Константин Бальмонт - Том 1. Стихотворения Страница 7

Пустыня

Я видел Норвежские фьорды с их жесткой бездушной красой,Я видел долину Арагвы, омытую свежей росой,Исландии берег холодный, и Альп снеговые хребты, —Люблю я Пустыню, Пустыню, царицу земной красоты.

Моря, и долины, и фьорды, и глыбы тоскующих горЛишь краткой окутают лаской, на миг убаюкают взор,А образ безмолвной Пустыни, царицы земной красоты,Войдя, не выходит из сердца, навек отравляет мечты.

В молчаньи песков беспредельных я слышу неведомый шум,Как будто в дали неоглядной встает и крутится самум,Встает, и бежит, пропадает, — и снова молчанье растет,И снова мираж лучезарный обманно узоры плетет.

И манит куда-то далеко незримая чудная власть,И мысль поднимается к Небу, чтоб снова бессильно упасть:Как будто бы Жизнь задрожала, с напрасной мечтой и борьбой,И Смерть на нее наступила своею тяжелой стопой.

Змеиный глаз

Датскому лирику Тору Ланге

Огней полночных караванВ степи Небес плывет.Но кто меня в ночной туманТак ласково зовет?

Зачем от сердца далекаМечта о Небесах?Зачем дрожит моя рука?Зачем так манит прах?

Болото спит. Ночная тишьРастет и все растет.Шуршит загадочно камыш,Змеиный глаз цветет.

Змеиный глаз глядит, растет,Его лелеет Ночь.К нему кто близко подойдет,Уйти не может прочь.

Он смутно слышит свист змеи,Как нежный близкий зов,Он еле видит в забытьиОгни иных миров.

Не манит блеск былых утех,Далек живой родник.В болоте слышен чей-то смех,И чей-то слабый крик.

Гибель

Предчувствием бури окутан был сад.Сильней заструился цветов аромат.Узлистые сучья как змеи сплелись.Змеистые молнии в тучах зажглись.

Как хохот стократный, громовый раскатСмутил, оглушил зачарованный сад.Свернулись, закрылись цветов лепестки.На тонких осинах забились листки.

Запрыгал мелькающий бешеный град.Врасплох был захвачен испуганный сад.С грозою обняться и слиться хотел.Погиб — и упиться грозой не успел.

«Вечерний свет погас…»

Е.А. Варженевской

Вечерний свет погас.Чуть дышит гладь воды.Настал заветный часДля искристой Звезды.

Она теперь горит,Окутанная мглой,И светом говоритНе с Небом, а с Землей.

Увидела она,Как там внизу темно,Как сладко спит волна,Как спит речное дно.

И вот во мгле, вдали,Открыв лицо свое,Кувшинки расцвелиИ смотрят на нее.

Они горят в ночи,Их нежит гладь воды,Ласкают их лучиЗастенчивой Звезды.

И будут над водойВсю ночь они гореть,Чтоб с Утренней ЗвездойСтыдливо умереть.

Исполинские горы

Исполинские горы,Заповедные скалы,Вы — земные узоры,Вы — вселенной кристаллы.

Вы всегда благородны,Неизменно прекрасны,От стремлений свободны,К человеку бесстрастны.

Вы простерли изломы,Обрамленные мохом,Вы с борьбой незнакомы,Незнакомы со вздохом.

Вы спокойно безмолвны,Вас не тронут рыданья,Вы — застывшие волныОт времен Мирозданья.

Ковыль

Точно призрак умирающий,На степи ковыль качается,Смотрит Месяц догорающий,Белой тучкой омрачается.

И блуждают тени смутныеПо пространству неоглядному,И непрочные, минутные,Что-то шепчут ветру жадному.

И мерцание мелькнувшееИсчезает за туманами,Утонувшее минувшееВозникает над курганами.

Месяц меркнет, омрачается,Догорающий и тающий,И, дрожа, ковыль качается,Точно призрак умирающий.

Океан

(сонет)

Вдали от берегов Страны Обетованной,Храня на дне души надежды бледный свет,Я волны вопрошал, и Океан туманныйУгрюмо рокотал и говорил в ответ.

«Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет.Ты вверился мечте обманчивой и странной.Скитайся дни, года, десятки, сотни лет, —Ты не найдешь нигде Страны Обетованной».

И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман,Охвачен пламенной, но безутешной думой,Я горько вопросил безбрежный Океан, —

Зачем он странных бурь питает ураган,Зачем волнуется, — но Океан угрюмый,Свой ропот заглушив, окутался в туман.

«Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море…»

Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море,Оба окутаны светом мертвенно-бледной Луны.Ветер в пространстве смутился, смолк в безутешном просторе,Небо, и Ветер, и Море грустью одною больны.

В холод гибнет и меркнет все, что глубоко и нежно,В ужасе Небо застыло, странно мерцает Луна.Горькая влага бездонна, Море синеет безбрежно,Скорбь бытия неизбежна, нет и не будет ей дна.

Лебедь

Заводь спит. Молчит вода зеркальная.Только там, где дремлют камыши,Чья-то песня слышится, печальная,Как последний вздох души.

Это плачет лебедь умирающий,Он с своим прошедшим говорит,А на небе вечер догорающийИ горит и не горит.

Отчего так грустны эти жалобы?Отчего так бьется эта грудь?В этот миг душа его желала быНевозвратное вернуть.

Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,Все, на что надеялась любовь,Проскользнуло быстрым сновидением,Никогда не вспыхнет вновь.

Все, на чем печать непоправимого,Белый лебедь в этой песне слил,Точно он у озера родимогоО прощении молил.

И когда блеснули звезды дальние,И когда туман вставал в глуши,Лебедь пел все тише, все печальнее,И шептались камыши.

Не живой он пел, а умирающий,Оттого он пел в предсмертный час,Что пред смертью, вечной, примиряющей,Видел правду в первый раз.

Бесприютность

(сонет)

Меня не манит тихая отрада,Покой, тепло родного очага,Не снятся мне цветы родного сада,Родимые безмолвные луга.

Краса иная сердцу дорога,Я слышу рев и рокот водопада,Мне грезятся морские берега,И гор неумолимая громада.

Среди других обманчивых утехЕсть у меня заветная утеха:Забыть, что значит плач, что значит смех, —

Будить в горах грохочущее эхо.И в бурю созерцать, под гром и вой,Величие пустыни мировой.

Над пучиной морской

Фаине ***

Над пучиной морской, тяготея, повисла скала,У подножья скалы бьются волны толпой неустанной,Греет зной ее камни, к ней ластятся ветер и мгла,Но безмолвна она — в час ночной, в час зари златотканной.

Белоснежная тучка мелькнет и растает над ней,Прощебечет блуждающих птиц перелетная стая,Загорится, забрезжит за морем звезда золотая,Небо вспыхнет в ответ мириадами синих огней.

Но не видя, не внемля, гранитная дремлет громада,Если ж волны сильнее нахлынут, журча и звеня,Словно шепчет она еле слышно: «Не надо… не надо…Утишите волненье свое… Не будите меня…»

В пещере