Борис Слуцкий - Том 3. Стихотворения, 11972–1977 Страница 7

СУДЬБА

Человекосеанс завершился.Все, на что он пошел и решился,продолжалось один момент.Стульев хлопающий аплодисмент.

И с зияющего, как рана,полотна киноэкранаисчезают тени его.Все. Вернее сказать, ничего.

Человекосор выметают,человекослед заметаюти хоронят на всех парахпоскорей                   человекопрах.

Кто считает его ошибки,кто тихонько прячет улыбки,кто тихонько плачет навзрыд,кто пустые слова говорит.

«Это очень богатый мертвец…»

Это очень богатый мертвец:пиджачишко его дешевыйи гробишко его грошовыйсдавлены монументом.

Эх, посмертные бы тиражи,гонорары за них — при жизни!Слава, ныне всеобщая, брызниконьячком, пожалуйста.

У него молодая вдова,взрослый сын у него, суровый.Был бы он живой, здоровый —он бы радовался.

Ныне все в порядок пришло,утряслось, словно пепел в урнах.Нынче чтят способных, культурныхи его тоже чтят.

Он бы, верно, не стал острить,если б все это видел. Хмыкнул,промолчал, а потом — привыкнул,как и все привыкают.

«Кому ме́не жить, кому боле…»

Кому ме́не жить, кому боле,очень просто решается в поле.Тяжелее решать за столом:где он, нравственный эталон?

Вот он, чести аршин портновский,—ни в параграфе и ни в сноскеистины не пытаться найти.Повернуться и сразу уйти.

Не стараться, не суетиться,не пытаться на первых порах.Просто: сразу отворотитьсяи уйти, отрясая прах.

ЗАПОВЕДЬ САМОМУ СЕБЕ

Важно не примкнуть к победителям,не приветствовать их парад.

Это чем почтенье к родителямпредпочтительнее стократ,и чем верность в браке полезней,и чем стойкость во время болезней,и приятней, чем скромность сама.Это поумнее ума.

Эта штука сильнее «Фауста»:не понравиться. Позабавитьсяне любовью, а злобой к себе.Эта штука равна судьбе.

HE СОВСЕМ

Уничтоженный унижением,а не просто уничтожением,иногда поднимается все жеи грозится им всем, им всем,кто унизил его, уничтожа,полагая, что насовсем.

У униженного,у растоптанного,оклеветанного,ошептанного,как заветныйбожий дар,остаетсяответныйудар.

Остается горько-соленый,кисло-сладкийпривкус во ртуи надежды листик зеленыйустремляющийся в высоту.

«Не покоряйся, товарищ…»

Не покоряйся, товарищ,не признавай вины.Кашу, которую варишь, —доваривай до конца.Чашу, пьешь из которой, —допивай до конца.Такие, как ты, товарищ,будут еще нужны.

«Оскорбить, отскоблить с него глянец…»

Оскорбить, отскоблить с него глянец,показать: за душой ни черта.Характерный пусть спляшет он танец,характерную пляску шута.

Пусть в забавнейшем ритме присядкипередвинется без пересадкив бездну и притом заоднопусть немедленно канет на дно.

Впрочем, в национальном характеренет злопамятности ни на грош.Угасает пылание кратера.Успокаивается дрожь.

Пусть не тонет он,пусть он выплывет.Он не хуже других людей.Пусть он лучше улыбку вызоветхарактерной пляской своей.

БЕЗ ДУРАКОВ

Эрудит, но без знания языков,книгочей фантастики и популярщины,со своими формулами испепеляющими,со своими правилами! Без дураков!

Дураки ему, полуумнице,полудурку, мешают жить,не дают пройти по улице,не дают ни есть, ни пить.

Он, своим полуразумом гордый,не желает их глупые мордыполуглупой видеть своейи своих полуидейперед их безыдейностью цельнойне выказывает. Не ценити не любит он дурака.Всё о нем. Приветик. Пока.

«Трудоустроенный кровопийца…»

Трудоустроенный кровопийцакрови не пьет, пьет молоко,предпочитает не торопиться,дышит легко и глубоко.

Десятилетия перечеркнувши,выскочивши из неотложки-судьбы,он собирает грибы чернушки,он собирает другие грибы.

Он подписывается на собраниесочинений Эмиля Золя.Он посещает все собранияв жакте, табачищем пыля.

Там по каким-то сноровкам, ухваткамон без ошибки определит,что же является фактом, нефактом,что, у кого, почему болит.

Не обнаруживая мудрости,не оглашая вывод свой,вежливо, выдержанно, нахмуренноон покачивает головой.

НОВЫЙ ТИП

Очень крепкие ноги,                               вбитыев очень крепкие сапоги.Он уже явление быта.Если можешь — спасайся, беги.

Галстук вывязан и без спеха —в меру ряб или в меру пег.Он уже достигнул успеха.Он уже имеет успех.

Тот, кто может, — спасайся. Ктоне успеет — оторопелосмотрит, как вдевает в пальтоон свое спортивное тело.

А какие он мысли проводит —разве в этом, собственно, суть?Погляди, как плечами он водит,прежде чем за́ угол завернуть.

«Среднее звено мечтает…»

Среднее звено мечтаетоблегчить свои задачи.Все, чего им не хватает,получить,квартиры, дачи,все, что недодалиим давно.Все это планирует в недальней далисреднее звено.

«Поправляй меня, Родина! Я-то…»

Поправляй меня, Родина! Я-топоправлял тебя, если мог.Сколько надо, меду и ядуподмешай в ежедневный паек.

У взаимного восхищениянету, в сущности, перспектив,Поправляй меня, коллектив!Я не жду твоего прощения.

Четверть века осталось всеговеку. Мне и того помене.И присутствовать при разменекомплиментов моих и его

не желаю и не хочу.Это мне и ему некстати.Лучше этот стишок вручу —для архива, не для печати.

ГАШЕНИЕ СКОРОСТЕЙ

Итак, происходит гашение скоростей,и наша планета,                          пускай продолжая вращение,любой из своих разнообразных частейдрожит, словно зверь в состоянии укрощения.

Итак, переходят, как из самолета — в таксии как из такси — в старомодный трамвай тихоходный,и наша планета,                      подрагивая на оси,из кавалерийской                                становится снова пехотной.

Она на секунды считала — теперь на года.Газеты читала — теперь она книги читает.Ей кажется (сдуру),                               что никто,                                                никогдабылых ускорений                                 не испытает.

И новости спорта преобладают с утра,а вечером — новости театра, кино, телевидения,и новости жизни                             куда удивительнее,чем новости смерти,                                       не то что вчера.

Быть может, впервые с тех пор, как студент молодойстрелял по эрцгерцогув глуши тихоходной, сараевской,планета                    замедлить свой ход,                                                   не ускорить,                                                                          старается,задумчиво глядя на чаши                                                с живою и мертвой водой.

«Стоял вопрос про роток и платок…»