Борис Верховцев - Норматив Страница 5

Слово

В моём дворе был стол для домино,Построенный самими игроками,И я, дошкольник с толстыми очками,Там как-то слово вычитал одно.

Я плюнул бы и дальше побежалНе будь оно для чтения возможным,Но слово было жутко односложнымИ в память мне вонзилось как кинжал.

И я пытал товарищей своих,Что это слово означать могло бы?Они друг с другом спорили до злобы,Но этот спор с годами поутих.

Сквозь тьму веков уйдя корнями в люд,Теперь оно для многих будто фетиш,И надпись ту уже не реже встретишь,Чем «Пиццерия» и «Обмен валют».

Случайной знакомой

У запястья блестит остриё,Это всё. Моя ставка проиграна,И под корень безжалостно выдраноБезобидное чувство моё.

Переполнено сердце тоской,Но винить тебя в этом не вправе я…Кто-то пьёт у соседей за здравие,Я же выпью за свой упокой.

Пошатнувшись на хилых стопах,Догорала любовь, как в костре зола,Ты сказала «Не дам!», как отрезала,И рукою прикрыла свой пах.

Финал

На свете столько разной дряни,Что этим трудно пренебречь…Вот, например, курнёшь по пьяни,Накатит вал, замедлит речь.

Блестя отвисшими губами,Течёшь, как речка подо льдом,И догоняешься грибами,Потом с огромнейшим трудом.

Находишь старую кастрюльку,Кудахчешь громко: «Ко-ко-ко»,Кладёшь туда ещё граммулькуГустое варишь молоко.

И грузно на пол оседаяУ непрогретых батарей,На миг увидишь двери раяИ Боба Марли у дверей.

И понесёшься сквозь преградыИ сотни тысяч белых стен…Блажен, кто верует, камрады,А я, похоже, не блажен.

Эгоист и альтруист

У села Большие КочкиГде кружил осенний листПовстречались на мосточкеЭгоист и альтруист.

Друг на друга смотрят строго,Руки сунули в трико,Слишком узкая дорога,Слишком падать высоко.

«Пропусти меня, зараза» —Эгоист сказал, шипя«А иначе нà два глазаСтанет меньше у тебя».

Альтруист вскричал спесиво:«Так как я люблю людей,Люди скажут мне спасибо,Если сдохнешь ты, злодей!»

Двинул в пропасть эгоиста,Завязав его узлом…Так добро светло и чистоОдержало верх над злом.

Я бы

Я бы бросил всё к твоим ногамОт альпийских гор и до Урала,От Канар и, скажем, до Багам,Только бы ты, детка, не орала.

Я бы мог достать тебе Луну,Разогнать ненастную погоду,И рывком бы поднял целину —Всё тебе, любимая, в угоду.

Жемчуга ловил бы по утрам,И ничуть не хуже Тадж-МахалаМраморный возвёл бы в поле храм,Лишь бы ты от скуки не вздыхала.

И в порядке милой чепухиПреподнёс Шампань с её винишком…Но дарить французские духи —Это, извини уж, как-то слишком… 

2007

Более-менее

Погружаюсь, ухожу в постоянноеСостояние болезненно-пьяное,И шуршу в нём втихаря, как растение:Ночью — более,Утром — менее.И родные так и лезут с советами,Книжки дарят, дивидишки с балетами,Я, конечно, уважаю их мнение,Но не более.Даже менее.А подарки их пропил безвозвратно яИ в такое впал пике преразвратное,Что дня три потом сидел на рассоле я…Да, не менее.Даже более.А она уж потихоньку спускается…Вот теперь они, конечно, раскаютсяИ напишут в некролог извинения —Кто-то более,Кто-то менее.

В больнице номер тридцать шесть

В больнице номер тридцать шестьЕсть всё, что нужно для больницы:Есть гардероб и пальмы есть,Журналы, «Жёлтые страницы».

Везде комфорт, везде уют,Сияют лампы мягким светом,Буфет сравним по видам блюдС номенклатурным спецбуфетом.

Полы начищены — блестят,На окнах шторочки льняные,В стерильных койках шелестятРазличной степени больные.

Вот только мрут, не перечесть —Лечить никто их не умеет,Но для больницы тридцать шестьСей факт значенья не имеет.

Великий страдалец

Сколько выслушать всего довелось,Мол, в стихах твоих «ни правды, ни света»,«Не умеешь — не берись», «лучше брось»,«Что угодно делай, только не это»…

Я за спесь плачу кредиты сполна,Я до пены загоняю Пегаса,А в меня летят потоки говнаВ форме критики «высокого» класса.

Но пока с горы не свистнет мой рак,Для меня ваш едкий трёп — не преграда:Как не надо — знает каждый дурак,Да никто, увы, не знает, как надо.

Возрастное

Лишь только я душой простился с детством,И взрослый мир открылся страшным сном —Как в творчестве запахло декадентствомИ прочим малорадостным говном.

И что бы я уже ни делал после,Пытаясь обмануть себя в душе,Стенанья расплодились и примёрзлиКаскадом отвратительных клише.

И лёгкость слов утрачена навечно,И только тем забита голова,Что радость коротка, а жизнь конечна —Тем, что и так для всех — как дважды два.

Встреча

— Это ты? — Это я… — Не узнал! — Не беда.— Как дела? — Хорошо. Замечательно.— Где живёшь? Как семья? — Я ушёл… — Навсегда??— Навсегда. Насовсем. Окончательно.

— Ты работаешь? — Нет… — Почему? — А зачем?— Ну а как же карьера? Стремления?Хочешь дельный совет? — Я советы не ем.— Я по дружбе, дурак… — Тем не менее.

— Так, выходит, ты счастлив? — Выходит, что да…А к чему мне пустые страдания?— Мне туда, а тебе? — Мне совсем не туда.— Ну пока, будь здоров… — До свидания.

Гитлер нихт капут

«Недавно вышедшую книгу „Гитлер в Аргентине“ уже назвали сенсацией века. Ее автор Абель Басти утверждает, что глава Третьего рейха не покончил с собой в 45-м году, а вместе с Евой Браун сбежал из Германии по фальшивому паспорту и поселился в собственном доме в Аргентине»

Вот это да! Вот это поворот!Такого не представить и в бреду:Мы думали, что он давно в аду,А он, гляди, совсем наоборот!

Таится средь тропических кущейВ одной из лучших в мире флор и фаун,Из ложечки кормясь у Евы БраунДиетой из плодов и овощей.

Сосед по даче, Пресли, по утрамПоёт бесплатно вечные хиты,Гагарин дарит лунные цветы,Которые выращивает сам.

Конечно, в это верится с трудом,Но тот, кто у истории в долгу,Да будет послан к фюреру-врагуС приказом уничтожить этот дом.

А даже если там его и нет —Взорвите всё в окрестных областях,Проделав брешь в «пикантных» новостяхДебильных одноклеточных газет.

Дело тонкое

В Ираке арестован человек, который снял на камеру мобильного телефона казнь Саддама Хусейна и обнародовал запись в Интернете

Как истребить по-быстрому народ?А способ даже очень немудрён:Ведётся президент на эшафот,Включается мобильный телефон.

Снимается на видео петля,Фиксируются крики палачей:«Умри, злодей, кебаб твою люля!»«Ура, теперь верблюд его — ничей!»

А после уж преследуется тот,Кто гадость эту выложил в сети,Заводится на тот же эшафот,И так по кругу, господи прости.

Десять заповедей