Евгений Евтушенко - Счастья и расплаты (сборник) Страница 7

В сталинской эре, пышной и низкой, был я беременной машинисткой

Мне до детства бы опять помолодеть,

ибо в детстве счастья видел маловато.

На земле еще счастливых мало детств,

надо сделать, чтоб их были миллиарды!

Были шмотки у меня убогие,

Но зато какая антология!

Любка-красногубка

Вся в сосульках ржавых юбка.Не в себе. Пьяным-пьяна.«Эй ты, Любка-красногубка!Что срамишься, сатана!» —поносила ее бабка,потрясая кулаком,та, что прячет ключ от бакас привокзальным кипятком.

Раньше было тут бесплатно,а теперь для недотеппродает она приватнокипяток за двадцать коп.

Ну а Любка-красногубкаей в ответ не сгоряча —будто капала так хрупкона морозище свеча:

«Я прошу тебя, суседку,пожалей – ведь я вдова.Муж пропал, уйдя в разведку,Но Москва – она жива.

Жизнь была хужей всех адов,но, дитятей тяжела,я для ранетых солдатовнянькой в госпиталь пошла.А сынок родился мертвый,видно было по лицу,но, отцом, как видно, гордый,отлетел душой к отцу.Ну а я любила многих,всех, кто с мужем шел на бой,и безруких, и безногихутешала я собой.Колыбельные им пела,а не малому дитю.Все их жалобы терпела.Мерли —          стряпала кутью.Я себя не измарала.Верной им была женойи ни с кем не изменяланашей армии родной».

А у бабки еще злистейподнялась, трясясь, рука,где веревочка на кистис ключиком от кипятка.Вновь завелся, как пластинка,лживой праведницы смех:«Ты, солдатская подстилка,здесь в Зиме позоришь всех!»

Но готовы в драку, в рубку,мы прикрыли не впервойнашу Любку-красногубкувсей мальчишеской братвой.

И сибирского пацанстваголодухинских тех днейне сменяли б за полцарствана позорный смех над ней.

«Предатель», не предавший никого

Алексею Пивоварову – замечательному кинодокументалисту, с болью рассказавшему в своих фильмах о Великой Отечественной о тех окруженных советских солдатах и офицерах, кого иногда называли «предателями», и когда они были вынуждены отступать без боеприпасов, иногда и без оружия, их беспощадно расстреливали заградотряды.

Предатель, не предавший никого,он знал – солдатам было каково.Все было по приказу.          Пуля в лоб,когда он отступал,          и пал в сугроб,и сам свои кишки в сугробе сгреб,и все-таки пошел вперед,          качаясь,от собственного выхрипа отчаясь:«Я не преда…»          и с кровью – «я не пре…»чуть хрупнуло под Ржевом в декабре,и очередью горло перере…Не надо слов о зле или добре.И вообще не надо больше слов,и упаси Господь от этих снов.

Был я беременной машинисткой…

В жизни при Сталине,          пышной и низкой,был я беременной машинисткой.Что я имел —          тощеватый студентик?На винегрет и на студень деньги.Я всем поэтам описывал сочненькоюную жертву по имени Сонечка,брошенную так жестоко          нечистымна ногу          пьяницей-футболистом.Вот и ждала, из себя, как на пенышке,сына, как братца,          вроде Аленушки.Соне я дал машинистки профессию,но не простой,          а влюбленной в поэзию,так что с участьем волшебных перчатокСоня печатала без опечаток.И, не гонясь, как иные, за платою,Соня стихи возвращала заплаканными.Сентиментальные наши писателиринулись в Сонечкины спасатели,передавая стихи и повестидля очищения собственной совести.Был я той самой          придуманной Сонечкой,став на беду машинисткой-бессонечкой.Чтоб горе-рифмы бумагу не пачкали,я исправлял их чуть-чуть ее пальчиками.Если какой-нибудь грубый эпитетслово стоящее рядом обидит,я заменял,          становился преступником,но незамеченным и непристукнутым,ибо коллеги мои в беспечальиэтих поправочек не замечали.Я им про Соню сказки рассказывал,я пару строчек          слюной чуть размазывал,чтобы творцы этих виршей и прозыдумали, что это Сонечки слезы.Я говорил:          «Соне очень понравилось!» —и содержанье карманов поправилось.Разоблачений боялся,          а там ужСоне помог я родить,          выдал замуж.Ну а сегодня грущу потихонечку:«Где мне найти для меня          мою Сонечку?!»

«Что, неучи бессмысленных страданий…»

Что, неучи бессмысленных страданий,забыли мир барачный, магаданий,как, раскрестьянив миллионы ртов,их гнали в ссылки и пускали по миру,и чтоб от счастья в СССР не померли,им в руки не давали паспортов?

Нам стоят слишком дорого тираны.Но пусть дороже стоит жизнь детей.Кто остановит сразу все терроры?Кто сразу всех спасет от всех смертей?!

Я сделался «любимцем Сталина»

Я сделался «любимцем Сталина»лет девятнадцати, когдашушукалась об этом сдавленновся цэдээльская среда.Литературные все лисоньки,критическая волчарня,теперь меня почти облизывали,за хулиганство не черня.В рубашке с украинской вышивкой,плюя на этот лисий труд,уже давно из школы вышибленный,был принят я в Литинститут.И при всеобщем опасательстве,хотя я был так пацанист,мне выдан был билет писательскийот страху недооценить.А как все это получилось-то?Я в ССП,          еще никто,речь двинул перед палачищами,не сняв дырявого пальто.Любя глазами все, что движется,я, изучив борьбы азы,пришел на обсужденье книжицыс названием «После грозы».Но автор из гробокопателейи враг поэзии любойбыл прозван «автоматчик партии»,и кем вы думали? Собой.Разоблачая, был как в мыле он,пот лил с него аж в пять ручьев.Да кто же был он по фамилии?Сейчас забытый Грибачев.И я его уделал точечнобез всяких личностных обид,как у других он лямзит строчечки,а после авторов гнобит.Его боялся даже Симонов,Фадеев хил был супротив,а я его так раскассировал,вмиг в клептомана превратив.И тут пошла гулять легендочказа моей худенькой спиной,шепча, как девочка-агенточка,что Сталин якобы за мной.Что срочно он звонил Фадееву,и я был вмиг доставлен в Кремль,вел себя чуть самонадеянно,но в целом вождь меня пригрел.Сказал, стихи послушав до ночи,когда мы даже обнялись:«В Иосифе Виссарионычебыл вами найден спецлиризм».Ах, ты моя Россия-Азия,где сплетен полные мешки!Неисчерпаема фантазия —и анекдоты, и слушки.И зависть вроде озверелоститак вдохновляет на вранье,когда не верят просто смелостибез разрешенья на нее.С усмешкой ядовито-сахарнойшептали, что защищенакакой-то, выше Божьей, санкциеймоя прикрытая спина.Не приходило даже в головуи обладателям седин,что был я со спиною голоюсовсем-совсемушки один.

Из почты

Я получил ошеломившее меня письмо, отправленное мне 20.12.11 из Девона, Англия, несмотря на адрес типа «На деревню дедушке» – Поэту Евтушенко, Университет города Талса, США, и добралось оно до меня почти через месяц. В нем было мое письмо, написанное мной от руки ровно полвека назад Винстону Черчиллю, наверняка прочитанное им, но, видимо, не отвеченное. К нему была приложена записка от посланца:

«Дорогой мистер Евтушенко! Я нашел Ваше письмо среди вещей моей матери, которая умерла два года тому назад. Моим отцом был личный телохранитель мистера Винстона Черчилля (1950–1965), и это входило в его должность сберегать его. Боясь потерять его или направить по неверному адресу, я не посылаю оригинала, а только копию для Вас. Заметки на конверте принадлежат моей матери. Тед Хьюз (знаменитый английский поэт, живший в Девоне, переводивший мои стихи. – Примеч. авт.) был хорошим другом моих родителей и моим. Я иногда рыбачил с ним и играл в снукер. Я надеюсь, что это письмо наконец найдет Вас и будет Вам интересным как счастливые воспоминания. Я тоже большой почитатель сэра Винстона и имел счастливую возможность встречаться с ним и разговаривать при разных случаях. Искренне Ваш Билл Муррей.

Вот текст моего письма, копия которого у меня самого не сохранилась, а быть может, ее и не было. Заодно представьте себе, что оно было написано во времена разгара «холодной войны», и не думаю, чтобы такие письма советские люди часто рисковали писать, да еще таким крупным политическим деятелям: «Дорогой мистер Черчилль! Перед поездкой в Англию я мечтал встретиться с Вами, чтобы поговорить о многом – и о поэзии, и о политике. Должен Вам сказать, что в России Ваше имя связано с очень многими замечательными воспоминаниями, когда мы вместе дрались за свободу и честь наших наций. Я читал вашу книгу. По-моему, Вы настоящий писатель. Иные мои ровесники (мне 28 лет) кажутся мне моими прадедушками. А вы мне кажетесь моим ровесником, и я до сих пор в этом не разуверился. Мне очень хочется, чтобы Ваша знаменитая яхта завернула в Советский Союз и Вы бы увидели те удивительные перемены, которые происходят в нашей стране. Вы бы ее не узнали. И уверен в том, что Вы написали бы о ней, ибо, как я уверен, Вы – писатель помимо всего прочего. И если бы сказали и написали об этом Вы, Вам бы поверили. Вы не знаете меня, как поэта, и я пришлю Вам свою книгу, когда она выйдет в издательстве «Пингвин букс» по-английски. Пока же я очень хотел бы, если Вам было бы возможно, прислать мне Вашу книгу, которую трудно достать в России, с Вашим автографом… Ваш Евгений Евтушенко».