Анатолий Величковский - Собрание стихотворений Страница 6

«Поникшие листья обломанной ветки…»

Поникшие листья обломанной ветки,Любимое солнце не даст вам награды.Что было недавно живительным светом,То стало смертельно-губительным ядом.Вы были вершиной, теперь шелеститеНе золотом осени — зеленью черной…Но дерево ваше шумит, посмотрите,Новой вершиной от старого корня.

«На небольшом лотке у бабы…»

На небольшом лотке у бабыЗастыли в мертвых позах крабыНет солнца, моря, нет песка,Как видно, крабы околели.Толпятся люди у форели,Замерзла баба у лотка.Но к счастью бабы — так бывает;Базарных толп торговый гамПриблизился, напоминаяШум волн бегущих к берегам.И полуоживая, крабыЗашевелились на лотке,И покупательница к бабеПодходит с сумочкой в руке.

Путаница

Лучи опустили свои молодые ресницы,Сквозь листья густые, на спелый овес при дороге.И дремлет природа. Ей, может быть, иначе снитсяВсе то, что и мне начинает казаться в итоге.Я, может быть, сон для деревьев неясный и зыбкий.И кажется им, что от этого сна не проснуться.И каждая ветка качается в солнечной зыбкеИ силится к сну своему наяву прикоснуться.

Гроза («В просторе ангелы стоят…»)

В просторе ангелы стоят.Мне между ними стать велят.За рядом ряд, за рядом ряд,Все в голубом снегу.За взглядом, — взгляд, за взглядом — взгляд —Я в огненном кругу.Нежнейший луч, из всех лучей — веселый луч зари.И даль за молнией видна,И солнце не горит —Горит, горит голубизна.И плещет вихрь и бьется ночь, и мрак течет рекой,И прах над клеткой старых мест —Метелью ходит. Первый зной,И первый свет, и первый крестЛаскает первого коня, под голубым богатырем,И изумрудные глаза у белоснежного коня — грозят из туч.И зеленеет снежный меч. Слепой идет с поводырем,И пахарь давних лет —Идет за сивкой и сохой. Притянут луч —К стогам, к березам и согретРаспаханной земли откос.Дымится паром борозда, по ней грачи бегут.И в тихой нежности березЗаросший блещет пруд.И вновь повергнут блеск в ничью… Зачем он звал?Зачем в ничтожестве держал? зачем ласкал?И обещаньем слух поил:Дать силу крыл, для светлых сил?

«Людьми немало вещих снов забылось…»

«Тень от невидимого»

С.И. Шаршун

Людьми немало вещих снов забылось.Но иногда случалось даже мнеПочувствовать, что жизнью повторилосьТо, что я видел некогда во сне.Я не скажу, чтоб это было что-тоБольшое, важное — скорее пустяки:Увижу вдруг, как улыбнется кто-то,Поправит волосы, или очки.И с этого момента вспоминаяСвой давний сон, я знаю наперед,Что сновиденью точно подражая,Допустим, с полки книга упадет,Мой собеседник чаем поперхнется,Автомобильный загудит гудок —И снова с повседневностью сольетсяПророчества неясный ветерок.

«У берега в молчаньи музыкальном…»

У берега в молчаньи музыкальномСпадают ветки в солнечном тепле.Трепещут и колышутся печально,И отражаются в речном стекле.Лучи скользят, сквозь трепет неустанный,В холодную прозрачную волну.И падает зеленый лист нежданно,И тень его плывет за ним, по дну.Мы впереди искали наслаждений,Искали славы, счастья и наград,И вдруг остановились в умиленьиПред тем, что было двести лет назад,

«Пространство между двух окошек…»

Пространство между двух окошекЗакрылось. Тронулся вагон…Глядит девица в макинтошеНа отступающий перрон.А за окном, не отставая,Между вагоном и стенойЛетит такая же вторая.Прозрачная. В туннель сыройВлетела и не зацепиласьЗа выступы, за провода.Душа! Не ты ли отделиласьВ тот невозможный миг, когдаПодземного туннеля грохотИ стук колес, и стекол звон,Как некий сатанинский хохот,Наполнил мчащийся вагон?Но вот, проехав два пролета,На станции «Reuilly-Diderot»,Скрывая легкую зевоту,Она выходит из метро.

Осень («Херсонский ворон пролетал…»)

Херсонский ворон пролетал,В рассветных сумерках заречных,Я где-то, кажется, читал:«Любовь, как ворон, долговечна».И верно, до сих пор живетЗаря осенняя, степная,И чайки утренний полет,И цепь курганов голубаяВ моей душе. Туман речной,Теплея, делается розов.Вся в изморози, под горой,Дымится размерзаясь озимь.Дымятся на меже дубки.Идет мой конь широкой рысью,Как бы тумана завитки —Бегут борзые следом лисьим.И солнце пригревает вновь.И снова мне его сиянье,Как долговечная любовь —В часы последние свиданья.

Сказка («Жизнь земную создал Бог…»)

Жизнь земную создал Бог.Диавол жизнь творить не мог.Бога он возненавидел —И сказал: «Ну что ж увидим,Если жизнь творить не мне,Будем все же наравне!Я придумаю в отместку,Затмевая Бога блеском,Мир не хуже, чем живой,Мир технический, второй».Сатане и карты в руки!Он открыл глаза науке,Начал людям помогать —Рай научный создавать.Божий мир нерукотворныйДля заводов стал уборной,И уже почти исчез —В грозном грохоте чудес.И поверили народы —Техника залог свободы.Да не выйдет ни хренаПросчитался сатана!

Перед мясной лавкой

О, нет! Не отсохнет рука человека —Он лошадь свободно зарежет на мясо.За службу и дружбу, от века до века —Он месть приготовил последнего часа.Об этом молчит человеческий гений,Молчит, как слепая, глухая бездарность —Берет на себя он из всех преступлений:Самое страшное — неблагодарность.

«При лунном сияньи — дымятся леса…»

При лунном сияньи — дымятся леса,Чудовищем кажется каждый пень.На светлой поляне копны овса,Под каждым снопом непроглядна тень.И теплые волны кругом идут,Деревья глядят в заколдованный пруд.Ты облаком стала, я облаком былПри ненаглядной зеленой луне:Мне счастье и музыку лес дарил,Перстень тебе, в голубой тишине.Когда-нибудь рыбы твой перстень найдутИ темные волны кругами пойдут.

«Покоя нет. Покой бывает только…»

Покоя нет. Покой бывает только,Когда теряется последний свет,Когда вся жизнь потеряна настолько,Что ни одной надежды больше нет.Так медленно засасывает тина,Разбитый бурей, остов корабляИ кажется шипением змеинымПропитан воздух, небо и земля.Взбегают волны на ступени лестниц,Судьба в зеленом покрывале спит:Ее одежда бархатная плесень,А тело отшлифованный гранит…И вот, она уже за облакамиКачает белокурой головой,И обнимает тонкими рукамиВесь океан и целый шар земной.

«Кан-ле-Бокка — цветы и пальмы…»

Кан-ле-Бокка — цветы и пальмы.Стальное море и закат.Я посетил сей берег дальний,Который так любил мой брат.Он умер там… И этот город,Весь утопающий в цветах,Впервые видел я сквозь горе,Сквозь слезы на похоронах.

С. И. Шаршуну