Эварист Парни - Война богов Страница 6

Рождению истомы сладострастной;

(Мы словом греческим его зовем).

Он произнес при этом два-три слова

(Заклятие, наверное), и вдруг

То место выросло... Велик испуг

Юдифи, и не чаявшей такого.

Она глядит, смущенья не тая:

"Кто - женщина или мужчина я?"

Опомнившись, святая наша хочет

Ударить Аполлона; тот хохочет.

Ее удар легко он отразил...

Но этот поединок прерван был

Не приняли участия в сраженье

Уродливые старые дуэньи:

Они спасались бегством от шлепков.

Чего они боялись, в самом деле?

Преследовать их вовсе не хотели.

И, отбежав на сотни три шагов,

Они назад с досадою глядели.

Читатели легко вообразят

Их злость и гнев... Чего не натворят

Сердитые старухи? Страх минутный

Рассеялся; спешат они назад,

Дабы напасть на тех, кто невпопад

Игре предался новой и распутной.

Хоть кое-кто ее уже кончал,

Но ряд бойцов, замешкавшись, отстал

Последние особенно годились

Для кары, и немедля напустились

На них старухи. Вот борьбы исход:

Кто шлепал - был отшлепан в свой черед.

Друзья, за них не думая вступаться,

Тем зрелищем сбежались любоваться,

Дразнили их: "Ну, будете вы знать,

Приятели, как вовремя кончать!"

Отшлепав их, святые недотроги

Набросились и на притворщиц тех,

Чьи принципы не очень были строги,

Кому был бой предлогом для утех.

Посыпались ругательства сначала,

Затем пинки; пинков старухам мало,

Их гнев растет, их руки - как клешни...

Вот в волосы вцепляются они,

И кой-куда еще ожесточенно

(Язычники глазели восхищенно)

И подкатились под ноги вождям...

Как передать Юдифи возмущенье?

Она вскричала с гневом: "Стыд и срам!

Где видано такое повеленье?

Как! Вы пришли, чтоб колотить врагов,

И передрались из-за пустяков

На их глазах! Сбесились, вероятно?

Какой позор! Вы спятили с ума?

Эй, перестать, покуда я сама

Не выдрала вам волосы! Понятно?"

От слов святая к делу перешла

И расточать удары начала.

Смеялся Феб, конечно, до упада.

Затем ушел, встав во главе отряда.

Долину эту между облаков

Теперь зовут Долиною шлепков.

А общее сражение все длилось...

Язычникам несладко приходилось,

Их дрогнул строй .. Как разъяренный барс,

Сражался, окружен врагами, Марс.

"Что нужно вам, о сборище каналий?

Воскликнул он. - Вас дьявол обуял?

Должно быть, захотелось этой швали,

Чтоб я вторично всех пообрезал?"

Погнулся щит, шлем с головы свалился...

На кучу им поверженных врагов

Он встал ногою твердой, укрепился.

Марс отступать не может! Не таков!

Отчаянно, со всех сторон теснимый,

Боролся он один, неустрашимый.

Над всеми возвышался сей колосс,

Как бури не боящийся утес.

И увидал Юпитер: до победы

Им далеко; грозят большие беды.

Схватив эгиду и перуны, он

Сесть на орла сбирался, разъярен.

"Слепому гневу не давайте воли!

Рекла Минерва. - Такова судьба.

Смиримся, в ожиданье лучшей доли!

Нас не спасет бесплодная борьба.

Есть и у них перуны в изобилье,

Перунам вашим старым не чета.

Зачем же вам в кичливого Христа

Кидать их? Надо скрыть свое бессилье.

На время перемирье заключим.

Взгляните: наши храбрые солдаты

Отважны, но теснят их супостаты.

Их слишком мало. Прикажите им

Вернуться снова к стенам крепостным.

Запритесь в них, а я пущусь в дорогу.

Отправлюсь я и к Гогу, и к Магогу.

Я иноземным расскажу богам

О гибели, что угрожает нам;

В их интересах оказать подмогу".

Благоразумному совету внял

Юпитер, вынудив себя сдержаться;

Минерве полномочия он дал,

А воинам велел ретироваться,

И вовремя; неравный этот бой

Мог оказаться битвой роковой.

Лишь Марс с Беллоной не могли уняться:

Свирепые, войдя во вкус резни,

Повиновались нехотя они.

Крушить врагов героям не терпелось,

А отступать им вовсе не хотелось.

Когда они кидались напролом,

То ангелы летели кувырком.

Победою, отнюдь не пораженьем,

Казалось, был ознаменован день.

Но все ж, когда легла ночная тень,

Язычники вздохнули с облегченьем.

Является архангел Михаил;

Немедля штурмовать он предложил.

Но отклика намеренье такое

Не встретило: все жаждали покоя,

И ангелов усталых сон манил.

Уж возроптать воители хотели;

Вдруг отложить велело новый бой

Святое трио (нежиться в постели

Оно любило). Протрубив отбой,

Архангел часть полков у стен расставил,

А остальных обратно в рай отправил

И приказал взять раненых с собой.

Все в лагере утихло; всех объемлет

Уж не желанье славы, а покой;

Смежает очи трус, как и герой;

Кто сладко спит, а кто лишь чутко дремлет.

Марс и Приап на страже у ворот

С сатирами в полночный час стояли.

"Вздыхаешь ты, Приап? Ужель устали

Твои солдаты? Или страх гнетет?"

"Конечно, нет! Но скучно нам ужасно".

"Я так и знал. Занятье это, ясно,

Сатирам вряд ли может подойти.

Беднягам не по вкусу это бденье,

Ведь воздержание для них - мученье...

Как мне вас жаль!" - "Шути себе, шути!

О битве я мечтал сию минутку

И с христианами сыграю шутку:

Я кое-что придумал, и непрочь

Использовать получше эту ночь".

"Как именно?" - "Я знаю" - "Говори же!"

"С войною ты знаком, конечно, ближе,

Чем я, и превосходно знаешь сам:

Без вылазок осады не бывает.

Наведаемся мы к тем господам,

Которые вкушают отдых там.

Любой из нас туда дорогу знает,

Спать не дадим мы набожным ханжам.

Во тьме ночной, сулящей наслажденья,

Мы скоротать сумеем свой досуг".

"Мысль хороша! Ты молодец, мой друг!

Вы любите ночные похожденья,

Ловите же благоприятный час!"

Скрипя, врата раскрылись, и тотчас,

Ночною тьмой окутаны, сатиры

Покинули Олимп, как дезертиры.

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

История еврея Панфера, Марии и Иосифа. Св.

Эльфин отрекается от Христа и дезертирует. Св.

Женевьева и св. Герман. Приап с товарищами попадает

в плен, крестится и отправляется на землю

основывать монашеские ордена.

О братие, правдиво повествую!

Сном праведников спали, крепким сном

Все ангелы, улегшися вплотную,

Прикрывшись кто камзолом, кто плащом.

И лишь один, бессонницей страдая,

Компании храпящей избегая,

С Эльфином, другом юности, гулял

(В чистилище последний побывал).

"Рассей, Панфер, мое недоуменье!

Сказал Эльфин. - Я думал, что найду

Тебя не здесь, скорей всего - в аду.

В Йерусалиме помнишь развлеченья?

Как подражать спешили вперебой

Мы римлянам! Красивые блудницы,

Пиры и скачки, игры, колесницы...

Нет, в рай ведет, конечно, путь другой.

Я погибал... Но старость, слава богу,

Наставила на нужную дорогу,

И догмат мне понравился Христов.

К тому же - как кусаться без зубов?

И, сызмальства все притчи обожая,

Крестился я, не тратя лишних слов.

Но, меры в благочестии не зная,

Я укокошил одного жреца

И к смерти был приговорен за это.

Упрямый, не нарушил я обета

И вытерпел все пытки до конца.

На угольях горячих извиваясь,

Я палачам высовывал язык,

Но иногда, невольно забываясь,

Бранился как заядлый еретик.

За этот грех, хоть я и спохватился,

В чистилище я вашем очутился.

Там провести пятнадцать тысяч лет

Я должен был; но денег власть всесильна

Чтоб год скостить, по нескольку монет

Берут попы, и платят им обильно.

Мне этот торг неволю сократил,

Я выкуплен довольно скоро был

Сам посуди, какое облегченье

Дышать теперь прохладою ночной!

Ты претерпел такие же мученья?

В каком ты ранге? Чай, уже святой?"

"Покамест нет". - "Так значит, покаянье

Загладило греховные деянья?"

"Нет, набожен я не был никогда,

И жил до самой смерти, как обычно.

Мне в рай попасть не стоило труда,

И без того все обошлось отлично".

"Но как же так?" - "Мне Иерусалим

Осточертел; ища отдохновенья,

Я поселился, скукою томим,

Под Вифлеемом, в собственном именье.

Дня два иль три там думал провести..

Но повезло: мне удалось найти

Прелестную и смуглую брюнетку,

И по-уши влюбился я в кокетку.

В нужде жила бедняжка; старый муж

Был плотником, весьма плохим к тому ж

Я на него простер свои щедроты

И вдоволь стал давать ему работы.

За это он был благодарен мне,

Росли его достатки понемногу.

А я был рад удобному предлогу

В не менее признательной жене

Я не нашел, на счастье, недотрогу...

Была она невинна и нежна

И редкою красой наделена.

Во мне давно все чувства притупились;

В короткий срок внезапно воротились

Их свежесть и первоначальный пыл,