Александр Рославлев - В башне Страница 6

Виктору Гофману

На время смолкший, временно унылый,Ты скрытно молишься надзвездной тишине,Чтоб вновь запеть с удвоенною силой,Чтоб вновь запеть о безрассудном дне.

Заране шлю привет твоей весне,Хочу следить полет твой огнекрылый,Тебя я понял, ты стал ближе мне,На время смолкший, временно унылый.

Толпа

Сегодня Цезарь, завтра сын народа,Палач и вождь… толпа — всегда толпа.Ее свобода — рабская свобода.

Толпа в своем стремлении слепа,Великое теряется в ней скоро,Как в море шумном легкая щепа.

Пожар толпы, слепительный для взора,Коль хочешь, можешь каплей потушить.Дай басню ей занятную для спора.

Чтоб вновь зажечь, сумей толпе польстить,Потом ударив, как вола в работе,Доверь ей умереть, иль победить.

Толпа — раба и вы в своем полете,Великие безумцы черных дней,Зачем ее, к какой черте влечете?

Толпа! Есть путь, вернейший из путей.Возьми камней, кляня и прославляя,Побей певцов, пророков и вождей.

И, как на волнах, на себе качая,Их трупы вознеси ты на костер;Погибни с ними, гордая, святая!

Так ты искупишь давний твой позор.

В огонь

Петру Пильскому

Разрушим все во имя разрушенья!Нет выше красоты и силы нет сильней!Провижу день великого смешеньяКровавых дьяволов, младенцев и зверей.

Добро и зло — изношенные маски.Что ваши песни, груды ваших книг?Все всех веков за час безумной пляски,За этот вечность воплотивший миг.

Венец мне — солнце, символ гордой страсти,Мой меч — безумье, смерть — мой ярый конь.За мной, за мной, безвластники во власти,В огонь.

На канате

Между двух высоких башенПротянул тугой канат.Вам, внизу стоящим, страшенМой нечаянный закат…

Я же, вольный, дерзновенноМежду безднами иду,Улыбаюсь вдохновенноИ танцую на ходу.

Пестрый шут с двумя горбами,Я в мой полдень выше всех.Я несу святое пламя;Это пламя — вещий смех.

Я, безумный, я, великий,Хмелен солнечной мечтой.Солнце, брат мой огнеликий,Дай твой посох золотой.

Что мне башни? Что мне горы?Выше грезится закат.Через синие просторыПротяну я свой канат.

Маска

Жизнь — безумная потеха,Взвейся бубен огневой,Блеском солнечного смехаЗазвени над головой.

Солнце — маска. Пусть под маскойМироборческая ночь,Пусть приходит… Встречу с пляской.Черной смертикрикну: «Прочь!»

Разожгу костер последний,Запылает вихревой;И, чем ярче, тем победней,Я ударю в бубен мой.

Солнце — маска золотая;От тебя не отрекусь.Шут твой верен, умирая,С красной смертью обручусь.

Жизнь — безумная потеха,Взвейся бубен огневой,Блеском солнечного смехаЗазвени над головой.

Смех

Я к вам взывал, но зов вчерашнийБыл глух, а башня высокая;Сегодня вышел я из башни,И песня вольная звонка.

Пою и в бубен ударяю.Мой бубен — солнце, бубен — смех.Кто злой, кто добрый, я не знаю.Мне все равно… Пою для всех.

Забавой огненной потешуИ, уходя, оставлю знак.На главной площади повешуНа древке красный мой колпак.

Для всякой мудрости он годен,Смешная жизнь, как он, пуста.Уйду и снова мир свободенДля песен нового шута.

КРАСНЫЕ ПЕСНИ

Три ворона

Облака над степьюМесяцем разорваны.На кургане голомЗадремали вороны.

И увидел первый:Снег, землянки скрытые…Выстрелы и стоны…И лежат убитые.

А второй увидел:Улицы изрытые…Выстрелы и стоны…И лежат убитые.

И увидел третий:Избы непокрытые…Выстрелы в стоны…И лежат убитые.

Заалело небоВ разные три стороны,За поживой сытнойПолетали вороны.

«Никто не ждет, никто не знает…»

Никто не ждет, никто не знает,Что ужас будет явлен вновь.О мщеньи яростном взываетНедавних жертв святая кровь.

В тот день, сойдясь под красным флагом,Мы с песней кинули завод,Из переулка спешным шагомНаперерез нам вышел взвод.

Быль залп. Передние смешались.Товарищ мой лежал ничком,И мнилось, дьяволы смеялисьЗлорадным, гаденьким смешком.

Их зубы, не штыки, блестели,И барабанщик не был пьян,Нет, это смерть в его шинелиУсердно била в барабан.

И вот опять никто не знает,Что ужас будет явлен вновь.О мщеньи яростном взываетНедавних жертв святая кровь.

В ту ночь

Мы были прокляты судьбой,И шли неверными шагами,Наш пес понурый в худойТащился, нехотя, за нами.

Нависнув низко облака,Клубили темные волокна,Навстречу нам издалекаПолзли загадочные окна.

Мне что-то чудилось едва,Чему противилось сознанье.Нам были тягостны слова,И было трудно длить молчанье.

Вдруг пес завыл и побежал.Мой крик упал на полуслове,На тротуаре труп лежалЛицом в пятне застывшей крови.

Еще один. Сыны земли,Когда же цепи распадутся?Остановились, обошли…И шли, не смея оглянуться.

Заклятые

Гудок, протянув до высот,Пал, как стон из надорванной груди.Из каменной пасти воротВыходят заклятые люди.

Рубахи и лица у всехПотно-грязны от нефти и печи.Непонятно звучит мне их смех,Будят жуткость их мирные речи.

Я знаю бесплодность заботИ томлюсь о спасительном чуде.Каждый вечер из пасти воротВыходят заклятые люди.

О железном шахтере

Потерпи, товарищ, скороБудешь сыть я пьянь за двух.Про железного шахтераС каждым днем яснее слух.

Не напрасно в камнях чах ты,Ждал и верил много лет.Он нас выведет из шахтыНа веселый, вольный свет.

Ноет грудь и поясница,И стоит туман в глазах.Полетит душа, как птица,Отдохнуть в родных полях.

Нам, товарищ, по дороге,Оба — пасынки судьбы,Кто-то встретить на порогеПокосившейся избы.

Потерпи еще, брат, скороБудешь сыт и пьян за двух.Про железного шахтераС каждым днем яснее слух.

Мужики

Идут мужики и несут топоры,

Что-то страшное будет.

Достоевский. «Бесы».

Помню, грабили усадьбу,Ворвались в притихший дом,Воя, звал набат на свадьбуСмерти с красным петухом.

Полню парня без рубахи,Чьи-то бранные слова,Хриплый стон, топор… и с плахиТупо ткнулась голова.

Не забыть ее качаньяНа рожке блеснувших вилИ мгновенного молчаньяКак бы вскрывшихся могил.

О безумье! Мне казалось,Что я где-то вдалеке.Помню, девочка смеяласьС куклой в крошечной руке.

Жгли, и грабили усадьбу,И трещал, и падал дом,Воя, звал набат на свадьбуСмерти с красным петухом.

Белый ворон