волновало,

все, что снилось и смущало,

До сих пор не посещало

в этом мире никого.

И ни голоса, ни знака -

из таинственного мрака…

Вдруг "Ленора!" прозвучало

близ жилища моего…

Сам шепнул я это имя,

и проснулось от него

Только эхо -

больше ничего.

Но душа моя горела,

притворил я дверь несмело.

Стук опять раздался громче;

я подумал: "ничего,

"Это стук в окне случайный,

никакой здесь нету тайны:

"Посмотрю и успокою

трепет сердца моего,

"Успокою на мгновенье

трепет сердца моего.

Это ветер, -

больше ничего".

Я открыл окно, и странный

гость полночный, гость нежданный,

Ворон царственный влетает;

я привета от него

Не дождался. Но отважно, -

как хозяин, гордо, важно

Полетел он прямо к двери,

к двери дома моего,

И вспорхнул на бюст Паллады,

сел так тихо на него,

Тихо сел, -

и больше ничего.

Как ни грустно, как ни больно, -

улыбнулся я невольно

И сказал: "Твое коварство

победим мы без труда,

"Но тебя, мой гость зловещий,

Ворон древний. Ворон вещий,

"К нам с пределов вечной Ночи

прилетающий сюда,

"Как зовут в стране, откуда

прилетаешь ты сюда?"

И ответил Ворон:

"Никогда".

Говорит так ясно птица,

не могу я надивиться.

Но казалось, что надежда

ей навек была чужда.

Тот не жди себе отрады,

в чьем дому на бюст Паллады

Сядет Ворон над дверями;

от несчастья никуда, -

Тот, кто Ворона увидел, -

не спасется никуда,

Ворона, чье имя:

"Никогда".

Говорил он это слово

так печально, так сурово,

Что, казалось, в нем всю душу

изливал; и вот, когда

Недвижим на изваяньи

он сидел в немом молчаньи,

Я шепнул: "как счастье, дружба

улетели навсегда,

Улетит и эта птица

завтра утром навсегда".

И ответил Ворон:

"Никогда".

И сказал я, вздрогнув снова:

"Верно молвить это слово

"Научил его хозяин

в дни тяжелые, когда

"Он преследуем был Роком,

и в несчастьи одиноком,

"Вместо песни лебединой,

в эти долгие года

"Для него был стон единый

в эти грустные года -

Никогда, – уж больше

никогда!"

Так я думал и невольно

улыбнулся, как ни больно.

Повернул тихонько кресло

к бюсту бледному, туда,

Где был Ворон, погрузился

в бархат кресел и забылся…

"Страшный Ворон, мой ужасный