Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы - Антология Страница 59

«О чём вы говорите?! Каким мужем?! Я мужчина! И кто та женщина, которую я убил?» – произнёс поклонник ночи с тем удивлением, на которое способен умирающий человек, не познавший главного.

Мужчина, несколько сбитый с толку, постепенно принял безразличный вид и ещё раз взглянул на умирающего в ночи человека. Аккуратно вытащив нож из тела, он скрылся во мраке.

Брюссель

Перевод с английского О. Новиковой

Из английской поэзии

Исаак Розенберг

Дочери войны

Румяная свобода рук и ног —

Расхристанная пляска духа с плотью,

Где корни Древа Жизни.

(Есть сторона обратная вещей,

Что скрыта от мудрейших глаз земли.)

Я наблюдал мистические пляски

Прекрасных дочерей прошедшей битвы:

Они из окровавленного тела

Наивную выманивали душу,

Чтоб слиться с ней в одном порыве.

Я слышал вздохи этих дочерей,

Сгоравших страстью к сыновьям отваги

И черной завистью к цветущей плоти.

Вот почему они свою любовь

В укрытии крест-накрест затворяли

Смертельными ветвями Древа Жизни.

Добыв живое пламя из коры,

Обугленной в железных войнах,

Они зеленое младое время

До смерти опаляли, обжигая:

Ведь не было у них милее дела,

Чем дико и свирепо умерщвлять.

Мы были рады, что луна и солнце

Нам платят светом, хлебом и вином,

Но вот пришли воинственные девы,

И сила этих диких амазонок

Разбила скипетры ночей и дней,

Заволокла туманом наши очи —

Блестинки нежных ласковых огней,

Загнала амазонским ветром

Ночную тьму в сиянье дня

Над нашим изможденным ликом,

Который должен сгинуть навсегда,

Чтобы душа могла освободиться

И броситься в объятья амазонок.

И даже лучшие скульптуры Бога,

Его живые стройные созданья

С мускулатурой, о какой мечтают

Высокие архангелы на небе,

Должны отпасть от пламени мирского

И воспылать любовью к этим девам,

Оставив ветру пепел да золу.

И некто (на лице его сливалась

Мощь мудрости с сияньем красоты

И мускулистой силою зверей —

Оно то хмурилось, то озарялось)

Вещал, конечно же, в тот час, когда

Земля земных мужчин в тумане исчезала,

Чей новый слух внимал его речам,

В которых горы, лютни и картины

Перемешались со свободным духом.

Так он вещал:

«Мои возлюбленные сестры понуждают

Своих мужчин покинуть эту землю,

Отречься от сердечного стремленья.

Мерцают руки сквозь людскую топь,

Рыдают голоса, как на картинах,

Печальных и затопленных давно.

Моих сестер любимые мужчины

Чисты от всякой пыли дней минувших,

Что липнет к тем мерцающим рукам

И слышится в печальных голосах.

Они не будут думать о былом.

Они – любовники моих сестер

В другие дни, в другие годы».

Охота на вшей

Сверкающие голые тела,

Вопящие в зловещем ликованье.

Скалящиеся лица друзей

И сумбурные взмахи рук

В едином кружатся угаре.

Рубаха паразитами кишит:

Солдат ее сорвал с проклятьями —

От них Господь бы съежился, но не вошь.

Рубаха запылала над свечой,

Что он зажег, пока лежали мы.

И вот мы все вскочили и разделись,

Чтоб отловить поганое отродье.

И вскоре в сатанинской пантомиме

Забушевало и взбесилось все вокруг.

Взгляни на силуэты, разинувшие рты,

На невнятные тени, что смешались

С руками, сражающимися на стене.

Полюбуйся, как скрюченные пальцы

Копаются в божественной плоти,

Чтобы размазать полное ничтожество.

Оцени эту удалую шотландскую пляску,

Ибо какой-то волшебный паразит

Наколдовал из тишины это веселье,

Когда баюкала наши уши

Темная нежная музыка,

Что струилась из трубы сна.

Рассвет в окопах

Мрак осыпается, будто песок.

Древнее время друидов – сплошь волшебство.

Вот и на руку мою совершает прыжок

Странная крыса – веселое существо,

Когда я срываю с бруствера красный мак,

Чтобы заткнуть его за ухо – вещий знак.

Тебя пристрелили бы, крыса, тут же без церемоний,

Если б узнали о твоих, космополитка, пристрастьях:

Сейчас ты дотронулась до английской ладони,

А через минуту окажешься на немецких запястьях,

Если захочешь ничейный луг пересечь —

Страшное место последних встреч.

Ты скалишься, крыса, когда пробегаешь тропой

Мимо стройных тел – лежат за атлетом атлет.

Это крепкие парни, но по сравненью с тобой

Шансов выжить у них – считай что – нет.

Они притаились во мраке траншей

Среди разоренных французских полей.

Что ты увидишь в солдатских глазах усталых,

Когда запылает огонь, завизжит железо,

Летящее в небесах, исступленно алых —

Трепет какого цвета? Ужас какого отреза?

Красные маки, чьи корни в жилах растут,

Падают наземь – гниют, гниют, гниют.

А мой цветок за ухом уцелел:

От пыли лишь немного поседел.

Без вести пропавший

Я обращаюсь в прах среди могильной тьмы.

Его ты прячешь, скрадывая меж костями.

Иегова всегда дает своим взаймы,

И я несу убытки полными горстями.

Что скажет Кредитор, когда я пропаду

Без вести, и меня не сыщут и собаки?

Я не смогу явиться к Страшному суду,

Поскольку окажусь сокрытым в этом мраке.

К своей святой земле взывая, как всегда,

Он будет рыскать небесами круг за кругом:

«Где бедная душа, лишенная суда,

Которую не наградили по заслугам?»

Но слыша этот плач, стенания и грусть,

И в остове твоем расположившись грешном,

Я, обманувший Господа, расхохочусь,

Свободный, словно раб, в твоем плену кромешном.

Еврей