Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит] Страница 59

К н я г и н я (отводя мужа в сторону). Подъехали Геккерны. Все трое.

К н я з ь. Тройка, семерка и туз?

К н я г и н я. Будь посерьезнее. Положение вещей не так весело, как тебе кажется. Не понимаю, как вы можете потешаться над тревогами Пушкина.

К н я з ь. Вы? Кто это вы?

К н я г и н я. Ты, Карамзины, вы — ближайшие друзья Пушкина. Я уж не говорю о свете. На балу у Мещерских вновь все заметили, одни с удивлением, другие со злорадством, как Дантес, то есть молодой Геккерн, не успев жениться под угрозой дуэли, опять любезничает с Натали, вызывая ревность молодой жены.

К н я з ь. Ну, что ты хочешь сказать?

К н я г и н я. Осенью прошлого года, когда ухаживания Дантеса, еще холостого, уже бесили Пушкина, я отказала барону от дома, и он перенес свои встречи с Натали к Карамзиным. Хорошо, все дело кончилось не дуэлью Пушкина, а женитьбой Дантеса, ко всеобщему удивлению, поскольку мало кто знает об ее подоплеке. Но теперь как быть?

К н я з ь. Отказывать от дома Геккернам у нас нет ни малейшего повода. В конце концов, надо их помирить, Пушкина с родственниками, о чем хлопочет барон Геккерн, и я его поддерживаю.

К н я г и н я. Это дело безнадежное. Лучше бы им разъехаться — по своим странам, а вы их сводите. Ничего хорошего из этого не выйдет, вот увидишь. Да поздно будет.

В гостиную входят Катрин, Дантес и Геккерн.

К н я з ь (встречая их). Тройка, семерка и туз!

                К н я г и н я                 (Пушкину)Прости! Прости нас, если неприятно,Что мы, как прежде, принимаем их.

                 П у ш к и нДа нет, вы вольны, как Карамзины,Как все, их принимать, и нас с женою,На то ведь этот свет и существует.А чистых от нечистых на том светеРазделят уж. Но я благодарю,Княгиня, вас за вашу деликатность.С друзьями ссориться — такую радостьЯ не доставлю недругам моим.

                К н я г и н яКнязь думает, вас можно помирить.

                  П у ш к и нГеккерн о том хлопочет тоже, всюдуПреследует жену мою, а сына —Науськивая письма мне писать.Зачем, скажите?

                 К н я г и н я                              Совесть нечиста?

                 П у ш к и н              (рассмеявшись)Я думаю, их мучает досада:Такую роль сыграть им привелосьС женитьбой этой.

                  К н я г и н я                                   Внешне все прилично.Хотя вопросов возникает много:Самопожертвованье или жертва?

                 П у ш к и нВы знаете, кто кем пожертвовал?Все думают, Дантес своей любовью.Старик Геккерн — своим приемным сыномВ угоду собственным страстям.

                 К н я г и н я                                                     О, боже!

                 П у ш к и нОн вертопрах, а негодяй — старик,Второй Фаддей Булгарин иль Сальери.Чернь светская болтает языком,А этот действует — в личине доброхота.Поймал он в сети бедного француза,Как барыня какая, вывел в свет.А он влюбился чуть ли до безумья?Готов уж застрелиться? Сватается,Скажи, зачем? Зачем жениться? Впрочем,Здесь извращение всего и вся.Мужчина взрослый при живом отцеУсыновлен, чтоб обрести богатство,Чужое, с именем чужим. ЧужоеПрисвоить, не имея за душойНи веры, ни любви, ни чести, пустьТвердить о том умеет, как сорока.С ним кончено. Старик не отстает.Не дали мне с ним заодно покончить.

                К н я г и н яОставь его. Как с графом Воронцовым,Накличешь, Пушкин, лишь себе беду.

                 П у ш к и нОставь? Меня оставит свет в покое?Геккерн — лишь воплощенье светской черни.А ссылка для меня была б спасеньем.     (Задумываясь, произносит стих.)Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит —Летят за днями дни, и каждый час уноситЧастичку бытия…

                 К н я г и н я                                 А дальше? Дальше!

                  П у ш к и нНа свете счастья нет, но есть покой и воля.Давно завидная мечтается мне доля —Давно, усталый раб, замыслил я побегВ обитель дальную трудов и чистых нег.

                 К н я г и н яЧто это, Пушкин? Слезы на глазах.Видала я их перед новой ссылкойНа юге, в час тоски; затем ты твердИ ясен духом уезжал на север.

                 П у ш к и нИ нынче я, собравшись в путь-дорогу,Уж, верно, буду снова тверд и весел.

                К н я г и н яАх, Пушкин, что задумали еще?

Пушкин, заметив, как Наталья Николаевна вздрогнула, слушая Дантеса, быстро подходит и уводит ее, отмахиваясь от Геккерна, который, улыбаясь, как всегда, пытался что-то сказать; князь Вяземский и Софья Карамзина, переглядываясь, смеются. Княгиня, опечаленная, провожает Пушкина с женой.

11

Кабинет поэта. 25 января 1837 года. Пушкин в беспокойстве мечется, то загораясь гневом, то впадая в глубокую грусть. Ранние зимние сумерки; вносят свечи — одна, другая, третья, — то музы.

                  П о э тКто здесь? Дверь заперта, и никого жеНе допускать велел и не входить.Ах, это вы, о, музы милые!

               1-я  м у з аОн вздрогнул, точно ран его коснулисьДуши истерзанной огнем свечей.

                2-я  м у з аПогасим?

                3-я  м у з а                   Нет, умерим лишь сиянье.Как звезды в вышине, пусть светят знакомТаинственных знамений и путей.

                    П о э тКогда вы — музы, вас должно быть девять;Иль Мойры вы?

                 1-я  м у з а                              Не узнаешь ты нас,О, Мусагет? Из спутниц АполлонаЭвтерпа, Каллиопа и Клио.

                    П о э тО, милые! Но три свечи возжечь —То знак недобрый в мире православном,Где провидением мне жить дано.

                 1-я  м у з аВ числе священном многозначен смысл,И мир твой заключен не здесь и днесь.Поэзия объемлет мирозданьеВ веках прошедших и грядущих тоже,Где светлою звездою просияетТвой нимб поэта.

                    П о э т                                 Утешений, музы,Не нужно мне. Ведь рок неумолим.Воздушных замков не хочу лелеять —Об острове блаженных иль о рае,То отблески огня, чье имя — жизнь.Я здесь сгораю, как в аду кромешном,Не ведая вины, к скале прикован,Как Прометей. Но он титан, а я —Лишь человек; желал, как все, я счастьяИ счастлив был, чтоб муку за негоВсю вынести и смерть принять уж ныне.

                 3-я  м у з аВ последнее отчаянье ты впал.Бывало и такое — и не раз.А что случилось, можешь нам поведать?

                    П о э тВесьма банальное, на первый взгляд,И не было б причин так волноваться.Жена всем кружит головы, увы,И старцам, и юнцам, и девам юным.Но, на беду, в нее влюбился фат,Любимец женщин и мужчин впридачу,К тому ж француз, к  тому ж приемный сынГолландского посланника Геккерна.Старик из ревности старался тоже,Но лишь запутался в сетях своих.

                3-я  м у з аИстория да эта не нова.

                   П о э тВмешался я. Чтоб вызов мой отвесть,Он на моей свояченице сынаЖенил, с его-то страстию к другой.Ведь этот фат, влюбленный до безумья,Иль по капризу детскому, хотелУж застрелиться, требуя любови,Обманом на свиданье заманивМою беспечную жену. ВступитьсяЗа честь, достоинство жены моей,Однако, мне не дали, сватовствомПоспешным оправдав двух негодяев,Ведущих вновь интриги, что и прежде.Теперь их гложет не любовь, а злоба.

                 1-я  м у з аНо ведь оружие поэта — слово;Кровавый поединок схож с войной.

                    П о э тВ войне жестокой с персами ЭсхилНе принял разве сам участье прежде,Чем создал он трагедию судьбыЗавоеваний — до Наполеона?Да и Гомер, кумир тысячелетий,Я думаю, ослеп на поле браниВ сраженьях за Элладу, юн, отважен;А в зрелые года воспел героевВойны Троянской, зная дело храбрых,Слепой певец, любимец муз и Феба.И старшие товарищи мои:Жуковский, Батюшков и Чаадаев —В войне с Наполеоном доказалиЕвропе всей, что варвары не мы;Свободу от тирана отстояли,Тирана просвещенного, как Ксеркс.Барон Геккерн — посланник сей Европы —Не хуже и не лучше он других,Быть может, но высокомерно злобенК тем, кто его страстей не делит с ним.Шутлив, самоуверен и заносчивОн с нами, русскими, не ведая,Что он смешон, как старый волокита,Приведший сына в свет, чтоб наслаждатьсяЕго успехами у дам исподтишка.А сын приемный, принятый на службуВ России, добрый малый, развращенныйОтцом приемным; эта пара сетиНабрасывала на мою женуУж целый год. Вступиться за нееМне не дают друзья и государь.Ужель не вправе я один, как грекиС оружием вступились за Елену,Восстать, пойти на смерть за красотуПресветлую, пречистую России?

               Х о р  м у зКогда все так, не можешь не вступиться!        Тебя ведь не удерживает страх?Вся жизнь твоя — к прекрасному стремиться,        Поэт! И славен будешь ты в веках.

Пушкин бросается к столу, зажигает лампу и быстро пишет, испытывая радость от решения.