Вадим Пугач - Антропный принцип Страница 6

9. В коридоре

Старый, испытанный трюк —Выбрал и пользуйся им, —Сердце повесив на крюк,Мы за прилавком стоим.

Свет, отмыкающий звук.Стадо спустилось к реке.Старый, испытанный друг,Как тебе там, на крюке?

Долгий, как бич, коридор,Рыжий оскаленный плюш,Ставит диагноз прибор —Вечно великая чушь.

Чу! Ультрастон, инфрачих,Чучело чахнет в пыли,Чуть оступился, затих —Чукнулось геково «пли».

Разве узнает, какойМожет открыться сезам,Тот, кто поводит рукой,Как по стеклу, по глазам?

Нить. Половица. Обрыв.Омут. Ловушка. Затон.Нас отправляют в заплывШар, шарлатан, Шарантон.

Пряничный домик. Коржи —Карты в руке игрока.Скоро отчалим. Держи —Вот тебе руль и рука.

10. Невстреча

Выхожу я раз на Невский…

Вдоль по Невскому проспектуС разных следую концовНаши бедные герои,Воздух мрачен и свинцов.

Героиня, выпив сока,Переходит на пломбир,Наблюдательное окоОзирает мокрый мир.

Вылезает из каретыВместе с дочерью Енот,Вынимает из цилиндраПачку новеньких купюр.

Мнет и тискает с усмешкой,Расплатился: мол, пускай!Вот бы солнце – этой плешкойТолько зайчики пускай.

На мосту стоит автобус,Ядовитое пятно.Подошел другой – и оба сМоста обана – на дно!

Суматоха, развлекуха,Будочники, доктора.Как попало, выплываютПассажиры по частям.

Часть вторая. Про героя.Он идет. Все решено.Тетя Туча просыпаетСверху мерзлое пшено.

Сквозь поднявшуюся вьюгу,Сквозь накинутую сетьГолубки летят друг к другу,Им никак не долететь.

Вдруг маэстро. Он просверленВзором, брошенным в упор.Что он врет, как сивый Мерлин?Что он тянет разговор?

Персонаж попался. Что-тоМелет, мелет на ветру,Он талдычит про Енота,Про интриги и игру.

И пошло растущим комом,Накатило, как волна:Всем знакомым, незнакомымНадо, надо, надо. На!

Уплывающее тело.Тонешь, только оступись.Надо-ело, надо-ело,Надо-ело. Остопиз…

Уносящее теченьеНад телами верх берет.Встреча может быть случайной,Как у зайцев на бревне.

11. Эпилог. Натюрморт

Холодная кухня. Стандарт.Но нет, никаких философий.Колода засаленных картИ чашка остывшего кофе.

Брошюра. Ах, да, гороскоп.Тарелка, следы винегрета.В розетке одна сигарета.И зеркальце рядом. Но стоп.

Картинка другая. Кувшин,Бог весть, молока или пива.Грудинка, румянясь игриво,Иной предлагает аршин.

Солонка, салфетка, салатИ горка домашнего плова,На стуле висящий халат,И все. О героях ни слова.1993.

«В этом городе только и ранили…»

В этом городе только и ранилиОстриями наверший и виршей,Или тем, что, как будто их наняли,Надрываются чайки над биржей;

Или тем, что упаришься пробовать,А за пробой – немедленный вычет,И твоя прямодушная проповедьОтменяет тебя и кавычит;

Или тем, что меж типов углюченныхНет такого, чтоб за нос не велся,И мосты закипают в уключинах,Над водою взлетая, как весла;

Невсамделишный груз переноситсяНа прозрачных распиленных соснах,Существующее переноситсяЛишь в значеньях своих переносных;

И когда мы лишались невинности,Постигая величье немого,Догадались уже, что не вынестиНичего однозначно прямого.

«Если бы я родился в соседнем квартале…»

Если бы я родился в соседнем кварталеИ дал бы однажды клятву ни разу не пересечь дороги,Был бы у меня шанс (не великий, конечно, но в общем)Сдержать хотя бы одну клятву в жизни.

Если бы я родился в соседнем квартале,Учился бы в школе, в которой и так учился,Получил бы паспорт в отделении милиции,в котором и так получил паспорт,Покупал бы еду в магазинах, в которых и так покупаю еду.

Если бы я родился в соседнем квартале,Пошел бы работать грузчиком в «Академкнигу»(Собственно, почти так и было, только в другомсоседнем квартале),А по вечерам пил бы пиво на детской площадке.

Если бы я сошел с ума от книг и пива,Меня лечили бы в родном квартале в психдиспансере,А если бы подрался на детской площадке,Заключили бы в обезьянник, по соседству с которыммне выдавали паспорт.

Так что же меня спасло от бунтарства и от безумья?Неужели то, что я не родился в соседнем квартале,И у меня не было возможности дать клятву не пересечь дороги?(В моем-то квартале нет ни милиции, ни диспансера, ни магазина.)

И что в итоге? Я нарушал клятвы, пересекал границы,Пиву предпочел коньяк, книгам – другие книги,И в сравнительно здравом уме, счастливо избежав заключенья,Пишу стихи о соседнем квартале, в котором я не родился.

«Всю дорогу просвистав-прощелкав…»

Всю дорогу просвистав-прощелкавИ невразумительное мня,Вдруг я понял, что рубцы проселков —Собственно следы господнего ремня.

Нет, едва ли мне страшны все эти злые елки,Я ж не интеллектуал какой-то, типа парикмахер-сомелье,Но ужасно испугался оказаться на таком проселке,По не знаю что увязнуть в колее.

Кажется, все то же – хвоя там, береста,—Только каждый пес – чужой и воет, как койот.Вот земля, что и своя не очень-то берется,И другая не дает.

Знаешь, родина, порви меня на мелкие волокна,Выскажи свое отрыжистое «фе»,Ты первей всего мой потолок отечный и разрушенные окна,Городской газон убогий и щербатый стол в пластмассовом кафе.

А потом уж – рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, занавески,Вот коза мелькнула чья-то, вот меланхоличный гусь.Хорошо, что я вернулся из еще одной поездкиИ опять нигде не окажусь.

«Тверь да Тверь кругом. Не то, что мир безумный…»

Тверь да Тверь кругом. Не то, что мир безумный —Вовсе нет, но лучше отползи.Хорошо, что фотоаппарат жены почти беззумный:Как нам эту жизнь разглядывать вблизи?

Где травой подернуты пути трамвая,На кривом заборе вывеска роскошная «Свадебный салон»,Неизвестный никому номер обрывая,Подходящий затяну псалом.

Тверчество мое не без слабинки;Порча затаилась в нитках да во швах.Только разве ради этого я из самой глубинкиК Господу воззвах?

Мы с женой – туристов пожилая пара, в —Прочем, это я – увы; она еще в соку.А ведь мы с ней вместе прожили больше лет,чем было комиссаров,Тех, которых отловили в солнечном Баку.

Я стучался в эту Тверь, последнее сграбастав,Все сжимал, что оставалось, в болевой комок.Я-то думал, ты поможешь мне, городок контрастов;А и правда, что помог.

Мелодии Уткиной заводи

1. Марш Уткиной заводи

Течет, говорите, то слизь, то не слизь,Такая погода лет сорок, хоть тресни.Я шел, наблюдая, как годы неслись,Не с песней по жизни, а с жизнью по песне.

Ведь я не Родриго какой-нибудь РуйИз пылью подернутой песни о Сиде;Когда мне в упор говорят: маршируй, —Всегда марширую за рюмкою сидя.

Пройдем над останками песни ничьей,Отрыжкой густой салютуя фастфуду.Пусть зомби трясется, прося палачей:Простите, ребята, я больше не вуду.

Мы вудем, мы воем над жирной Невой,Мы хором привыкли и харкать, и хавать.И мы поднимаем, как знамя, наш войПро черную нежить и Уткину заводь.

И я марширую над мертвой травой,Дохну – насекомая стая завьется.Я вуду, я вою, вот этот-то войУ нас в просторечии песней зовется.

2. Вальс Уткиной заводи

За рекою – жилье, не жилье, —Не люблю я советских гостиниц,Но смотрю и смотрю на нее,Туристических войск пехотинец.

Нет, я свой, я работаю здесь,Не приехал пытать я судьбу к вам.Но клубится прибрежная взвесьИ влечет к неразборчивым буквам.

Что там – слава? Призыв к мятежу?Лоб наморщив, лицо перекорчив,В эти буквы гляжу и гляжу,Оттого что и сам неразборчив.

В череде однотипных досад —Горизонт исказившая призма,Этот грязный бетонный фасадИ стеклянный оскал коммунизма.

И напрасно глаза напрягу,И гостиница эта дрянная, —Манит имя на том берегу:То ли «Вечная», то ли «Речная».

3. Танго Уткиной заводи

Тут рядом с заводью стоит один заводик,Но только ветер по цехам нытье заводит,Давно продуто все, парарам-парурам.Возможно, раньше тут звучал веселый гомон,Мол, типа жизнь идет, – сигналил за стеклом он,Но вот фасад обрушен, кайф обломан —Осталось пару рам.

Тут подле заводи, подлее, чем зевота,Водила вынырнет и впилится в кого-то,В того, кто впилится в того, кто впереди.И вновь пешком иду по берегу тогда я,И жизнь проносится, как ветер, молодая,И только шоферня стоит, страдаяДо судорог в груди.

Тут возле заводи зловещая промзона, —Такая плешь с опушкой жидкого газона,Какая разница – июль или февраль?И только чахлая, как смерть Кощея, иваМакает прутики во что-то цвета пива,И танго закругляется игриво:Ля-ля теплоцентраль.

4. Рок-н-ролл Уткиной заводи