Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 54

Путница

Я дал ей меду и над медомШепнул, чтоб слаще жизнь была,Чтоб над растерзанным народомПомеркнуло созвездье зла.

Она рукой темно-янтарнойКоснулася моей руки,Блеснув зарницей благодарнойИз глаз, исполненных тоски,

И тихо села на пороге,Блаженством сна озарена.А в голубой пыли дорогиВсё шли такие ж, как она.

Сад

Сад весенний, сад цветущий,Страшно мнеПод твои спускаться кущиВ тишине.

Здесь любили, целовались, —Их уж нет.Вот деревья вновь убралисьВ белый цвет.

Что мне делать? Не могу я,Нету силВсех вернуть сюда, ликуя,Кто здесь жил.

Из колодца вековогоНе достатьУ родного павших кроваДочь и мать.

Не придут со дна ущельяСын с отцом.Жутко вешнее веселье —Смерть кругом.

Я не знал вас, дети муки,Но люблю.И хожу, ломая руки,И пою.

Но из пламени той песни,Из костра,Вдруг шепчу, молю: «Воскресни,Брат, сестра!»

Ветвь беру я снеговуюС высотыИ в слезах цветы целую.Их цветы.

Руки девы

Она упала у двери дома —Руками к саду, где тишь и дрема.

Над нею курды друг друга били.Над ней глумились. Ее убили.

Погибнул город в пожаре алом.Укрылся пеплом. Уснул устало.

Но жизнь земная непобедима.Весна напала на смерть незримо,

Ее убила цветами рая,Лучами солнца в цветах играя.

В саду жемчужном иду во мракеИ чую жизни угасшей знаки,

И вижу руки давно убитой,В саду зарытой, давно забытой.

Сияют руки в цветенье белом,Меня на помощь зовут несмело.

Я к ним бросаюсь, их зову внемлюОни, сияя, уходят в землю.

К земле склоняюсь — трава ночнаяМолчит сурово, росу роняя.

Цветенье смерти

Вишенье, яблонье, алое, белое,Скорбно стоит, как во сне онемелое.

В этом весеннем, цветущем садуЖарко сказала невеста: «Приду!»

Полувенцами цветенье склоняется,Тихо качается, не улыбается.

В этом саду подарила онаСвой поцелуй, молодая жена.

Запахом нежным, душистым дыханьемСад затомил и замучил молчаньем.

Здесь она с томной улыбкою шла,Древнее семя стыдливо несла.

В цветики белые, в домики нежныеПчелы за медом влетают прилежные.

Помните, ветки, счастливую мать?Здесь она сына любила качать.

Где они, сад мой цветущий, сияющий,Где они, рай, в жемчугах замирающий?

Где же хозяин заботливый твой,Мать молодая, ребенок живой?

Мать, и отец, и ребенок с глазенками,Словно две вишни, с ладонями звонкими?

Все лепестки тише смерти молчат.Сад мой жемчужный, печальный мой сад!

Ребенок

Она лежит. Ее глазенкиКак две агатовых звезды.И в ней, сияющем ребенке,Не видно боли и вражды.

Ей девять лет. Она, играяРучонкой — смуглым стебельком, —Напоминает облик рая,В цветах увиденный тайком.

Она глядит, как за окошкомСияет вишня и айва,И длиннохвостым шепчет кошкамКошачьи милые слова.

И кажется, она для шуткиЛегла в постель… Вот побежит!Но стены белые так жутки.Нет, почему она лежит?

Нет, почему она в больнице?И почему у синих глазНа чернобархатной ресницеВдруг светится большой алмаз?

И отчего от брови к бровиВдруг пролегает тонкий след?Откуда в губках очерк вдовий,Печать неисправимых бед?

О чем глухонемая думаНа темно-розовом челе?Откуда страх шагов и шумаИ крики в сумеречной мгле?

Насилье исказило землю!Как страшно правду понимать!Ответу бедственному внемлю:Ребенок — будущая мать.

Душевнобольная

Пока, безоблачен и беспечален,Лучится день и стены стонут в зное,В расселинах обугленных развалинОна лежит и смотрит, как дитя больное.

Знакомо все, и все совсем другое,Пороги там же, там же сад с колодцем,Но не ковры, а пепел под ногою.Ручей, остановившись, стал болотцем.

Ее никто не кормит, не ласкает,Ей голодно, ей странно все, ей жуткоБежать отсюда? Сердце не пускает.Быть может, хитрая все это шутка?

И может быть, все станет вдруг, как прежде,Вернутся комнаты, ковры с цветамиИ дети прибегут? Она в надеждеПоводит разноцветными глазами.

Но жизни нет. Обуглясь, стены стонут.Все мертвое. И псы не лают в стычке.Комок горелого тряпья, нетронут,Лежит, в игрушки взятый по привычке.

Болит душа. Скорей бы ночь настала!А ночь придет, она, больная, теньюНачнет бродить, мяукая устало,Цикад звенящих отвечая пенью.

Свалялся хвост пушистый. Шерсть измята.Трясет она, как ведьма, головою.И, как страну, что смертью злой объята,Никто не назовет ее живою.

Как пламя белое воспоминанья,На черные она взбегает угли.И даже нет в глазах ее мерцанья:Они все видели и вот потухли.

Панихида

Иду в саду, а кости под ногамиШуршат в траве меж тихими цветами.

И мне не надо ни цветов, ни сада,Не в радость солнце, зелень не услада.

Ни птиц, ни пчел, ни бабочек блестящих,Ни яблок молодых, к себе манящих,

Я ничего не вижу в странном цепененье,В своей душе чужое слышу пенье:

«Я жить хотела, — слышу плач убитой, —Истлело тело, гробом не укрыто».

Скажи молитву чуждыми устами,Вздохни хоть раз над белыми костями.

Ведь близких нет, родные все со мною.Утешь мой дух молитвою земною.

И я шепчу слова из панихиды,А сердцу больно, полному обиды.

Прощанье

Прощайте, печальные тени,Цветов онемелые губы.Пусть ваши весенние сениНи вихрь, ни гроза не погубит.

Я с вами томился и плакал,Я с вами упился цветеньем,И зарностью алого мака,И яблонь жемчужным лученьем.

Когда же плоды наливныеСозреют на ветках счастливых,Вы вспомните, тени родные,О песнях моих молчаливых,

О вере моей громогласной,Что жизнь торжествует победно,Что смерти зиянье напрасно,Что люди не гибнут бесследно.

Ангел Армении

Он мне явился в блеске алых ризНад той страной, что всех несчастней стран.Одним крылом он осенял Масис,Другим — седой от горьких слез Сипан.

Под ним, как тучи, темен и тяжел,Сбираясь по долинам голубым,С испепеленных, разоренных селСтруился молчаливый, душный дым.

Под ним на дне ущелий, в бездне гор,В ненарушимой тишине полян,Как сотканный из жемчугов ковер,Сияли кости белые армян.

И где-то по тропиночке брелиИзмученной, истерзанной толпойПоследние наследники землиВ тоске изнеможения слепой.

Был гневен ангел. Взор его пылал,Как молнии неудержимых гроз.И словно пламень, замкнутый в опал,Металось сердце в нем, алее роз.

И высоко в руках богатыряДержал он радугу семи цветов.Его чело светилось, как заря,Уста струили водопады слов:

«Восстань, страна, из праха и руин!Своих сынов рассеянных сомкниВ несокрушимый круг восторженных дружинЯ возвещаю новой жизни дни.

Истлеет марево враждебных чар,И цепи ржавые спадут, как сон.Заветный Ван и синий АхтамарВ тебе вернутся из былых времен.

Восстань, страна! Воскресни, Айастан!Вот радугу я поднял над тобой.Ты всех земных была несчастней стран,Теперь счастливой осенись судьбой!»

СЕРП