Генрих Гейне - Романсеро Страница 5

На картине шелкотканой.

И, стряхнув оцепененье,

Дама сходит с трубадуром,

И до света обе тени

Бродят вновь по залам хмурым.

Смех, объятья, нежный лепет,

Горечь сладостных обетов,

Замогильная галантность

Века рыцарей-поэтов.

"Жоффруа! Погасший уголь

Загорелся жаром новым.

Сердце мертвое подруги

Ты согрел волшебным словом".

"Мелисанда! Роза счастья!

Всю земную боль и горе

Я забыл -- и жизни радость

Пью в твоем глубоком взоре".

"Жоффруа! Для нас любовь

Сном была в преддверье гроба.

Но Амур свершает чудо,-

Мы верны и в смерти оба".

"Мелисанда! Сон обманчив,

Смерть -- ты видишь -- также мнима.

Жизнь и правда -- лишь в любви,

Ты ж навеки мной любима!"

"Жоффруа! В старинном замке

Любо грезить под луною.

Нет, меня не тянет больше

К свету, к солнечному зною".

"Мелисанда! Свет и солнце -

Все в тебе, о дорогая!

Там, где ты, -- любовь и счастье,

Там, где ты, -- блаженство мая!"

Так болтают, так блуждают

Две влюбленных нежных тени,

И, подслушивая, месяц

Робко светит на ступени"

Но, видениям враждебный,

День восходит над вселенной -

И, страшась, они бегут

В темный зал, в- ковер настенный.

ПОЭТ ФИРДУСИ

К одному приходит злато,

Серебро идет к другому,-

Для простого человека

Все томаньг -- серебро.

Но в устах державных шаха

Все томаны -- золотые,

Шах дарит и принимает

Только золотые деньги,

Так считают все на свете,

Так считал и сам великий

Фирдуси, творец бессмертной

Многоелавной "Шах-наме".

Эту песню о героях.

Начал он по воле шаха.

Шах сулил певцу награду:

Каждый стих -- один томан.

Расцвело семнадцать весен,

Отцвело семнадцать весен,

Соловей прославил розу

И умолк семнадцать раз,

А поэт-сидел прилежно

У станка крылатой мысли,

День и ночь трудясь прилежно,

Ткал ковер узорной песни!

Ткал поэт ковер узорный

И вплетал в него искусно

Все легенды Фарсистана,

Славу древних властелинов,

Своего народа славу,

Храбрых витязей деянья,

Волшебство и злые чары

В раме сказочных цветов.

Все цвело, дышало, пело,

Пламенело, трепетало,-

Там сиял, как свет небес,

Первозданным свет Ирана,

Яркий, вечный свет, не меркший

Вопреки Корану, муфти,

В храме огненного духа,

В сердце пламенном поэта.

Завершив свое творенье,

Переслал поэт владыке.

Манускрипт великой песни:

Двести тысяч строк стихов.

Это было в банях Гасны,-

В старых банях знойной Гасны

Шаха черные посланцы

Разыскали Фирдуси.

Каждый нес мешок с деньгами

И слагал к ногам поэта,

На колени став, высокий,

Щедрый дар за долгий труд.

И поэт нетерпеливо

Вскрыл мешки, чтоб насладиться

Видом золота желанным,-

И отпрянул, потрясенный.

Перед ним бесцветной грудой

Серебро в мешках лежало -

Двести тысяч, и поэт

Засмеялся горьким смехом.

С горьким смехом разделил он

Деньги на три равных части.

Две из них посланцам черным

Он, в награду за усердье,

Роздал -- поровну обоим,

Третью банщику он бросил

За его услуги в бане:

Всех по-царски наградил.

Взял он страннический посох

И, столичный град покинув,

За воротами с презреньем

Отряхнул с сандалий прах.

II

"Если б только лгал он мне,

Обещав -- нарушил слово,

Что же, людям лгать не ново,

Я простить бы мог вполне.

Но ведь он играл со мной,

Обнадежил обещаньем,

Ложь усугубил молчаньем,-

Он свершил обман двойной.

Был он статен и высок,

Горд и благороден ликом,-

Не в пример другим владыкам

Царь от головы до ног.

Он, великий муж Ирана,

Солнцем глядя мне в глаза,-

Светоч правды, лжи гроза,-

Пал до низкого обмана!"

III

Шах Магомет окончил пир.

В его душе любовь и мир.

В саду у фонтана, под сенью маслин,

На красных подушках сидит властелин.

В толпе прислужников смиренной -

Анзари, любимец его неизменный.

В мраморных вазах, струя аромат,

Буйно цветущие розы горят,

Пальмы, подобны гуриям рая,

Стоят, опахала свои колыхая.

Спят кипарисы полуденным сном,

Грезя о небе, забыв о земном.

И вдруг, таинственной вторя струне,

Волшебная песнь полилась в тишине.

И шах ей внемлет с огнем в очах.

"Чья эта песня?" -- молвит шах.

Анзари в ответ: "О владыка вселенной,

Той песни творец -- Фирдуси несравненный".

"Как? Фирдуси? -- изумился шах.-

Но где ж он, великий, в каких он краях?"

И молвил Анзари: "Уж много лет

Безмерно бедствует поэт.

Он в Туе воротился, к могилам родным,

И кормится маленьким садом своим".

Шах Магомет помолчал в размышленье

И молвил: "Анзари, тебе повеленье!

Ступай-ка на скотный мой двор с людьми,

Сто мулов, полсотни верблюдов возьми.

На них,нагрузи драгоценностей гору,

Усладу сердцу, отраду взору, -

Заморских диковин, лазурь" изумруды,

Резные эбеновые сосуды,

Фаянс, оправленный кругом

Тяжелым золотом и серебром,

Слоновую кость, кувшины и кубки,

Тигровы шкуры, трости, трубки,

Ковры и шали, парчовые ткани,

Изготовляемые в Иране.

Не позабудь вложить в тюки

Оружье, брони и чепраки

Да самой лучшей снеди в избытке,

Всех видов яства и напитки,

Конфеты, миндальные торты, варенья,

Разные пироги, соленья..

Прибавь двенадцать арабских коней,

Что стрел оперенных и ветра быстрей,

Двенадцать невольников чернотелых,

Крепких, как бронза, в работе умелых.

Анзари, сей драгоценный груз

Тобой доставлен будет в Туе

И весь, включая мой поклон,

Великому Фирдуси вручен".

Анзари исполнил повеленья,

Навьючил верблюдов без промедленья, -

Была несметных подарков цена

Доходу с провинции крупной равна.

И вот Анзари в назначенный срок

Собственноручно поднял флажок

На них,нагрузи драгоценностей гору,

Усладу сердцу, отраду взору, -

Заморских диковин, лазурь" изумруды,

Резные эбеновые сосуды,

Фаянс, оправленный кругом

Тяжелым золотом и серебром,

Слоновую кость, кувшины и кубки,

Тйгровы шкуры, трости, трубки,

Ковры и шали, парчовые ткани,

Изготовляемые в Иране.

Не позабудь вложить в тюки

Оружье, брони и чепраки

Да самой лучшей снеди в избытке,

Всех видов яства и напитки,

Конфеты, миндальные торты, варенья,

Разные пироги, соленья..

Прибавь двенадцать арабских коней,

Что стрел оперенных и ветра быстрей,

Двенадцать невольников чернотелых,

Крепких, как бронза, в работе умелых.

Анзари, сей драгоценный груз

Тобой доставлен будет в Туе

И весь, включая мой поклон,

Великому Фирдуси вручен".

Анзари исполнил повеленья,

Навьючил верблюдов без промедленья, -

Была несметных подарков цена

Доходу с провинции крупной равна.

И вот Анзари в назначенный срок

Собственноручно поднял флажок

И знойною -степью вглубь Ирана

Двинулся во главе каравана.

Шли восемь дней и с девятой зарей

Туе увидали вдали под горой.

Шумно и весело, под барабан,

С запада в город вошел караван.

Грянули враз: "Ля-иль-ля иль алла!"

Это ль не песня триумфа была!

Трубы ревели, рога завывали,

Верблюды, погонщики -- все ликовали.

А в тот же час из восточных ворот

Шел с погребальным плачем народ.

К тихим могилам, белевшим вдали,

Прах Фирдуси по дороге несли.

НОЧНАЯ ПОЕЗДКА

Вздымалась волна. Полумесяц из туч

Мерцал так робко нам.

Когда садились мы в челнок,

Нас трое было там.

Докучливо весла плескались в воде,

Скрипели по бортам,

И с шумом волна белопенная нас

Троих заливала там.

Она, бледна, стройна, в челне

Стояла, предавшись мечтам.

Дианою мраморною тогда

Она казалась нам.

А месяц и вовсе исчез. Свистел

Ветер, хлеща по глазам.

Над нами раздался пронзительный крик

И взмыл высока к небесам.

То призрачно-белая чайка была;

Тот вопль ужасный нам

Сулил беду. И всем троим

Так жутко стало там.

Быть может, я болен и это - бред?

Понять не могу я сам.

Быть может, я сплю? Но где же конец

Чудовищным этим снам?

Чудовищный бред! Пригрезилось мне,

Что я -- Спаситель сам,

Что я безропотно крест влачу

По каменистым стезям.

Ты, бедная, угнетена, Красота,

Тебе я спасение дам -

От боли, позора, пороков, нужды,

Всесветных зловонных ям.

Ты, бедная Красота, крепись:

Лекарство я горькое дам,

Я сам поднесу тебе смерть, и пусть

Сердце мое -- пополам!

Безумный бред! Кошмарный сон!

Проклятье этим мечтам!

Зияет ночь, ревет волна...

Укрепи, дай твердость рукам,

Укрепи меня, боже милосердный мой!