Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне Страница 51

245. Август

Я полюбил весомые слова,Просторный август, бабочку на рамеИ сон в саду, где падает траваК моим ногам неровными рядами.Лежать в траве, желтеющей у вишен,У низких яблонь, где-то у воды,Смотреть в листву прозрачнуюИ слышать,Как рядом глухо падают плоды.Не потому ль, что тени не хватало,Казалось мне, вселенная мала?Движения замедленны и вялы,Во рту иссохло. Губы как зола.

Куда девать сгорающее тело?Ближайший омут светел и глубок.Пока трава на солнце не сгорела,Войти в него всем телом до пределаИ ощутить подошвами песок!И в первый раз почувствовать так близкоПрохладное спасительное дно.Вот так, храня стремление одно,Вползают в землю щупальцами корни,Питая щедро алчные плоды, –А жизнь идёт, – всё глубже и упорнейСтремление пробиться до воды,До тех границ соседнего оврага,Где в изобилье, с запахами вин,Как древний сок, живительная влагаКлючами бьёт из почвенных глубин.Полдневный зной под яблонями таетНа сизых листьях тёплой лебеды.И слышу я, как мир произрастаетИз первозданной матери – воды.

246. Что значит любить

Идти сквозь вьюгу напролом.Ползти ползком. Бежать вслепую.Идти и падать. Бить челом.И все ж любить ее — такую!Забыть про дом и сон,Про то, чтоТвоим обидам нет числа,Что мимо утренняя почта

Чужое счастье пронесла.Забыть последние потери,Вокзальный свет,Ее «прости»И кое-как до старой двери,Почти не помня, добрести,Войти, как новых драм зачатье,Нащупать стены, холод плит…Швырнуть пальто на выключатель,Забыв, где вешалка висит.И свет включить. И сдвинуть пологКрамольной тьмы. Потом опятьДостать конверты с дальних полок,По строчкам письма разбирать.Искать слова, сверяя числа,Не помнить снов. Хотя б крича,

Любой ценой дойти до смысла,Понять и сызнова начать.Не спать ночей, гнать тишину из комнат,Сдвигать столы, последний взять редут,

И женщин тех, которые не помнят,Обратно звать и знать, что не придут.Не спать ночей, не досчитаться писем,Не чтить посулов, доводов, похвал

И видеть те неснившиеся выси,Которых прежде глаз не достигал.Найти вещей извечные основы.Вдруг вспомнить жизнь.

В лицо узнать ее.Прийти к тебе и, не сказав ни слова,Уйти, забыть и возвратиться снова,Моя любовь – могущество мое.

247. «Тогда была весна. И рядом…»

Тогда была весна. И рядомС помойной ямой на дворе,В простом строю равняясь на дом,Мальчишки строились в кареИ били честно. ПолагалосьБить в спину, в грудь, еще – в бока.Но на лицо не подымаласьСухая детская рука.

А за рекою было поле.Там, сбившись в кучу у траншей,Солдаты били и кололиТаких же, как они, людей.И мы росли, не понимая,Зачем туда сошлись полки:Неужто взрослые играют,Как мы, сходясь на кулаки?Война прошла. Но нам осталасьПростая истина в удел,Что у детей имелась жалость,Которой взрослый не имел.А ныне вновь война и порохВошли в большие города,И стала нужной кровь, которойМы так боялись в те года.

248. Рождение искусства

Приду к тебе и в памяти оставлюЗастой вещей, идущих на износ,Спокойный сон ночного ЯрославляИ древний запах бронзовых волос.Всё это так на правду не похожеИ вместе с тем понятно и светло,Как будто я упрямее и строжеВзглянул на этот мир через стекло.И мир встаёт — столетье за столетьем,И тот художник гениален был,Кто совершенство форм его заметилИ первый трепет жизни ощутил.И был тот час, когда, от стужи хмурый,И грубый корм свой поднося к губеИ кутаясь в тепло звериной шкуры,Он в первый раз подумал о тебе.

Он слушал ветра голос многоустыйИ видел своды первозданных скал,Влюбляясь в жизнь, он выдумал искусствоИ образ твой в пещере изваял.

Пусть истукан массивен был и грубИ походил скорей на чью-то тушу,Но человеку был тот идол люб:Он в каменную складку губВсё мастерство вложил своё и душу.Так, впроголодь живя, кореньями питаясь,Он различил однажды неба цвет.Тогда в него навек вселилась завистьК той гамме красок. Он открыл секретБессмертья их. И где б теперь он ни был,Куда б ни шёл, он всюду их искал.Так, раз вступив в соперничество с небом,Он навсегда к нему возревновал.Он гальку взял и так раскрасил камень,Такое людям бросил торжество,Что ты сдалась, когда, припав губамиК его руке, поверила в него.Вот потому ты много больше значишь,Чем эта ночь в исходе сентября,Что даже хорошо, когда ты плачешь,Сквозь слёзы о прекрасном говоря.

249. Одесская лестница

Есть дивные пейзажи и моря,Цветут каштаны, выросли лимоны.А между нами, впрочем, говоря,Я не глотал ещё воды солёной.Не видел пляжа в Сочи, не лежалНа пёстрой гальке в летнюю погоду,Ещё ни разу я не провожалВ далёкий рейс морского парохода,Не слышал песен грузчиков в порту.Не подышал я воздухом нездешним,Не посмотрел ни разу, как цветутИ зноем наливаются черешни.Не восходил к вершине с ледорубом,Не знал повадок горного орла.Ещё мои мальчишеские губыПустыня древним зноем не сожгла.Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,Не шёл гулять с ребятами на мол.Ещё одесской лестницей ни разуЯ к морю с чемоданом не сошёл.Мне двадцать лет. А Родина такая,Что в целых сто её не обойти.Иди землёй, прохожих окликая,Встречай босых рыбачек на пути,Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,Ночуй в степи, не думай ни о чём,Пока верёвкой грубой не растёрлоТвоё на славу сшитое плечо.

250. На реке

Плыву вслепую. Многое не вижу,А где-то есть конец всему и дно.Плыву один. Всё ощутимей, ближеЗемля и небо, слитые в одно.И только слышно,Там, за поворотомТорчащих свай, за криками людей,Склонясь к воде с мостков дощатых, кто-тоСухой ладонью гладит по воде.И от запруд повадкой лебединойПройдёт волна, и слышно, как тогдаОбрушится серебряной лавинойНа камни пожелтевшая вода.И хорошо, что берег так далёко.Когда взгляну в ту сторону, едваЕго я вижу. Осторожно, бокомТуда проходит стаями плотва.А зыбь воды приятна и легка мне…Плотва проходит рукавом рекиИ, обойдя сухой камыш и камни,Идёт за мост, где курят рыбаки.Я оглянусь, увижу только телоТаким, как есть, прозрачным, наяву, –То самое, которое хотелоКасаться женщин, падать на траву,Тонуть в воде, лежать в песке у мола…Но знаю я – настанет день, когдаМне в первый раз покажется тяжёлойДоныне невесомая вода.

251. В вагоне

Пространство рвали тормоза.И пока ночь была весома,Все пассажиры были заТо, чтобы им спалось, как дома.

Лишь мне не снилось, не спалось,Шла ночь в бреду кровавых маревСквозь сон, сквозь вымысел и сквозьГнетущий привкус дымной гари.

Всё было даром, без цены,Всё было так, как не хотелось, –Не шел рассвет, не снились сны,Не жглось, не думалось, не пелось.

А я привык жить в этом чреве:Здесь всё не так, здесь сон не в сон.И вся-то жизнь моя — кочевье,Насквозь прокуренный вагон.

Здесь теснота до пота сжатаРебром изломанной стены,Здесь люди, словно медвежата,Вповалку спят и видят сны.

Их где-то ждут, для них готовятЧаи, постели и тепло.Смотрю в окно: ночь вздохи ловитСквозь запотевшее стекло.

Лишь мне осталося грустить.И, перепутав адрес твой,В конце пути придумать стихТакой тревожный, бредовой…

Что вы, ступая на перрон,Познали делом, не словами,Как пахнет женщиной вагон,Когда та женщина не с вами.

252. «Мне б только жить и видеть росчерк грубый…»