Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) Страница 6

Два бигха[13] земли

Я имел два бигха, – их нет, землю забрал сосед,                  не дав ничего взамен.Раз он мне сказал: «Твой участок мал,                  продай-ка его, Упен».Я ж ему в ответ: «Конца-края нет                  земле твоей, господин,Что продам я? Бог сохранить помог                  мне всего лишь клочок один».Но уперся он: «Если ты умен,                  то уступишь участок мне,Я решил свой сад обратить в квадрат,                  ширину приравнять к длине,Не мешай, дружок!» Душу страх обжег,                  и, молитвенно руки сложив на груди,Пересохшим ртом я шепнул: «Мой дом,                  мой посев, раджа, пощади.Тут отец и дед семь десятков лет                  лили пот, земля – наша мать.Не избыть беды тем, кто в миг нужды                  может старую мать продать».Захрипел бабу, закусил губу,                  почернел лицом, словно ночь:

«Спорь, коль хватит сил, я тебя просил,                  а теперь проучить не прочь!»Пять недель прошли, и насчет земли                  был составлен ложный указ:Взял мой дом судья за долги, хоть я                  не был должен на этот раз.Жизнь голодных гнет, ненасытен тот,                  у кого завелась деньга.Что считать гроши? Ведь рука раджи                  грабит нищего, как врага.Я молил, чтоб бог мне помог, чем мог,                  и мольбы мои впрок пошли, —Появясь во сне, подарил он мне                  мир огромный вместо клочка земли.

И вот я – аскет, как саньяси[14], одет,                  пил воду из рек, где вода свята,Тешил свой взор громадами гор,                  посещал святые места.Но ни на море синем, ни в желтой пустыне,                  нигде – ни вблизи, ни вдали,Даже во сне не случалось мне                  позабыть о двух бигхах родной земли.На рынках кричащих, в молельнях и чащах                  промчались пятнадцать-шестнадцать                лет,И открылось уму, что бежать ни к чему,                  ведь спасенья от памяти нет.

Привет, привет тебе, мать! Как не узнать                  бенгальской земли!Рокот Ганги и воздух родной, полный ласковой                тишиной,                  счастье мне возвратить смогли.Вот поле… Вот лес… Голова небес                  склонилась к твоим стопам,А в манговых рощах птицы поют, надежен там               прохладный приют,                  приготовленный пастухам.

Деревни, как птичьи гнезда, хранят из теней                сплетенный                  наряд и покой,А водоемы, что с детства знакомы,                  зовут зачерпнуть прохладу рукой.Бенгалка с кувшином идет не спеша, трепещет душа,                  и глаза мокры…Как сладко сказать земле моей: «Мать»,                  встретив ласковый взор сестры.Промчались два дня – и вокруг меня                  места родные, – мой сон давнишний.Тут все как вчера: и дом гончара,                  и колесница Вишну.Вот рынок, вот храм, вот склады, а там                  тропа, что давно знакома,Я еле дышал, когда добежал                  бегом до родного дома.

Земля, о стыд, о позор! – Ты изменила мне, тщетно               блуждает взор —                  от прошлого нет следа.Так, значит, вот какова ты, мать, может любой тебя               пожелать,                  и отдашься ты без стыда.Все уважали тебя, пока была ты матерью бедняка                  и жила от его трудов.Кто смел бы дурное сказать о земле, скромно               несущей в своем подоле́                  груз овощей и плодов?А ныне порочною стала ты, тебя украшают листва               и цветы,                  твой новый наряд богат.О горе! Постигнуть не в силах я, как ты смогла                изменить себя                  от головы до пят.Я, нищим ушедший в чужие края, сюда вернулся                ради тебя,                  Взгляни:Я оборван… Чудовище! Ты, пока я страдал,               облачалась в цветы,                  улыбалась ночи и дни.Гордишься ты милостями богача, а я так надеялся,               миг улуча,                  увидеть прежней тебя,Но от минувшего нет и следа, душу мне ранит твоя               красота,                  я плачу, былое любя,В те дни для хозяина-бедняка ты, как амрита, была               сладка,                  а ныне цветут цветы.

Ты ими украшена, ты весела… Но слушай, богинею               ты была,                  рабынею стала ты…

Словно чужой, с пустою душой                  на все я смотрел в упор,И взор мой набрел на манговый ствол,                  памятный с давних пор.

Я сел у корней, а горе во мне                  притихло и замерло начеку, —Детство и мать я стал вспоминать,                  чтоб разогнать тоску.Вспомнилось, как в грозовую ночь сны прочь                  отлетали от глаз;Как спелые манговые плоды, лишь ветер, бывало,                                 встряхнет сады,                  собирал я в рассветный час.Вокруг оглядевшись, я вспомнил пруд; из школы                сбежав, мы прятались тут                  когда-то очень давно,И стало ясно до боли мне, что землю,               грезившуюся во сне,                  вновь увидеть не суждено.Но ветерок промолчать не смог,                  он, прилетев с пруда,Прошумел и стих, чтоб у ног своих                  я нашел два спелых плода.

Тут я понял – мать не могла не узнать                  того, кто вернулся к ней,И гнев мой поник: чем горестней миг,                  тем ласковый дар ценней.

Но вдруг из кустов, не в меру суров,                  садовник вылез и прямоПошел на меня, браня и кляня                  (таких посылает Яма[15]).И молвил ему: «Шуметь ни к чему,                  я землю отдал без спору,А ты готов из-за двух плодов                  со мною затеять ссору!»Но крикун меня не узнал и палкой погнал                  туда,Где ласкала прохлада хозяина сада,                  где он рыбу ловил у пруда.С ним были друзья. Увидев, кто я,                  закричал он: «Пробил твой час!Околей, злодей!» Он бранился зло, а друзья еще злей                  в сто раз.Я взмолился тогда: «Два упавших плода                  мне, как милостыню, подай».Суд бабу[16] был скор: «Ты, по сути, вор,                  хоть на вид и свят, негодяй!»И, себя губя, рассмеялся я:                  «Справедлив судьбы приговор:Раз земля моя чтит святым тебя,                  то я, разумеется, – вор».

Урваши[17]

Не мать, не жена, всех родивших и всех родившихся               краше!Отрада небесного сада, Урваши!Вечер накинет на землю усталую свою золотую полу,Но ты не затеплишь светильник в углу;Когда ночь совершит полкруга,Не подойдешь, с опущенным взором подруга,Шагом стыдливым к постели супруга, —Заря нагая и нежная!Ты – безмятежная!

Саморожденный, без завязи, цвет неземного               растенья, Урваши!Скоро ль твое цветенье, Урваши?Ты в утро вселенной возникла из моря, из пены               курчавой, —Чаша амриты в правой, а в левой – чаша с отравой.У влажных ног небесами дарованнойОкеан разволнованныйЗмеей притих зачарованной.Жасмина цветок белоснежный, богов любимица                вечная!Ты – безупречная!

Молодость мира! Чьей уродилась ты дочкой,                Урваши?Где проросла непорочной цветочной почкой,               Урваши?В чьем доме, в каком обиталище темного днаСамоцветами и жемчугами играла одна?Лился ли свет драгоценных камней над люлькой                твоей из коралла,Убаюкана морем, ты веки свои закрывала, —Но во вселенной явилась в красе небывалой,Очнувшаяся, прозревшая,Дивно-созревшая!

От века возлюбленная вселенной, Урваши!С красотой несравненной, Урваши!Мысли отшельников – коврики для твоих               лучезарных  ног,Перед очами твоими все три мира томимы тоской               сладчайших тревог.Ароматами веет пьянящими ветер, тобой упоенный.

Как шмель, насосавшийся меду, бродит поэт               опьяненный, —В очарованном сердце с песнью неугомонной.Но тебя уже нет, – в звоне браслетов исчезла               в легкой одежде своейТы, что молний быстрей!

Когда перед взором богов самозабвенно ты пляшешьВолной разыгравшеюся, Урваши,Море вторит тебе, и оно свою гладь взволновало,Колышутся, зыблясь, хлеба – золотое земли               покрывало.С твоего ожерелия сыплются звезды, и нет им                конца, —Смертные смотрят – замирают сердца,Отливает кровь от лица.У окоема рвется твой пояс, повязь потайная,Необычайная!В небесах, позлащенных восходом, ты сияешь,               Заря-Урваши!Сверкаешь, улыбкой весь мир одаряя, Урваши!Омыто слезами вселенной тело твое искони,Кровью сердец три мира обагрили твои ступни.В лотос, таящий все сладострастные мира тревоги,Ты погрузила подобные лотосам ноги.В струях влажных волос, ты блещешь в земном                чертоге,Ты, для кого не бывало на свете весов,О спутница снов!О не знающая сострадания! Ты рыдания               слышишь наши?

Без тебя, страдая, рыдая, мы томимся, глухая                Урваши!Из сонных, бездонных глубин, как на рассвете                века,В покрове из мокрых волос вернешься ль в мир               человека?В первых лучах заревых, на виду у вселенной целой,Будет ли каплями слез струиться тело?Возникнешь ли вновь, чтобы море запело,Славя тебя полнозвучною песней,Всех песен чудесней?

Месяц восторга угас, не вернется держащая чаши,О закатившаяся Урваши!Ныне, увы, и дыханье весны, ее нежные звукиСлиты со вздохом вечной разлуки.В ночь полнолунья, когда лишь улыбки кругом,Память играет на флейте в унынье немом;Слезы мы льем,Но вдруг мелькнет среди слез надежда, едва               постижимая, —О ты, неудержимая!

Джибондебота