Алишер Навои - Газели Страница 5

Часть 3.

Сердце взял мое сын мага, кубки магов срок подать,Ведь теперь для нас не благо — в праведности пребывать.

Разлучился я с луною, вне себя я быть хочу:Чаши мне подай, о кравчий, небу вечному под стать.

Нам, кабацким забулдыгам, пить вино разрешено.В том, кто видит мир в руинах, поселилась благодать.

Кравчий, мы впитали душу жизненосного вина,Но уста усладу пьющих не желают уставать.

Хмель сродни душе и крови, не затем ли мудрый врач,Кровь пустив, ее частицы склонен «душами» назвать?

Поутру б опохмелиться, да закрыт питейный дом,Вот и я зову аллаха — «Все способный отверзать!»

Отчего в питейном гомон? Видно, с девушкой-лозойНавои, подобно пиру, любит шашни затевать.

От синих язв камней разлуки я погорел средь бела дня,Гумно мое заполыхало в ночи от серного огня.

Мою унылую лачугу огонь разлуки озарил,Из-под ее убогой кровли тьму непроглядную гоня.

На коже родинку и алиф ты, взяв индиго, навела;И алифы стал вырезать я, и язвы прижигать, браня.

Для стрел ее метою сделал я сердце — и разбогател:Дороже яхонта отныне стрела любая для меня!

Украсив золотой фольгою обличья роз в моем саду,Она ушла, осенним тленом цветник весенний осеня.

Спасенья от самодовольства я и мечети не сыщу.Я в винном кабачке, отшельник, — там и отыщешь ты меня.

О Навои, пятном родимым она мне заслонила свет,И вот я, раздирая ворот, скриплю каламом, жизнь кляня.

Сердце кровью из ран обагрить я сумелИ в багряный тюльпан превратить я сумел.

Льдистым взором — рой капель на стрелах твоих —В градин полную горсть остудить я сумел.

Ту луну, что зеницею ока была,Чернотою тоски окружить я сумел.

Гнать меня? Просыпаться не стала она!До утра как собака провыть я сумел.

А узрев пузырьки на поверхности вод,Нежность уст твоих вообразить я сумел.

Хоть небесная мне и грозила карга,Козни злобные предотвратить я сумел.

Знак несчастья на желтом лице НавоиМыслью в желтый тюльпан обратить я сумел.

О соперники! Вам чаша вожделенья и желанья,Нам — приют тоски недужной и тревоги расставанья.

Я любовью весь истерзан, тело все в кровавых ранах,Будто недруги решили, чтоб платил им кровью дань я.

Дом Фархада и Меджнуна — это горы и долины.Я от их оков свободен в бесприютности скитанья.

В миг, когда младая пери поселилась в сердце мудром,Обернулись безрассудством все дотошные познанья.

Нет, в душе шалуньи этой не вписал я свое я имя:В ней бесследность, безымянность, отраженье без прозванья.

Я сражен любовью насмерть, но — умри сто мне подобных:В сердце, ласковом лишь с виду, не отыщешь состраданья!

Старца древнего, о боже, ты смутила мимоходом;Так пускай пройдет во благе гордость самолюбованья!

Все грехи прости, кабатчик, мне, отшельнику дурному:Мне за зло — добром платил ты с постоянством упованья.

Ты про Навои сказала, будто любит он другую:О творец, бессчетны этих подозрений сочетанья!

Знайте, что все розы мира — колкости шипов не стоят.Розоцветных вин кувшины — бед хмельных оков не стоят.

Если шах тысячелетье всей подлунной будет править,То и мига униженья дни всех тех веков не стоят.

Все отрады в продолженье жизни сотен поколенийИ минуты лицемерных властных пустяков не стоят.

Коль сандал или алоэ ты швырнуть захочешь в пламя,Дым окутает жаровню — и жаркое дров не стоит!

Все манящие в походы царства дальних небосклоновЕдкой пыли от походных грубых башмаков не стоят.

Ежели в любимой близость длится месяцы и годы,Но соперник есть — услада пары медяков не стоит!

Горний мир небытия ты, Навои, иному мируПредпочти. Все ласки света двух хромых шажков не стоят!

Луна в носилках, о постой, постой,В моих глазах останься на постой!

Твои глаза убийцами слывут,Но злей их — яд, коварный и густой.

Вздыхать я стал бы у твоих дверей, —Вздох обернется смертной пустотой!

Я стал Меджнуном у второй Лейли.Чудак смешон своею простотой.

Не диво, что полудремотных глазПолудобычей стал певец простой.

На родинку бы милую взглянутьИ захлебнуться счастья высотой.

О Навои, не думай о себе:Твой идол полн бесцельной суетой!

Зеркало становится водою от лица, что темень гонит прочь.Точно так, как ледяным сосулькам солнца вешнего не превозмочь.

Приподняв платок, ты показала, что равно прелестны лик и стан,Будто это в самый миг навруза, где спешат сравниться день и ночь!

Коль зашить расселины захочешь — в сердце, обращенном в сто кусков,То стрела, сшивающая сердце, станет для тебя иглой точь-в-точь.

Дремлют искорки разлуки в теле, превращенном в неостывший прах,Будто пламя, что булат из камня высекает, хлещет во всю мочь!

Что ж ты мое сердце изловила, что ж ты столько раз меня гнала:Ведь бежав из плена, зверь не станет больше до ошейника охоч!

Кравчий, в моем сердце скорбь вселенной, вековечной горестности дщерь, —Сделается пусть огонь печали чашею веселия точь-в-точь!

Откажись же от души и тела, Навои, — ведь нет в любви земнойСредства против горестей и жалоб: лишней мукой сердце не морочь!

Правоверные, слышите вы себялюбца стенанья?Взвился вопль до небес из страны, где живут мусульмане.

Обещал мне лобзания твой животворный рубин:Хоть была это ложь, оживили меня обещанья!

Солнце вырвалось ало из ласковых прядей твоих,Словно птица из плена, безумец — из пут назиданья!

В дни разлуки забыла меня луноликая та:Если близость найду, позабуду про дни расставанья.

Если в чаше вина отражен мой прелестный кумир,Нечестивцем я стану, расставшись с той сладкою данью.

Ты, что чести и славы все требуешь от Навои,Знай — от чести и славы ушел он в земные скитанья.

Цвет прядей твоих — это амбра иль мускус Китая?Вкус губ твоих — сахар иль меда струя золотая?

Бесчестья зуннаром не стали ли пряди твои?Не клонят ли смертные выю, его обретая?

Не сердца ль огнем пламенеет твой жаркий рубин?Не в чаше ль твоей — роза светится, как огневая?

Сердечной казны не стрела ль твоя стала замком,Где свежие губы, как перстня оправа литая?

«Хмельного влюбленного я умертвила!» — скажи.Противились шейхи, но ты их взманила, блистая!

Дехканин, меня в ее сад и цветник не тяни —Жасмин или роза верней? Вот задача простая!

Как лед ее сердце… Что ж сделаешь ты, Навои:Издашь ли ты вопль, иль заплачешь, тоски не скрывая?

Соловей, лишенный розы, умолкает, не поет;Попугай, лишенный лакомств, красноречье где найдет?

Я твоей любви лишился. Словно пламя — каждый вздох.Я вздыхаю, опасаясь, чтоб не вспыхнул небосвод.

И за то, что я не плачу, ты не упрекай меня:Кто давно от скорби умер, разве может плакать тот?

День и ночь молю аллаха — умертви, но не карай!Лучше потерять мне душу, чем терпеть разлуки гнет.

Вкруг свечи своей улыбки ночью вился мотылек,Он свечи своей лишился в час, когда заря встает.

Навои с тобой в разлуке птицей безголосой был.Не лишай раба отныне царственных своих щедрот!

Стрелы милой полетели в грудь мне, обнаружив путьСмерти — к сердцу, ну а сердцу входом в жизнь тот служит путь.

Как с окружности высокой к центру линии ведут,Так с небес несутся стрелы, намечая в душу путь.

Стрелами я весь изранен, горем я пронзен насквозь,В ливне стрел моя дорога, мой все хуже, хуже путь.

Пусть моей разлуки раны будут, как пути чертеж.Пусть моей прекрасной пери будет нужен этот путь.

У меня перед глазами ярких уст твоих мечта.Кровь из глаз моих струится — с мукой дружен этот путь.

Как же в кабачок свиданья, виночерпий, мне пройти? —Держит молодой и старый в сторону все ту же путь.

Навои, я зашиваю раны на груди своей,Чтоб осталась пери в сердце, чтобы закрыть наружу путь.

Недруги меня чернят. Кто подскажет, как мне быть?Пери, я не виноват. Кто подскажет, как мне быть?

Обижаемый людьми, их обидчиком слыву,Все в стране меня бранят. Кто подскажет, как мне быть?

Пери — наилучший врач. У меня любимой нет,Смерти избегу навряд. Кто подскажет, как мне быть?

Я народу нес добро, а народ со мной жесток,Милостью господь богат — пусть он скажет, как мне быть?

Навои, покину я родину — в родном краюНичему уже не рад. Кто подскажет, как мне быть?

Если б был я быстрым ветром, я б своей любви достиг.В прах у ног твоих прекрасных уронить хочу свой лик.

Меж камней в пустыне дикой окровавленный тюльпан —Я камнями милой ранен, я того цветка двойник.

Плачет все, когда я плачу, посмотрите на меня —Каждый глаз мой полон крови — он кровавых слез родник.

Клюв у ворона как будто красных губ твоих рубин, —Будто бы к губам любимой хищник в степь любви проник.

Глаз мой — цель, стрела-ресница, целься, целься прямо в глаз,Чтобы образ нежной пери из жемчужных слез возник.

Небо, красотой своею не торгуй — твоя звездаДрахмы для слепца не стоит, в темноте он жить привык.

Пишет Навои о пери, рассыпает жемчуг слов,Пери же в него кидает только камни каждый миг.

Сорок четверостиший