Юрий Щеглов - Проза. Поэзия. Поэтика. Избранные работы Страница 67

Следующие мотивы – (52) и (53) – часто соединяют идею победы над судьбой с коннотациями «торжественной трепетности», о которых см. (12). Здесь нередко употребляется лексика, выражающая царственность, парадность, триумф, славу, сооружение памятников, годовщины и т. п.

(52) Приобщение к «царству славы». Разрушение и смерть могут приветствоваться так же, как приобщение человека к таинственной космической симфонии, воссоединение души с Богом, вступление ее в небесную рать и т. п. Он божьего воинства новый воин, / О нем не грусти теперь… / Подумай, ты можешь теперь молиться / Заступнику своему (БС); Казалось, стены сияли / От пола до потолка (описание смерти – БС); Так вот оно, преддверье царской славы; «А Смоленская нынче именинница…» (АД); финал поэмы «У самого моря» (смерть царевича, сопровождаемая несказанным светом); Но как заплещет, возликует он, / Когда, минуя тусклое оконце, / Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце, / И смертный уничтожит сон.

К данному мотиву близок мотив претворения разрухи и нищеты в чудесный свет, по-видимому, имеющий эсхатологический смысл: «Все расхищено, предано, продано…» (Отчего же нам стало светло? – АД).

(53) Претворение мгновенного и эфемерного в вечное и нетленное. Эфемерность, хрупкость дорогих объектов, мимолетность впечатлений, редкость и краткость счастливых мгновений жизни, их невозвратимость квазикомпенсируются переходом в духовное измерение, где все преходящее и летучее запечатлевается навечно и как бы изымается из-под юрисдикции времени, житейских невзгод и т. д. В частности, пережитые моменты любви навсегда остаются в душах участников романа (а также в «памяти» окружающих мест и предметов) в виде неких нетленных сущностей, нимало не затрагиваемых ссорами, разлукой, изменой, смертью, забвением и прочими превратностями. (Отсюда частые утверждения ЛГ, что бросить ее, расстаться с ней – нельзя.) Данная разновидность «Победы над судьбой», которая, отметим, реализует одновременно и «Долг» (сохранить ценности!), опирается в первую очередь на аппарат «Памяти» (см. (19)).

Мысленный образ, воспоминание, тень, след, отражение заменяют «оригинал» и увековечивают его для ЛГ и последующих поколений. Но я эту запомнила речь, – / Пусть струится она сто веков подряд / Горностаевой мантией с плеч (В); Лыжный след, словно память о том, / Что в каких-то далеких веках / Здесь с тобою прошли мы вдвоем (АД); Сердце бьется ровно, мерно. / Что мне долгие года? / Ведь под аркой на Галерной / Наши тени навсегда (Ч); Тень моя на стенах твоих. / Отраженье мое в каналах, / Звук шагов в Эрмитажных залах (ПБГ); Там, где наши проносятся тени, / Над Невой, над Невой, над Невой; / Там, где плещет Нева о ступени, – / Это пропуск в бессмертие твой (С); Иная близится пора, / Уж ветер смерти губы студит, / Но нам священный град Петра / Невольным памятником будет (АД); И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами – / Живые с мертвыми: для славы мертвых нет (С).

Поэзия и история рассматриваются как залог бессмертия, компенсирующего отсутствие счастья. Мне любви и покоя не дав, / Подари меня горькою славой (Ч); Твой белый дом и тихий сад оставлю. / Да будет жизнь пустынна и светла. / Тебя, тебя в своих стихах прославлю, / Как женщина прославить не могла (БС); Пусть он не хочет глаз моих… / Всю жизнь ловить он будет стих, / Молитву губ моих надменных (БС).

Воспоминание любовно сохраняется как источник утешения.

Вновь подарен мне дремотой / Наш последний звездный рай… // Чтобы песнь прощальной боли / Вечно в памяти жила… (БС); И чтоб вечно жили дивные печали, / Ты превращен в мое воспоминанье (БС); И я подумала: не может быть, / Чтоб я когда-нибудь забыла это. / И если трудный путь мне предстоит, / Вот легкий груз, который мне под силу / С собою взять, чтоб в старости, в болезни, / Быть может, в нищете – припоминать / Закат неистовый, и полноту / Душевных сил, и прелесть новой жизни (АД); И уже не празднует тело / Годовщину грусти своей (БС).

Неразрушимый образ лучших моментов любви компенсирует ее недолговечность, обезболивает ее обиды и томительные перипетии.

Оттого что стали рядом / Мы в блаженный миг чудес… // Мне не надо ожиданий / У постылого окна / И томительных свиданий. / Вся любовь утолена (Ч); Спокойно знаю – в этом тайна / Неугасимого огня. / Пусть мы встречаемся случайно / И ты не смотришь на меня (1910‐е гг.); О, есть костер, которого не смеет / Коснуться ни забвение, ни страх (Ч); Все равно, что ты наглый и злой, / Все равно, что ты любишь других, / Предо мной золотой аналой / И со мной сероглазый жених (Ч); То ли я с тобой осталась, / То ли ты ушел со мной, / Но оно не состоялось, / Разлученье, ангел мой! (1909 г.?); Разлучение наше мнимо: / Я с тобою неразлучима, / Тень моя на стенах твоих (ПБГ).

(54) Встречи с отсутствующими. К только что рассмотренному мотиву примыкает такой привычный для ахматовской ЛГ способ квазикомпенсации, как сеансы общения с «гостями из прошлого» – умершими или далекими людьми, исчезнувшими объектами – как с живыми и присутствующими. Отличие от (53) состоит в том, что там идет речь о существовании в духовном пространстве постоянных образов прошлых объектов, а здесь – об окказиональном их явлении. Возможность таких встреч обеспечивает, во‐первых, способность ЛГ к проницанию времени (память) и пространства (телепатия), на которой основан и (53): во‐вторых, способность к экстатическим, взволнованным, бредовым состояниям, «юродство», «блаженность». Там, где действует преимущественно первый фактор, рассматриваемый случай довольно близок к (53). Во многих стихотворениях, однако, общение ЛГ с гостями из прошлого имеет оттенок бреда, транса, иногда даже полупомешанности, мотивирующих неспособность уловить грань между живыми и мертвыми, смешение разных лиц и одного и того же лица в разных возрастах и т. д.

Подобные фантастические встречи особенно типичны для поздних стихов (где они иногда называются «невстречами»), но примеры их есть и в первых книгах.

Пришли и сказали: «Умер твой брат». / Не знаю, что это значит… // Брата из странствий вернуть могу…; Брат! Дождалася я светлого дня, / В каких ты скитался странах? / – Сестра, отвернись, не смотри на меня, / Эта грудь в кровавых ранах (1910 г.); Ты опоздал на много лет, / Но все-таки тебе я рада. / …Прости, npoсти, что за тебя / Я слишком многих принимала (БС); И вот одна осталась я… / Но так бывает: раз в году… / Стою у чистых вод / И слышу плеск широких крыл / В темнице гробовой (П); Заболеть бы как следует, в жгучем бреду / Повстречаться со всеми опять… / Даже мертвые нынче согласны прийти… / Буду с милыми есть голубой виноград… (АД); Наступают годовщины / Первых дней твоей любви. / Ты мои разрушил чары, / Годы плыли, как вода. / Отчего же ты не старый, / А такой, как был тогда? (АД).

Примеры юродивой эйфории, поисков несуществующего – «Похороны», где ЛГ ищет место для могилы, как будто бы речь шла о выборе жилья, где она сможет общаться с умершей:

…Она привыкла к покою / И любит солнечный свет. / Я келью над ней построю, / Как дом наш на много лет… / Между окнами будет дверца, / Лампадку внутри зажжем… (В); «Где, высокая, твой цыганенок…» (БС), где ЛГ радуется тому, что Магдалина сыночка взяла, ходит в бреду по комнатам и ищет его колыбельку; «Белый дом», где ЛГ аналогичным образом ищет несуществующий дом и т. п. Из более поздних стихотворений, где желанная встреча имеет явные черты сна, бреда и смешения лиц, отметим «Так отлетают темные души…» (Т).

Выделим в заключение некоторые мотивы и детали, часто используемые для развертывания и сопровождения различных мотивов раздела «Победа над судьбой».

(55) Формулировки: «ничего…», «пусть…», «не страшно (не больно, не жаль)», «так даже лучше…» и т. п. Меня покинул… / Ну так что ж? (В); Что мне долгие года? (Ч); Что теперь мне смертное томленье! (Ч); Пусть он не хочет глаз моих (БС); У наизусть затверженных прогулок / Соленый привкус – тоже не беда (Т); Ничего, ведь я была готова (Т); Ничего, что не встретим зарю (С); Я не плачу, я не жалуюсь (В); Не печально, / Что души моей нет на свете (В); Уже не страшно ничего; И струится пенье панихидное / Не печальное нынче, а светлое (АД); Не страшно под пулями мертвыми лечь, / Не горько остаться без крова (С); Мне даже легче стало без любви (БС); Даже звонче голос нежный (АД); Там средь стволов еще светлее (С).

(56) Пожелания счастья и благополучия другим. Данный мотив, контрастно подчеркивая отсутствие счастья у ЛГ, в то же время способствует поддержанию позы удовлетворения и оптимизма, конституирующей мотивы «Победы над судьбой». Ср. «Столько просьб у любимой всегда…» (все стихотворение – Ч); Будешь жить, не зная лиха (Ч); И жниц ликующую рать / Благослови, о боже! (БС); Строителей ее [башни-западни] благодарю: / Пусть их забота и печаль минует (БС); Прощай, прощай, будь счастлив, друг прекрасный… (АД).