Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений Страница 65

Приговор

Прислушайся на том медлительном пороге,Что сделают потом развалинами боги,К тем, что идут от зорь и говорят в тени,Затем, что и пути знакомы им, и дни.Без грозди - длинный тирс лишь посох узловатый,И маска, снятая с улыбкой виноватой,Переживает смех, что некогда под нейЗвучал, и долгий дождь в теченье многих днейСо щек бестрепетных румянца глянц смывает,И страшен взгляд пустой, которым не взираетНикто. Исчезнувши, козла оставит фавн,Что подражать ему пытается, привстав,В фонтане плачущем навеки нимфа скрыта,Ступенью мрамор стал, а серый сон гранита -Оправа для того, кто был когда-то жив.На гребнях бурных волн лохмотья конских гривВсплывают, мечутся и остаются пеной.Сгорая, факелы золой себя оденут,И лира меж листвы могильного венкаРогами павшего становится быка.Доспехи старые в плуги переплавляют,Любовь и смерть красу любую обнажают,Поднявшись от зари, уходит к ночи день,И эхо, даже громкое, лишь тень.На этот раз ты тот, кто слышит эти речи,И помни: пепел сам томит больные плечи.

Надежда

Какая б ни была вода, что ты вкушаешь,Зеленая - пруда иль желтая - речная,Для жажды утренней или вечерней, с ней,О смелое дитя, всегда надежду пей!Удача у тебя ж в твоих глазах таится,А счастье по твоей причуде превратитсяИз тени двойственной, что в теплом гроте бдит,То в женщину, что спит, то в мужа, что стоит.Печать со впалыми и радость с голубымиГлазами - судьбами не счастливы своими.Дни медленно ползут, часы бегут как сон.Разломленный тростник в двух флейтах воскрешен.Деревья старые отягчены плодами.Пещера черная, что злобными глазамиПрохожим по пути не устает грозить,И эхо и фонтан скрывает, может быть.Тень голубя вдали на ворона похожа.Озера, лебедей в свое приявши ложе,Иль в лоно вод своих их взявшая рекаНавеки черного дают им двойника.Сквозная трещина на зеркале хрустальномМорщина - смотрящим, а к ней припавшим - рана.Но помни: зло ночей зарей завершено.Надейся! Счастье лжет, что это не оно!Смеяться будут те, что лил сегодня слезы,И вкруг могильных урн, цветя, овьются розы.

Сосны

Сосна вслед за сосной, вступая в хор, звучит.И вот уж целый лес и стонет и гудит,Трагичный, потому что здешний ветер - с моря.Он сохранил в себе и злость и привкус горя,И, усыпляя нас, забыть не в силах он,Что гневною зарей он где-то был рожден,В разъятых безднах вод и злобных ветров гуле.А в соснах стонущих, что в небе потонули,Кидая песнь свою в проснувшуюся тьму,Спит счастье, и во сне так явственны емуПроклятье старое и длительная злоба -Два призрака, что бдят и не уходят оба,И в память ломятся, ее кусая сон.А радость на ветвях, что в пурпурный хитонТаинственный закат как кровью одевает,Голубку белую собой напоминает,Чье воркование - неслышный, слабый стонВ том красном шепоте, что в соснах повторен.

Тени прошлого

Приди! Блаженство жить в обоих нас поет!И медленно течет усталый хоровод,Проходит мимо нас одна вслед за другою,Та с веткой пальмовой, та с красною лозою,Та с урной глиняной, та с кубком золотым,Та за рога таща, бранясь и споря с ним,Козла огромного и с бородою рыжей,Что связку лопухов и трав пахучих лижет.Та медленно идя по рощам и холмам,Та около пруда склоняясь к лебедям,Та радостно смеясь, та в неутешном горе,Та из лесу идя, та направляясь к морю.И все, когда восток позолотит рассвет,Безмолвно шествуя одна другой вослед, -И та, что гроздь несет, и та, что ветвь срывает,И та, что в кубке пьет, - исчезнут, оставляяВ безмолвной памяти, где сны их сберегут,Улыбки грустные своих усталых губ.

Укушенный Амур

Немая статуя Амура выше роз,Чье пиршество вокруг гранита обвилось,Подобное устам, таинственно-прекрасным,Душистым, окровавленным и красным,От солнца - пьяным, и от ночи - злым.И слыша, как фонтан поет приветно им,Задумчивый божок, среди цветов скучаяНагою статуей, капризно прижимаетРебенка палец к женственным губам.Воркуют голуби. Павлин по временамСвой распускает хвост. В лесу кричат олени.Уж осень листья рвет на воды и ступени.Рыдает ветер. Мерзнет пруд. Зима.Роз нет уже давно, и статуя сама,Лишившись нежных уз, дышавших лепестками,Под ветром яростным и злобными дождямиДрожит и чувствует, как снизу на нееПолзет упругий плющ, впивая остриеСвоих холодных жал, чтоб после, как змеями,Овиться вкруг нее - и задушить ветвями.

Прорицание

Чтоб возвестить тебе грядущих дней судьбу,И флейту я возьму, и гневную трубу.Пусть лавры обовьют твое чело короной,Пусть на груди твоей свирепая ГоргонаСвой страшный явит лик среди гудящих змей,Что, изумрудные, на голове у ней.Пусть будешь ты держать, ей потрясая дико,Воинственный цветок, губительную пику.Но пусть твоя нога в сандальи будет той,Что молодой пастух, придя на водопой,Под песнь свирели вырезал из кожи, -Затем, что Мудрость - быть простым и гордым тоже,Надменным на заре и к вечеру - благим,И воду лить и кровь, одно вслед за другим,Соединять броню с одеждою смиреннойИ посох пастырский со шпагой дерзновенной,И на путях судьбы, где пепл и дождь печатьНезримую кладут на вещи, сочетатьПод пикой колющей и бьющими кнутами,Под солнцем жалящим и долгими дождями,Под властью пастуха иль амазонки злой, -С огромным табуном, летящим в мрак ночной,Немое шествие среди сырых тумановПугливых коз, овец и медленных баранов.

Изгнанник

Свой пепел прокляну, раз вы прокляли тело!И только в сад сойду, где все отзеленело,Чтобы в последний раз его увидеть вновь.Дорога белая меж пашен и холмовУказывает мне последний столб и камень.Уж небо бледными покрылося звездами,И ветер начал мой оплакивать уход,Пруд смотрит мне в глаза зеркальной гладью вод,И каждый куст ко мне протягивает ветки,А дерево плоды, и предлагают крепкийМне посох для моих неведомых дорог.Уж фляга на боку и на спине мешок;Сандальи на ноги уставшие одеты,И плащ колышется от стонущего ветра.Скамья, что я любил, уж мохом поросла,Засов упрям, дверь тяжела и зла.Все голуби мои вспорхнули утром рано.И в дремлющий бассейн замолкшего фонтанаПоследние цветы и ключ бросаю свой,И в темную страну, куда уходит все,Беру, чтоб скрыть потом в ней пепел жизни бурной,Надгробную, плющом опутанную, урну.

Приношение

Белеет низкий дом среди листвы лавровой.Алеют персики в его саду фруктовомИ дозревает гроздь на вянущей лозе.Лучи, врываясь внутрь сквозь щели жалюзей,Играют на стене и пляшут по паркету.Но пуст накрытый стол и в лампе масла нету.И никогда ничей благословенный сон,Истому нежную или усталость онНе приютит уже. И даже тень немаяТвоя, о том, что жить тебе пришлось, вздыхая,С усталым взглядом той, какою ты былаРебенком, в этот дом ни разу не пришла.Затем, что ты давно ушла из жизни этойИ унесла в руках, чтоб выпить в водах ЛетыЗабвенье и покой, мой кубок, и с собой,Чтоб оплатить проезд на лодке роковой,Взяла монету ты, о мудрая, и чтобыТебя и мрак и страх не задушили оба,Ты не рассталась, взяв и их в долину слез,С любимой горлицей и лучшею из роз.

Отпечаток

Нет у прекраснейшей, - ведь вы ее прекрасней! -Такого облика, что я резцом напраснымВ медали глиняной и круглой начертал,Увидев то, о чем я раньше лишь мечтал -Прелестный образ ваш, что будет жив веками.Гирлянда нежная замкнула вас цветамиВ замолкшем трепете душистых лепестков,И мнится: вы в воде прозрачнейших прудовОтражены теперь, и близок миг, когда выПоявитесь опять в лучах сладчайшей славы,Какой моя любовь вас видит. И затем,Чтоб нежный облик ваш не потерять совсем,Три раза выбил я его в тройном металле, -Медь, бронза, серебро, - чтоб трижды повторялиОни в сиянии лучистой синевыУлыбку вечную, какою были вы.

Сельская эпитафия