Константин Бальмонт - Будем как солнце. Книга символов Страница 6

Медленно сквозь главный вход войдет,

И движеньем ласковым, но смелым,

Стебель мой цветущий оборвет.

От восхода Солнца до заката

Измененья тени и лучей.

И растет дыханье аромата…

До заката буду я — ничей!

ЗМЕИНЫЙ ГЛАЗ

ПРАЗДНИК СВОБОДЫ

Я спал как воды моря,

Как сумрак заключенья,

Я спал как мертвый камень,

И странно жил во сне,—

   С своей душой нс споря,

    Свое ожесточенье

    Любя, как любит пламень

    Таиться в тишине.

Скрываться бесконечно,

Мгновения и годы,

В земле, в деревьях, в зданьях,

И вдруг, в свой лучший миг,—

   Так быстро и беспечно,

    На празднике свободы,

    Возникнуть в трепетаньях,

    Как молния, как крик.

Я спал как зимний холод,

Змеиным сном, злорадным,

И вот мне все подвластно,

Как светлому царю,—

   О, как я нов и молод,

    В своем стремленьи жадном,

    Как пламенно и страстно

    Живу, дышу, горю!

«Я — изысканность русской медлительной речи…»

Я — изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты — предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

      Я — внезапный излом,

       Я — играющий гром,

       Я — прозрачный ручей,

       Я — для всех и ничей.

Переплеск многопенный, разорванно-слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,

Переклички лесные зеленого мая,

Все пойму, все возьму, у других отнимая.

      Вечно-юный, как сон,

       Сильный тем, что влюблен

       И в себя и в других,

       Я — изысканный стих.

«Если в душу я взгляну…»

Если в душу я взгляну,

В ней увижу я волну,

    Многопенную,

Неба нежную эмаль,

Убегающую даль,

И безбрежность, и печаль,

    Неизменную.

Если в душу я взгляну,

Сам себя я обману

    Скрытой мукою,

И заплачет звонкий стих,

Запоет о снах моих,

И себя я силой их

    Забаюкаю.

МОИ ПЕСНОПЕНЬЯ

В моих песнопеиьях журчанье ключей,

    Что звучат все звончей и звончей.

В них женственно-страстные шепоты струй,

    И девический в них поцелуй.

В моих песнопеньях застывшие льды,

    Беспредельность хрустальной воды.

В них белая пышность пушистых снегов,

    Золотые края облаков.

Я звучные песни не сам создавал,

    Мне забросил их горный обвал.

И ветер влюбленный, дрожа по струне,

    Трепетания передал мне.

Воздушные песни с мерцаньем страстей

    Я подслушал у звонких дождей.

Узорно-играющий тающий свет

    Подглядел в сочетаньях планет.

И я в человеческом нечеловек,

    Я захвачен разливами рек.

И, в Море стремя полногласность свою,

    Я стозвучные песни пою.

СЛОВА—ХАМЕЛЕОНЫ

Слова — хамелеоны,

Они живут спеша.

У них свои законы,

Особая душа.

   Они спешат меняться,

    Являя все цвета,

    Поблекнут, обновятся,

    И в том их красота.

Все радужные краски,

Все, что чарует взгляд,

Желая вечной сказки,

Они в себе таят.

   И сказка длится, длится,

    И нарушает плен.

    Как сладко измениться,

    Живите для измен!

«Все равно мне, человек плох или хорош…»

Все равно мне, человек плох или хорош,

Все равно мне, говорит правду или ложь.

Только б вольно он всегда да сказал на да,

Только б он, как вольный свет, нет сказал

                                        на нет.

Если в небе свет погас, значит — поздний час,

Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Если в небе света нет, значит умер свет,

Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.

Если ключ поет всегда «Да,— да, да,— да, да»,—

Значит в нем молчанья нет — больше никогда.

Но опять зажжется свет в бездне новых туч,

И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.

Красен солнцем вольный мир, черной тьмой

                                    хорош.

Я не знаю, день и ночь—правда или ложь.

Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,

Будем счастливы с тобой в бездне голубой.

Если ж в сердце свет погас, значит поздний

                                        час.

Значит — в первый мы с тобой и в последний

                                        раз.

«Что достойно, что бесчестно…»

Что достойно, что бесчестно,

Что умам людским известно,

Что идет из рода в род,

Все, чему в цепях не тесно,

Смертью тусклою умрет

Мне людское незнакомо,

Мне понятней голос грома,

Мне понятней звуки волн,

Одинокий темный челн,

И далекий парус белый,

Над равниной поседелой,

Над пустыней мертвых вод,

Мне понятен гордый, смелый,

Безотчетный крик:«Вперед!»

«Жить среди беззакония…»

Жить среди беззакония,

    Как дыханье ветров,

То в волнах благовония,

    То над крышкой гробов.

Быть свободным, несвязанным,

    Как движенье мечты,

Никогда не рассказанным

    До последней черты.

Что бесчестное? Честное?

    Что горит? Что темно?

Я иду в неизвестное,

    И в душе все равно.

Знаю, мелкие низости

    Не удержать меня.

Нет в них чаянья близости

    Рокового огня.

Но люблю безотчетное,

    И восторг, и позор,

И пространство болотное,

    И возвышенность гор.

ВОЛЯ

                          Валерию Брюсову

Неужели же я буду так зависеть от людей,

Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?

Неужели же я буду колебаться на пути,

Если сердце мне велело в неизвестное итти?

Нет, не буду, нет, не буду я обманывать звезду,

Чей огонь мне ярко светит, и к которой я иду.

Высшим знаком я отмечен, и, не помня никого,

Буду слушаться повсюду только сердца своего.

Если Море повстречаю, в глубине я утону,

Видя воздух полный света и прозрачную волну.

Если горные вершины развернутся предо мной,

В снежном царстве я застыну под серебряной Луной.

Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,

Буду падать, не жалея, что на камни упаду.

Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,

Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.

Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,

Он в раю со мною будет—или в замкнутом

                                        гробу.

Для себя ища свободы, я ее другому дам,

Или вместе будет тесно, слишком тесно будет

                                          нам.

Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:

Влага может быть прозрачной — и возникнуть как

                                           бурун.

Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,

А захочет — и зардеет — и пожар в степи зажжет.

Но согрею ль я другого, или я его убью,

Неизменной сохраню я душу вольную мою.

«Мне снятся караваны…»

Мне снятся караваны,

Моря и небосвод,

Подводные вулканы

С игрой горячих вод.

Воздушные пространства,

Где не было людей,

Игра непостоянства

На пиршестве страстей.

Чудовищная тина

Среди болотной тьмы,

Могильная лавина

Губительной чумы.

Мне снится, что змеится

И что бежит в простор,

Что хочет измениться —

Всему наперекор.

«Я полюбил свое беспутство…»

Я полюбил свое беспутство,

Мне сладко падать с высоты.

В глухих провалах безрассудства

Живут безумные цветы.

Я видел стройные светила,

Я был во власти всех планет.