Евгений Клячкин - Песни Страница 6

В Тынде дождь

В Тынде дождь,и промокшие улицы мутно стекают в овраги.В Тынде дождь,и раскисшая глина на взлетной лежит полосе.В Тынде дождь —не помогут теперь ни чины, ни звонки, ни бумаги.В Тынде дождь —этот город сегодня закрыт, опечатан и заперт для всех.

В Тынде дождь —обнажаются вечные льды, оголяются скалы.В Тынде дождь —что тут можем поделать двурукие, слабые мы?!В Тынде дождь —и под тяжестью рельс проседают и движутся шпалы.В Тынде дождь —все три месяца дождь, от зимы и до самой зимы.

В Тынде дождь —и какою тоской веет слово протяжное «Тында».В Тынде дождь —так увидел тебя и нарек узкоглазый якут.В Тынде дождь —и конца этой песне, как серому небу, не видно.В Тынде дождь — в мире дождь —и над всею землей небеса непрерывно текут…

В Тынде дождь —это верно, хотя кое-что в нашей власти.В Тынде дождь —наши губы шевелятся, мерно и жарко дыша.В Тынде дождь —неприятно, конечно, но тысячекратно опасней,если вдругпод промозглым дождемпотечет и раскиснет душа.

В Тынде дождь…В Тынде дождь…В Тынде дождь…В Тынде дождь… Всюду дождь!Ну и что?!

Я в третий раз приезжаю на БАМ и всякий раз уезжаю отсюда с чувством большой радости. Меня привлекают эти места, и встречи с людьми, работающими на магистрали, для меня всегда праздник…

Что касается нынешнего фестиваля, то должен отметить, что, несмотря на тяжелейшие погодные условия, которые не позволили многим авторам принять в нем участие, те песни, которые прозвучали на фестивале, говорят о возросших мастерстве и внутренней культуре участников.

Вы снимите сегодня нарядное платье…

Вы снимите сегодня нарядное платье,Вы наденьте торжественный креп.В занесенных просторах двуспальной кроватизатерялся один человек.

Ледяная пустыня его поглотила —полюс холода каждому — свой.Разве знаем мы, где она, наша могила.Он ведь тоже приехал домой.

Мы представим себе, как, сорвав покрывало,он до края хотел доползтии как тело его изнутри обмерзалона постылом на этом пути.

Как вначале остыло горячее сердцеи покрылось ледовой корой.И как двигались руки — уже после смерти, —ах, он не был, он не был герой.

И как ночью хотелось ему обмануться —гул часов приближался в тиши,и казалось, что можно до них дотянуться, —но в пустынях всегда миражи.

Лег живой — встал покойник, и кончена сказка,дружелюбно осклабилась смерть.Счеты щелкают — чистый приход в ее кассе…А герои — чего их жалеть?!.

Гадание

В

Живой цветок охвачен мертвым хрусталем,и пальцы сходятся на нем…

Вот та ромашка, что лежит в твоей руке,и капля малая дрожит на лепестке:то ли роса, то ли слеза — не разберешь,и только видишь эту дрожь.

Нет, не на женщину гадать — не на нее!Сыпь лепестки, молясь о здравии своем.Да вот в чем штука — ни один не погубить,когда в итоге — «быть — не быть».

Салют незнанию, спасающему нас,когда отчаянье приходит в поздний час,когда соленая подушка под щекойуже не дарит нам покой.

Не покидай меня, надежда, до конца,не отводи глаза от мокрого лица,в мою ладонь легко крыло свое вложии дай мне силы дальше жить.

Дай жить, по-прежнему не ведая черты,той, за которою не сводятся мосты,где перевозчик тих и не плеснет вода —черты с названьем «никогда».

И если завтрашний последним будет шаг,пусть прежде тело, а потом умрет душа.Не уходи, надежда, лучше обмани —никто во лжи не обвинит.

Оставь, дружок, свою ромашку в хрусталена светлом праздничном столе.Конца не будет — будет вечно длиться пир,как вечно будет этот мир.

Горная дорога

Под колесами свистят виражи,крепче голову руками держи.Ох, водитель мне попался лихой,только кузов вот набит требухой.

Чудо-тачка, я один — пассажир!Если знаешь, куда едем, — скажи.На секунду задержись — все пойму,пассажиру виражи — ни к чему!

В этой тряске вроде что-то не то,и струится с потолка шепоток:«Что на что ты, дурачок, променял…»Только шепот этот — не про меня!

Что считаться, если счеты просты:упирается дорога в кусты!..Ты же знаешь — за кустом повороти торопится дорога вперед…

То ли нам сигналят, то ли не нам,брызжут камешки, эх, по сторонам!..Ни к чему теперь качать головой —поздно, поздно, гражданин постовой.

Горы далекие, горы туманные, — горы…

Юрию Кукину

Горы далекие, горы туманные, — горы…Только опомнишься — глядь, а они позади,над головой прокатились не горы — годы.Старая песня нам сердце тихонько саднит.

Столько обещано, столько проехало мимо!Столько ненужного ты для чего-то сберег.Нет, не мелодия все-таки правит миром.Что же, выходит — и песня ему поперек?!

Песня, как кость, торчит поперек горла.Коли не горло, а глотка — то песня к чему?И все же есть люди, кому в пятьдесят снятся горы.И, как ни странно, не только ему одному.

Юрочка, мальчик, какие, к шутам, юбилеи?Спето как прожито — нам ли об этом жалеть!Кто-то ловчее, но нету, поверь мне, светлее:факел наш ясный, свети еще тысячу лет.

Гости

Лето выцвело,как лишай,и белым-белона душе.

Я на белом теньрисовал,по карманамдень рассовал.

Тень качается,как в воде,день кончается,как везде.

И слетаютсяна шабаш,озираются —где тут наш?

Вот он, вот же я —на виду!Отворите им —я их жду.

Этот с тыквою —головой —пропустить его!Это — свой.

Ухо мерзлое —ай сосед! —отломил егои сосет.

И свою же кровь —будто чай…Что, не нравится?Привыкай!

Перебит хребету одной,а она хрипит —«мальчик мой!..».

Вон безносые —трое в ряд —и они туда жноровят.

Ах, родимые —мой салон!Эту зиму яв вас влюблен…

(Кровь растаялау огня —руки липкиеу меня.)

Это сон, а может —кино…Мне проснуться надодавно.

Грустная песенка о городских влюбленных

Говорила Тошенька:«Миленький, мне тошненько!»— Ну, чем тебя порадую? —Что ж, зайдем в парадную.(Чем тебя порадую?)

Невеселый это путь,а нам ступеньки — словно мох.Кто-то смотрит — ну и пусть!К черту их, а с нами — Бог!(Нам ступеньки — словно мох.)

Стекла в струйках копоти.Губы — горячее льда.Голоса на шепоте:«Ну что же ты — иди сюда…»(Губы горячее льда.)

Отлетают голоса,вьется невеселый путь.Наше время — полчаса,и стрелок нам не повернуть.(Вьется невеселый путь.)

Мне сказала Тошенька:«Ах, все равно — мне тошненько».— Ну, чем тебя порадую?«Ах, только не в парадную! —Миленький, мне тошненько…»

Обидно, что «Грустная песенка» была одним из камей преткновения, о которые я всегда спотыкался. Кажый раз мне говорили, что это — либо порнография, либо — пессимизм. Об этой чистейшей песне, песне протеста — от протекания высокого чувства в низких условиях, ибо других не дано…