Гарри Гордон - Птичьи права Страница 5

«Лягушка по морю плыла…»

Лягушка по морю плыла,Она в отчаяньи была.А чайки квакали над ней,А крабы замерли на дне.

Лягушка вспоминала, мучаясь,Родной реки родную грязь,А рядом плыли по-лягушачьиМальчишки, весело смеясь.

Ей виделись ее сородичи,Кувшинки, над водой лоза,И закрывала она с горечьюСвои соленые глаза.

А это море так опасно,В нем только даль, в нем только стынь.И так убийственно прекраснаЕго просоленная синь.

«Тяжелая земля спала на трех китах…»

Тяжелая земля спала на трех китах,И высоко, посередине ночиСтрадал комар, да безутешно так,Как будто сам не знал, чего он хочет.

Тумана сгусток, ящерицы бред,Страдал комар, слоняясь по долине.Так, может быть, страдает в ноябреСлучайный запах высохшей полыни.

Приснившееся Богу существо,Живущее на свете без причины,С рожденья ощутившее кончину,Страдание он сделал ремеслом.

Не знал, не ждал, не верил, не любил,Лишенный крови, родины, заботы,Для одиночества ничтожным слишком был,И слишком легковесным для свободы.

Страдал комар над миром теплых тел,И бесконечно малого хотел.

«Он руки на груди сложил…»

Н. Л.

Он руки на груди сложил,Под головой кизяк.Стучались долгие дождиВ иссякшие глаза.

Потом ушли, устав кропитьГлухую немоту,И воробей слетел попитьИз лужицы во рту.

Он воду пил, как из ведра,Спокойный воробей,Чирикнул «жив,» и клюв задрал,И ускакал себе.

А тот был виден далеко,Был, как младенец, бел,С обсохшим птичьим молокомНа голубой губе.

БАЗАР

Звуки цвета,Света запахБьют в глазаИ сводят челюсть,Помидоры на весах,Словно девки на качелях.Они пьянят и рвут зрачкиКак кровь, как плащ тореадора,И разъяренные бычкиБросаются на помидоры.И флегматичная макрельТеплом тяжелым плавит кафель,И, стойку пламенно облапив,Исходит соком сельдерей.О, неизменность ритуала,Железо гирь, монеты медь…Уравновесить плоть с металлом, —Кому удастся так суметь!

Божья коровка лениво пасетсяНа банке консервов.У продавца на руке нарисовано солнцеИ написано «Север».

Мидии, мидии, мидии…Нежно зовут виноградЛидией и Изабеллою.

Крохотные слоны из крахмала — картошкиСмотрят глазками внутрь себя —Склонность к самокопанию.

Мягко касаясь прилавков,С глазами красавиц — кошкиВеликолепно проводятСвою воровскую кампанию.

Морковь, независимая, как Африка,Как оранжевая республика,На ней муравей во весь рост,

Неподалеку — киоскИ в нем сувенирС изображением спутника.

Прыгают по булыжникамВылупившиеся из кулака деньги.

ХУДОЖНИК

И снова по-прежнему смешивать краски,И, острые руки уставив в бока,Застыть и сощурить глаза по-татарски,Воинственно пяля копье кадыка.

И день спозаранку неправильно зажил,И лучшие краски черствеют, как хлеб,И время, как пыльная рама пейзажа,Ценнее всего в остальном барахле.

И эти гнедые цыганские кони,И эти пристойные, трезвые сны…А рядом, вне хлама, уже беззаконьеГорячей, как проповедь, ранней весны,

Когда лишь единая доля секундыГрозит откровеньем, и ярким и старым,На душу, на поле, где чисто и скудноЛихие грачи налетят, как татары.

И нужно по-прежнему смешивать краски,И дико глазеть, и болтать по-татарски…

«Планета ночью замедляла ход…»

Планета ночью замедляла ход,Потом по-прежнему вращалась, а вокругЧуть наклоненных белых фонарейКружился снег моих ночных сомнений.Взлетала в парке белая ворона,Ломала ветки, над землей кружилась,И уходила в гуси или в совы,Как ей удобно. Это было ночью.

А утром шел обыкновенный снег,На трубы падал, видимо, погреться,И падал на зеленые трамваи,И далеко просматривались люди,

Как на картинах Брейгеля. И яУвидел — все благополучно в мире.На подоконник голуби садились,Глотать слова, идущие из сердца —Поворковать. А серая собака,В снег упершись худыми кулаками,Смотрела него недоуменно.

«А солнечное небо в декабре…»

А солнечное небо в декабреКак лампа новая в старинном фонаре.

Зима покажет новые гравюры,Я почитаю новые стихи,Прохожий в шляпе серого велюраПойдет домой замаливать грехи.И вот уже ни памяти, ни следа,И наступает полная победа.Как белый день в старинном фонаре.

Как лампа новая на письменном столе…

«Первым в городе проснулся Иванов…»

Первым в городе проснулся Иванов.Бледный снег в окне на ниточке висел,Репродуктор ничего не говорил,Спал сосед и во сне, вероятно, лысел,И смотрел с интересом сны, как кино.Иванов сигарету курил.

Пока что никто ничего не сказал.Сугробы, скрипя, заселили парк.На окраине стоял самоваром вокзал,И над ним поднимался пар.

Хрюкнул нетерпеливо большой чемодан:Пора уже ехать на юг.Иванов посмотрел — в стакане вода,Он выпил ее всю.

А потом он долго ехал в такси,И невыспавшийся шофер охотно молчал.А потом паровоз, удила закусив,Громким голосом закричал…

«На склонах отдыхала лебеда…»

На склонах отдыхала лебеда,Кустарник полусонно лепетал,Закрыв глаза. Свободна и легкаПисала слово детская рука,О том что воздух светел и высок,И паутина села на висок,И в первой половине сентябряПеребесились теплые моря.

Пришла пора рассматривать следы,Оставленные нами у воды.

«Сентябрь набирает холод…»

А. Севостьянову

Сентябрь набирает холод,И, безнадежно шелестя,Он, словно бабочка, приколотБулавкой длинного дождя.

Худой, печальный, сумасшедшийПетух орет на поздний вечер,И старческие слезы льет,И землю мокрую клюет.

Мы поселились на окраине,Где окна холодом задраены,Где узкий мостик в пол доски…

«Леденец, оборванец, любимец, промокший башмак…»

Леденец, оборванец, любимец, промокший башмак,Под обычным дождем я теряю свои очертанья,И текут по лицу, и толпятся в оглохших ушахСочетания слов, человеческих снов сочетанья.

Я на русский язык перевел сновидения птиц,Я глазами похож на собаку ненужной породы,Массовик-одиночка, я вас приглашаю пройтись,А потом убегу у подножья осенней природы.

Погодя, не дойдя, уходя, в состоянье дождя.Упаду, пропаду, убегу на большую дорогу —На базар, на позор, в магазин, во дворец, в синагогу —О, над вашими крышами ветры ночные гудят.

Ах, какая трава. Посмотрите, какая трава,Грызуны, соловьи, насекомые, лошади, гады,Приглашаю на танец. Я буду сейчас танцевать,Ради музыки, смеха, веселости, смерти, награды…

«Допел, доплакал все, что суждено…»