Семен Кирсанов - Гражданская лирика и поэмы Страница 5

ЕЛОЧНЫЙ СТИХ

Оделась в блеск,                      шары зажгла:«К вам в Новый год                              зайду-ка я!..»И в наши комнаты                                зашлаподруга              хвойнорукая.Стоят дома                     при свете дня,на крышах             дым топорщится,но если             крыши приподнять —весь город                  просто рощица!А в этой рощице —                             ребят!С игрушками!                       С подарками!Нам новогодие                              трубят,маша флажками                           яркими.И я иду               смотреть на Кремль,метель,             и брови в инее;там башня Спасская,                                     как ель,горит           звездой рубиновой.Весь город                в елках зашуршалв звон           новогодней полночи, —фонарь качается,                            как шар,и уличный               и елочный.Бывало,            в ночь под Рождествопрочтешь               в любом журнальчикерассказ про елку,                          барский столи о замерзшем                       мальчике.Теперь            таких журналов нет,—мороз              хватает за уши,но мальчиков                  по всей странене видно                замерзающих.Для них дрова                       трещат в печах,котлы и трубы                              греются;их жизнь            с оружьем на плечахсредь елей,          в пасмурных ночах,хранят              красноармейцы.И я стихами                  блеск зажег, —входите,            ель-красавица,на ветку             этот стих-флажокподвесьте,                 если нравится!

ГРАНИЦА В БУДУЩЕМ

Когда бой             пошлет рабочим                                      новую победуи подымет флаг                    страны соседней ЦИК,я еще раз,             может быть,                                 поеду:Негорелое — Столбцы.Пассажиры сходят                        с быстропоездаперед бывшей                   пограничною сосной,дети слазят,                  мамы беспокоятся,отдыхает                кит сверхскоростной.Под навесом                 старый столб хранится,рядом надпись,                      мраморно-бела.Мы читаем:               «Здесь была граница».И действительно                             она была.Дети спросят:                  — Кто она такая! —Объясняю,              гладя их рукой:— Паспорт проверяли,                                    пропуская…— Дяденька,              а паспорт                                кто такой? —Педагог             я очень маломощный:— Ну, таможня,                        чемодан неся…— А таможня —                это там, где можно?— Нет, ребятки,                   там, где все нельзя. —Непонятно детям —                        просто столбик,а куда приятней                           у окошка,                                            мчась,видеть,              как прекрасен                                    мира обликс вихрем             в триста километров                                                в час.И не будет                   ни одной                                   гранички!Ни жандармов,                          ни таможни,                                           ни столба.Впишут школьники                       в тетрадные страничкиэти          отмененные слова.Можно размечтаться                                    упоенно,а пока железное                             «нельзя!».Через наш рубеж                              шпана шпионовкра́дется,                  на брюхе к нам ползя.А пока спокойно                          паспорт сверьте,чемодан, —                       двойного нет ли дна?Самая священная                                 на свете,будь, граница,                        вся защищена!

ИСПАНИЯ

Я не очень-то рвусь                           в заграничный вояжи не очень охоч                        на разъезд.Велика и обильна                             страна моя,и порядок в ней                            должный есть.Но посмотришь на глобус —                                  для школьников шар,стран штриховка                                  и моря окраска, —сразу тысячью рейсов                                  махнет по ушамкругосветная качка                              и тряска.И чего прибедняться!                                     Хочу увидатьто,       чего мое зренье                                       не видело:где коралловым рифом                                            пухнет вода,Никарагуа,                   Монтевидео…Я мечтал,                          не скрываю,                                               право мое —жадным ухом                        прислушаться к говору,стобульварный Париж,                              стоэтажный Нью-Йорк,все вобрать это                          полностью                                                  в голову!Но сегодня,                     газету глазами скребя,я забыл             другие искания,все мечты о тебе,                         все слова для тебя —Испания!Вот махнуть бы сейчас                                    через все этажи!(Там —           окопы повстанцами роются…)И октябрьское знамя                                      на сердце                                                      зашитьастурийцам                          от метростроевцев.Ты на карте показана                              желтым штрихомв субтропическом                              теплом покое,а взаправду твой зной                           проштрихован штыком,я сейчас тебя вижу                                       такою!Не мерещатся мне                          улыбки Кармени гостиничное кофе.Мне б хоть ночь пролежать,                                           зажав карабин,с астурийским шахтером                                               в окопе.Кстати,            норму я сдал в позапрошлом году,ворошиловцы —                            надобны вам они,даже цветом волос                            за испанца сойду, —породнимся                 на красном                                      знамени!

НОГИ

В Париже              по Rue St-Honoré,и в синие сумерки                            проходил,где спит на пляжах                           витрин-морейвещь-змея               и вещь-крокодил.В стекле —             фарфоровый свет грудей,фаянсовых рук,                           неживых людей,розовой резины                          тягучая мазьна женщинах                    из пластических масс.Я подошел                    к одной из витрин.В вывеску                 вписывались огни,стекло зеркальное,                                а внутриящик            и две золотых ноги.Чулка тончайшего                                  чудо-вязьи ноги без туловища,                                    одни,—не воск,             не дерево,                              не фаянс.Живые —             вздрагивали они!Звездам            пора уже замерцать,созвездья              вползают на этажи;женщина в ящике                           ждет концаи несколько франков                             за эту жизнь.Вздрогнули мускулы                            под чулком,и дрожь эту                каждый увидеть мог…Родиться не стоило                                целиком,чтоб жить               рекламного парой ног.Но нечего делать,                        торговый Парижспускает шторы,              вдвигает болты;Париж            подсчитывает                                      барышза женские ноги,                             глаза                                        и рты.Поднят на крышу                            кометный хвост,гаснут слова                    и дрожат опять,кто спать в постель,                    кто спать под мост,а кто           еще одну ночь не спать…Я эту витрину                         ношу в мозгу,той дрожи                  нельзя замять и забыть;я, как спасение,                       помню Москву,где этого нет                      и не может быть.

КЛАДБИЩЕ ПЕР-ЛАШЕЗ