Юнна Мориц - Стихи Страница 7

Он утром студентам читает латынь

Язык медицины и римских твердынь,

Поэмы, комедии, драмы, стихов,

А также схоластики древних веков.

Потом он съедает в буфете обед

Салат из капусты и пару котлет,

И кофе с цикорием пьет не спеша,

Прокуренной грудью со свистом дыша,

Как будто свисток проглотил латинист,

Чтоб юных студенток смешил этот свист!

А что он за птица? Лоснится на нем

Пиджак из раскопок Троянских времен,

Наверное, Шлиман поймал на крючок

В пучине столетий такой пиджачок.

А что там на разные свищет лады

В груди дымовой, наподобье трубы?

А каждая птица там свищет свое,

На струнах бренчит, серенады поет,

И в шляпе крылатой, в крылатом плаще,

В крылатом снегу и в крылатом дожде,

В крылатой ночи на крылатом ветру,

В крылатых дворах на крылатом свету

В крылатом пятне под крылатым окном,

Крылатые сны разгоняя крылом,

Клянется - душою на синих крылах!

В крылатой любви на крылатых словах.

КОЛЕЧКО

С ним не так мне было нелюдимо

Не на пальце, а в груди сияло.

Покатилось вдаль колечко дыма,

А ведь жаль - и это потеряла!

Упорхнуло дымное колечко,

Из груди колечко дымовое,

И оно сжималось, как сердечко

Дымчатое, нежное, живое.

И оно сжималось и летело

В грозовом огне над волчьим лесом,

Как душа, покинувшая тело

Женщины, стоящей под навесом.

Трепетало и переливалось,

Гибель огибая и минуя.

И колечком дыма оставалось,

Обручальной дымкой поцелуя.

Оставалось так или иначе

Обручальным, дымчатым и нежным:

Дымчатым колосиком удачи,

Дымчатым колесиком надежы.

Так или иначе оставалось

Обручальным дымчатым созданьем,

От груди все дальше отрывалось,

От груди, раздвинутой дыханьем.

Я легко-легко и без нажима

Этот путь глазами повторяла,

Покатилось вдаль колечко дыма,

А ведь жаль - и это потеряла!

x x x

Близко Муза подошла,

Ближе не бывает.

Видит, слезы в пустоте

Кто-то проливает.

Видит слезы в пустоте,

Слышит слезы в пустоте.

Кто два марлевых крыла

С ниточек срывает?

Прочей жизни нет примет

Пустота и слезы.

- Где ты, слезная душа?

Спело горло Музы.

Развиднелось в пустоте,

Млечность держит книжку:

Девочка - по красоте,

Мальчик - по умишку.

- Детка, плачешь почему?

- Плачу над строкою

"Зло наскучило ему",

Это что такое?

- Эта, - Муза петь пошла,

Фраза означает:

Кто раскормит корень зла,

Вусмерть заскучает.

А во скуке смерть мила,

Так бывает тошно.

Не корми, младенчик, зла

Чтоб не стало скушно!

У скучищи - три ручищи,

А когтей на них - три тыщщи,

Выжмут сок из всякой пищи.

Милосердней смерть и чище!

В лоб губами - и пошла,

Мысли напевая.

Далеко она теперь,

Дальше не бывает.

Лоб целованный горит,

Терпит страшну муку,

Но судьбу благодарит

За свою нескуку!

Юнна Мориц

---------

МЯСНИК

Он выступает красиво,

С размахом и вдохновеньем,

Да, с душевным подъемом,

Энергично и артистично,

На древянных подмостках

Перед самой взыскательной публикой,

Возлагающей на маэстро

Такие большие надежды!

Он закатывает глаза

Перед тем, как достичь высот.

Его инструмент совершенен

Он залит кровью и солнцем.

Исполнитель не знает равных,

И в крови он не больше,

Чем все другие.

Зритель стоит на цыпочках,

Затаив дыханье, вытянув шею,

Пуская морозный пар

И обливаясь потом,

Публика страшно волнуется!

Чтоб разрядить напряженье,

Мясник барабанит костями.

Браво! Концерт окончен.

За фанерной скрываясь дверью,

Он снимает кожаный фартук,

Сбрасывает халат,

Моет руки свирепым мылом,

Пемзой трет и скрипучей щеткой,

Окунает лицо под кран.

Кофе! Кружку черного кофе!

Вы сегодня в ударе, маэстро!

Он глотает кофе как воздух,

Он выходит на свежий воздух,

Где с кусками свежего мяса

Вы спешите к себе на кухню,

Презирая его - за что?!

С отвращеньем высокомерным,

Но при этом глотая жадно,

Переваривая утробно,

Сокровенно благославляя

Древний ужас его искусства.

ВОДЕВИЛЬ

Ему когда-то было сорок лет,

а мне тогда же - двадцать пять.

Болтая

веселую и злую чепуху,

он с нами путешествовал по рощам

и улочкам готической земли.

И как-то раз, на цыпочки поднявшись

и втягивая пухленькое брюшко,

напрягся он и сделал поцелуй

тайком в мою не пламенную щеку.

Какая это скука, боже мой!..

Поступок был не то чтобы дурен,

а жалок и прискорбен глухотою,

плешивостью кудрявого сердечка,

с которым жил малюсенький артист

и сочинитель добрых водевилей,

о драме зло мечтающий, о драме!

Но в драму не годится этот сорт.

Ты обернулся и увидел нечто

похожее на карликову ярость,

и синими китайскими глазами

прочел... и, улыбаясь, протянул

рассерженному гному сигарету.

Но дым не утолил его амбиций,

а лишь слезой жестокой заволок.

С тех пор прошло четыре-пять столетий,

воюющие страны помирились,

а дружеские страны подрались.

Таких людей убили террористы,

таких высот достигла медицина,

такие бомбы испекла наука!

Такие прилетали к нам тарелки,

Такие попадали к нам вещицы,

Такой парад планет по нас прошел!

Такие драмы разодрали душу,

а карлик не изжил своей обиды,

он накачался ею, как сифон,

и распузырил под напором страшным,

и выпускает иногда струю

злобивой газированой шипучки

и все с одной и той же ложкой дегтя!

Какая это скука, боже мой!..

Слыхала я, что кровь бежит быстрей

по человечкам маленького роста.

Но этот случай - он из ряда вон!

С тех пор прошло четыре-пять столетий,

а эта кровь не пробежала круга,

не смыла тех чернот, которым за день

живая кровь скопляться не дает!

За это время кровь дрожащей мышки

вокруг Земли не раз, не два промчалась,

очистив жилки серого созданья

и память от досадных нечистот.

За это время вспомнили китайцы

о Лао Цзы, Конфуции, продумав

возможность к ним гуманного подхода

и к лучшему их участь изменив.

А мой артист малюсенький - нещаден,

и густо пену на губах разводит,

и рыкает, как водевильный лев,

о драме зло мечтающий, о драме!

Но в драму не годится этот сорт.

Ю.Мориц

------

ЭТО ОСЕНЬ, МОЙ ДРУГ

Запах пены морской и горящей листвы,

И цыганские взоры ворон привокзальных.

Это осень, мой друг! Это волны молвы

О вещах шерстяных и простудах банальных.

Кто зубами стучит в облаках октября,

Кастаньетами клацает у колоколен?

Это осень, мой друг! Это клюв журавля,

Это звук сотрясаемых в яблоке зерен.

Лишь бульварный фонарь в это время цветущ,

На чугунных ветвях темноту освещая.

Это осень, мой друг! Это свежая чушь

Расползается, тщательно дни сокращая.

Скоро все, что способно, покроется льдом,

Синей толщей классической твердой обложки.

Это осень, мой друг! Это мысли от том,

Как кормить стариков и младенцев из ложки,

Как дрожать одному надо всеми людьми,

Словно ивовый лист, или кто его знает ...

Это осень, мой друг! Это слезы любви

Ко всему, что без этой любви умирает.

МУСКУЛ ВОДЫ

Зеленое яблоко, алый гранат

Со мной провели эту ночь,

И в памяти сочной они сохранят

Мой дом, и мой дым, и мою одиночь.

И в своем ароматном раю

Безгрешные эти плоды

Не забудут бессоную душу мою,

Поющую - как мускул воды,

Как мускул ручья в незримой скале,

Где, в моем отражаясь стекле,

Пьют из ладоней многие.

И многие моют ноги.

К СТОЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЕ

Нас больше нет. Сперва нас стало меньше,

Потом постигла всех земная участь,

Осталось только с полдесятка женщин,

Чтоб миру доказать свою живучесть.

Мы по утрам стояли за кефиром,

Без очереди никогда не лезли,

Чтоб юность, беспощадная к кумирам,

Не видела, как жутко мы облезли.

Дрожали руки, поднимая веки,

Чтоб можно было прочитать газету.

Мы в каждом сне переплывали реки,

И все они напоминали Лету.

По этим рекам на плотах, паромах

Мы достигали берегов туманных,

Чтоб навестить товарищей, знакомых,

Поэтов, серебрящихся в нирванах,

Они вдали держались волей твердой,

Поскольку есть такое суеверье,

Что коль во сне тебя коснется мертвый,

Кончай дела, твой ворон чистит перья.

С утра, надравшись кофе до отвала,

Мы все держали ушки на макушке,

И Муза нам прозренья диктовала:

Нужны ей гениальные старушки!

Мы текст перевирали понаслышке:

Трава? Дрова? Весна? Весла? Неважно!