Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 Страница 61

Колониальный день*

Со сконфуженной улыбкойВлез я в поезд лилипутский,Подобрал повыше ноги,—В сердце — ветер, в пятках — зуд…Сквозь кусты летят-ныряютРазноцветные киоски,—Дети что ли их слепилиИз халвы и пастилы?Тарахтят-гремят колеса…Сонно озеро блеснуло.Здравствуй, башня в бычьих мордах!Сомали! Мадагаскар!Дама рядом вертит ножкой…Ах, сударыня, простите!Не могу ж я разорваться —Или башня, или вы…

Кругосветным хороводомОбогнули круг волшебный:В голове лапша цветная,Гроздья крыш и куполов…Полмильона потных ближних!Вправо двинуться иль влево?В ресторан антропофагов?Или к лону синих вод?Под соломенным наметомГлянцевитый, толстый идолНа меня уставил строгоПупковидные глаза…Я воткнул ему под мышкуСмятый свой путеводительИ, пугливо озираясь,Скрылся в зарослях кустов.

В итальянской строгой залеДышат ангелы прохлады…На стене вдоль карт мигаютСветляками маяки.За витриной мелкий жемчуг,Пряжа, кофе и кораллы…Но душа моя надулась:«К черту пряжу! Ухожу!»В нидерландском павильонеБыло, право, интересней:На скамейке иностранкаИзучала томно план…О кудрей льняная пряжа!О лукавых губ кораллы!И глаза, как зерна кофе —По семнадцать франков фунт…

Дотащился до зверинца…На площадке голой спалиЛьвы, брезгливо повернувшисьК пестрой публике спиной.В ров жираф забрался тощийИ, как нищий, клянчит пищи…Я облатку аспиринаСунул в рот ему, смутясь…В три ряда на бурых скалахВосседали павианы:Может быть, у них был раутИль научный реферат?На бугре облезлый страусВ пыль струей зеленой прыснул…Я смущенно отвернулсяИ пошел, вздыхая, прочь.

Все, что надо, я проделал:Полчаса глазел, как негры,Зверски дергая задами,По помосту дули вскачь…Обошел базар тунисский,—Все духи там перенюхалИ купил зачем-то каскуИз прессованной трухи…Купол крепости суданскойВсласть глазами я ощупал,Сосчитал вверху все палки,Выпирающие вбок…И потом стопой смиреннойОбошел я храм Ангкорский…Ах, пожить бы в этом храмеОдному недели три!

Чтоб у входов часовыеОтгоняли всех знакомых,Чтоб во всем огромном храмеТолько я и дактило…Чтоб… Но сумерки сгустились.Выполз к озеру усталый…О измученные пятки!О прилипший воротник!Переливчатым каскадомВспыхнул пестрый дым фонтанов,—Я задумчиво и скорбноЕл под елкой бутерброд.Ел и думал, содрогаясь:«Как теперь я с этой каскойПроскользну в метро ночное,—В человеческую кашу,В человеческий компот?!»

Картофельная идея*

Я давно уж замечаю:Если утром в час румяныйВы в прохладной тихой кухнеКротко чистите картошкуИ сочувственно следите,Как пружинистой спиральюВниз сползает шелуха,—В этот час вас посещаютУдивительные мысли…Ритм ножа ли их приносит,—Легкий ритм круговращенья,—Иль движения Жильберты,Добродетельной бретонки,Трущей стекла круглым жестомНад карнизом визави?Мой приятель, Федор Галкин,У стола, склонясь над чашкой,В кофе бублик свой макаетИ прозрачными глазами,Словно ангел бородатый,Смотрит томно на плиту…Если б он поменьше чавкал,Если б он поменьше хлюпал,Как насос вбирая кофе,—Он бы был милей мне вдвое…Потому что эти звуки,Обливая желчью сердце,Оскверняют тишину.— Федор! — вдумчиво сказал я,Чистя крепкую картошку:— Днем и ночью размышляяНад разрухой мировою,Я пришел к одной идее,Удивительно уютной,Удивительно простой…Если б, друг, из разных нацийОтобрать бы всех нас зрячих,Добрых, честных, симпатичныхИ сговорчивых людей,—И отдать нам во владеньеНежилой хороший остров,—Ах, какое государствоВзгромоздили бы мы там!Как хрусталь оно б сиялоНад пустыней мировою…Остальные — гвоздь им в душу! —Остальные — нож им в сердце! —Пусть их воют, как шакалы,Пусть запутывают петли,Пусть грызутся, — но без нас.

Федор Галкин выпил кофе,Облизал усы и губыИ ответил мне, сердитоБарабаня по столу:«Я с тобою не поеду.В детстве я проделал опыт —В детстве все мы идиоты —Сотни две коровок божьихЗапихал с научной цельюЯ в коробку из-под гильз,В крышке дырки понатыкал,Чтобы шел к ним свет и воздух,Каждый день бросал им крошки,Кашу манную и свеклу,—Но в неделю все подохли…От отсутствия ль контрастов,От сужения ль масштабов,От избытка ль чувств высокихИли просто от хандры?Не поеду!» — Федор ГалкинРаздраженно скомкал шляпуИ, со мной не попрощавшись,Хлопнул дверью и ушел.

Пластика*

Из палатки вышла деваВ васильковой нежной тоге,Подошла к воде, как кошка,Омочила томно ногиИ медлительным движеньемТогу сбросила на гравий,—Я не видел в мире жестаГрациозней и лукавей!

Описать ее фигуру —Надо б красок сорок ведер…Даже чайки изумилисьФорме рук ее и бедер…Человеку же казалось,Будто пьяный фавн украдкойВодит медленно по сердцуТеплой, бархатной перчаткой.

Наблюдая хладнокровноСквозь камыш за этим дивом,Я затягивался трубкойВ размышлении ленивом:Пляж безлюден, как Сахара,—Для кого ж сие твореньеПринимает в море позыВысочайшего давленья?

И ответило мне солнце:«Ты дурак! В яру безвестномМальва цвет свой раскрываетС бескорыстием чудесным…В этой щедрости извечнойСмысл божественного свитка…Так и девушки, мой милый,Грациозны от избытка».

Я зевнул и усмехнулся…Так и есть: из-за палаткиВышел хлыщ в трико гранатном,Вскинул острые лопатки.И ему навстречу деваПриняла такую позу,Что из трубки, поперхнувшись,Я глотнул двойную дозу…

ИЗ ПРОВАНСАЛЬСКОЙ ТЕТРАДИ*

Мистраль*

Пускай провансальские лиры звенят:«Мистраль — это шепот влюбленных дриад,Мистраль — это робкий напев камыша,Когда в полнолунье он дремлет, шурша,Мистраль — перекличка мимозных стволов,Дубово-сосновая песня без слов,Мистраль — колыбельная песня лозы,Молитва лаванды и вздох стрекозы…»Пускай провансальские лиры звенят,—Я прожил в Провансе два лета подряд.

Сегодня в усадьбе бушует мистраль.С утра замутилась небесная даль,Летят черепицы с грохочущих крыш,В истерике бьется безумный камыш,У псов задираются к небу хвосты,Из книги, шипя, вылетают листы,Верандная кровля, как дьявол шальной,Шуршащее чрево вздымает копной,И кот мой любимый, мой вежливый котВ отчаянье лапою землю дерет…У моря ли сядешь — лопочет песок,Струится за шиворот, хлещет в висок,Колючие брызги врываются в нос,И ветер горланит, как пьяный матрос.В лесу ли укрытого ищешь угла,—Пронзает сквозняк от ствола до ствола,Вверху завывает чудовищный рог,Взлохмаченный вереск скрежещет у ног,А злое шипенье сосновых кистейВползает под кожу до самых костей…Из хижины старой в окошко гляжу:Дыбясь, виноградник ложится в межу,Вздымаются ленты засохших бобов,И желчь приливает до самых зубов…Кого бы зарезать? Кота или пса?Над крышей шакальи хрипят голоса,Под балкой качается сочная гроздь,—И с завистью тайной косишься на гвоздь.Душа — словно мокрый, слинявший чулок…С размаху бросаешь тетрадь в потолок.В ответ в очаге загудели басы,И сажа садится, кружась, на усы.

В саду показался земляк-агроном,Под мышкой баклага с пунцовым вином,Рот стиснут, в глазах смертоносная сталь,Прическу винтом завивает мистраль.Влетевший за ворот воздушный потокИз левой штанины вдруг вырвался вбок…Спина парусит, и бока пузырем.Буксирной походкой берет он подъем.«С веселой погодкой, любезнейший друг!»В ответ агроном описал полукругИ вдруг превратился в живую спираль……………………………………………………………………О шепот дриады! О нежный мистраль!

Сбор винограда*