Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне Страница 57

289. «Картины пишем, акварели…»

Картины пишем, акварелиВсех уголков родной земли,Чтоб пограничники смотрелиИ крепче землю берегли.

Стихи мы пишем дни и годы,Мы отдаем им жизнь свою,Чтоб с ними шли бойцы в походыИ побеждали бы в бою.

Мы плавим сталь в печах и домнах,А после выплавки, устав,Лежим в тиши квартир и комнат,Листая воинский Устав.

290. «Пусть буду я убит в проклятый день войны…»

Пусть буду я убит в проклятый день войны,Пусть первым замолчу в свинцовом разговоре,Пусть… Лишь бы никогда не заглянуло гореВ твой дом, в твои глаза, в твои девичьи сны…

Пусть не осмелится жестокая рукаЧеркнуть в письме, в скупой на чувства фразе,Что ты в разорванном лежишь противогазеИ бьется локон твой у синего виска…

ПЕТР НЕЗНАМОВ

Незнамов (псевд.; настоящая фамилия — Лежанкин) Петр Васильевич родился в апреле 1889 года на Нерчинском заводе Читинской области в семье служащего. Окончил гимназию в Чите и был признан в армию. С начала первой мировой войны Незнамов служил в артиллерии, был контужен, отравлен газами. После лечения в госпитале штабс-капитан Незнамов был демобилизован и тяжело больным вернулся в Читу.

Впервые он начал печататься в 1907 году в газете «Забайкальская новь». В 1919—1920 годах его стихи публиковались в читинской и Владивостоке кой периодике: в журналах «Театр и искусство», «Дальневосточная республика» и других. В 1921—1922 годах он был членом футуристической группы «Творчество». В сентябре 1922 года П. Незнамов переехал в Москву и поселился в общежитии ВХУТЕМАС’а.

Огромную роль в творческой судьбе Незнамова сыграло знакомство и общение с В. Маяковским, который устроил его на работу в издательство артели писателей «Круг». В 1923 году Незнамов вступил в литературную группу «ЛЕФ», а когда начал издаваться журнал «ЛЕФ», стал секретарем его редакции. Первый сборник поэта — «Пять столетий» — вышел в 1923 году. В середине 1930-х годов он активно сотрудничал в «Литературной газете», писал статьи и рецензии.

Петр Незнамов погиб в октябре 1941 года в Дорогобуже в составе московского народного ополчения.

291. России

Тебя, тебя на всем скакуКакой запечатлеет мастер:Слились и всадник и скакунВ таком невиданном распласте!И спроектирует ли ктоТвоих кипящих сил поток!

Но все, кто видел и не видел,В сегодняшнем венчают днеТебя, тебя в твоем раскиде —В раскиде песен и огней!И пусть звенит твой звонкий деньВ ушах столиц и деревень!

292. Наскок ливня

Еще никто его не ждал.Косого летнего дождя, —Сверкало солнце не листах –И вдруг нахлынул, исхлестав.

Пули дождин запели.Пеньем покрыли поле.Почвы их жадно пили.Пыль попримяли пули.

И под посвист: жди — не жди,Жди — не жди, насытим вдосталь, –Миллиардами дождинРазлинован разом воздух.

И под ливня рев и войБыл он снова, снова, снова,Без линейки по кривойРазом, разом разлинован.

Резвый, резкий этот маршЛивня, бешенства, шумихи —Он похож на рейд гусар,Он берет рекорд на лихость.

Разве ливень — топ в галоп —Кинув тыщи обещаний,Тучу сдвинувши на лоб,Не форсирует песчаник?..

Веером пуль-дождин,Шлепнув экспресс-красавец,Прихотью влаг рожден,Он ускакал на север.

293. Этот февраль

О. Петровской

С кашлем в горле, с гулким кашлем,Застегнув себя на вьюгу,Был февраль. За ним ветра шли —Множить вызлобки и ругань.

С кашлем в горле — сыр и мглинист —Мглой испробован, изглодан,Каждый вечер бурю вынесИ в оправе снега подан.

Каждый дом исшарен смерчем —Стенам некуда деваться —Снег, как скрипкин гриф, заверченДважды, трижды, трижды двадцать.

Город в лоб исхлестан злобой,Взят врасплох в своей постели,Город сжат в тиски сугробов,Снега, ругани, метелей.

Но и так, в студеный вечер,Где-нибудь на Забайкальской —Сам с собою плюс диспетчер —Лучше слушать эти вальсы,

Лучше этих вьюг оправа —Да, снегов оправа лучше! —Чем огни шанхайских лавок,Йокагам благополучье…

С кашлем в горле, с гулким кашлем,Застегнув себя на бурю,Был февраль. За ним снега шли,И фонарь глазок прищурил.

294. «Несется жизнь лавиной…»

Несется жизнь лавиной,И о такой поре —Ее попробуй вдвинутьВ 5 строк На нонпарель.

Она, минуя тропы,Обвалами летит,А ты пойди — попробуйЗажми ее в петит.

Она, как вольный ветер,Сегодняшняя жизнь,А ты ее в газетеПоймай и удержи.

И пусть — обвал обвалом…Но нет причин кричать,Спокойно, как бывало,Обвал отправь в печать.

Не куксясь и не горбясь, —Работа весела! —Обвал на узкий корпусБери и посылай.

Чтоб тесно было фразам,Как травам на Дону,Чтоб мысль — большая —Разом взрыхляла целину.

И вот тогда, горячий,Касаясь строк едва,Для свежих восприятийСумей найти слова.

Будь ясен до предела иТак их поверни, чтобСлово стало делом, чтобСтало — коммунизм!

А сам таким будь стойкимИ целостным еще,Чтоб слово в общей стройкеСлужило кирпичом.

НИКОЛАЙ ОВСЯННИКОВ

Николай Овсянников родился в 1918 году. Учился в Институте истории, философии и литературы (ИФЛИ) в Москве вместе с Л. Шершером и Э. Подаревским.

Погиб в 1942 году под Сталинградом.

295. «Чуть заметной, заросшей тропой…»

Чуть заметной, заросшей тропойТы идешь, как тогда, как прежде.Искрометной, студеной росойЛес забрызгал твою одежду.

Ночь. Туманы. И снова деньНадвигается пасмурный, строгий.Ты же ищешь всегда, вездеНе пройденной никем дороги.

Это юность моя идетПо лугам, по лесам дремучим,А над ней набухает, растетСиневатая, грозная туча.

А над ней раскололся гром,И, зарывшись в траве прогорклой,Он под сумрачным смолкнул дождем,Занавесившим речку за горкой.

Дождь кругом… Ничего не видать…Ветер листья срывает беснуясь…Так куда ж ты пойдешь, куда,Беспокойная, дерзкая юность?

296. «Ни сказки нету, ни песни…»

Ни сказки нету, ни песни,Никто не расскажет о том,Как был ты расстрелян, ровесник,При матери, под окном.

И жил ты и умер как надо.А там, где упал ты, теперьЛишь шорох заглохшего садаДа глухо забитая дверь.

И мне бы и просто и строгоПройти по дорогам земным,И мне пусть приснятся в тревогахМальчишески-ясные сны.

И пусть упаду, не изведав,Как ветер над миром прошел,Как тяжко колышет победаЗнамен пламенеющих шелк.

И мне б, умирая, сквозь роздымьСледить, как на запад прошлиТакие хорошие звезды,Последние звезды мои.

А ветер всё круче и кручеВстает над моею страной,Веселые майские тучиПроносятся стороной.

И мне бы сквозь горечь бурьянаУслышать большую грозу,Услышать, как в пыльные раныКолючие травы ползут.

И жизнь, проходящая мимо,И грудь просверливший свинецМне станут ясны нестерпимо —И пусть это будет конец.

297. «Горькие и высохшие травы…»