Марина Цветаева - Царь-девица Страница 7

Разом мóлодцы вставали,

Расправляли стан плечистый,

Сотворяли знак честной, —

Лишь жемчужное круженье

По воде, — да грудь у Девы

Вся алмазами пошла.

«Мать рожала — не тужила:

Не дитя, — дымочек-дым!

Словно кто мне налил жилы

Светом месячным сквозным.

Лень и семечки лущить-то!

Не до плотского греха!

Вы невесту мне сыщите

Для такого жениха!

Не жених, а стебель шаткий!

Кто пройдет — дрожу росой.

Коли дождь, иду без шапки,

Коли снег, иду босой.

Старой бабы беззащитней,

Зеленее стерженька…

Вы подружку мне сыщите

Для такого муженька!

По морским румяным рощам,

Лыжи легкие востря,

Сжалилась над братом тощим

Мощная моя сестра.

Красный круг заря прожгла мне,

Круг, пылающий вверху.

Есть моим палатам — камни,

Есть невеста — жениху!»

Ту песенку прослушала —

Как яблочка откушала.

Звон струнный вобрала —

Как брагой запила.

А тут — бореньем водяным —

Пловцы на свет столбом двойным:

Гривастые, как львы,

Две красных головы.

«Шептались с тварью-с-рыбами»,

Враз на корáбель прыгают,

«Для горя твоего —

Не слышно ничего.

Нет твоего Царевича!»

— «Знать, тонок слух мой девичий», —

Она с усмешкой им,

Двум морячкам своим.

«Такой уж слух мой воровской,

Что даже шум травы морской

О рыбий хвост чешуйный,

Не то что друга — чую!

Ввысь, паруса! Пучина, в пляс!

Не Царь я вам, коль в тот же час

Челнами не сшибиться!

Не Царь и не Девица!»

Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!

Окиянская дорога колыбельная!

Плывет Царь-мой-Лебедь

В перстнях, в ожерельях

Кафтан — нет белее,

Кушак — нет алее…

Сережка — подковой

Висит из yшкa..

(Живого такого

Напеть бы дружка!)

Ох, взор его синий!

Роток его алый!

«Глянь, чтой-то пучина

Пошаливать стала!»

— В сочельник крещенский,

Что ль, парень, рожден?

У баб деревенских,

Что ль, врать обучён?

«Да нет, старина!

Ровно мóрок какой-то.

Гляди, — не волна уж:

Гривастая тройка!»

— Ври, дурь-ты-деревня,

Лещу да ершу!

Дай, лучше-ка гребнем

Копну расчешу!

«Врешь, совья ты старость,

Подземная шахта!

Что там за Царь-Парус

Встает на водах-то?»

— Не видишь глазами, —

Гадай на бобах!

Я, что ли, хозяин

На грозных водах? —

Глаза-то всё шире,

А змейка-то колет…

— Спи, свет, спи, соколик! —

Уж руки как гири,

Уж ноги как гири,

Лоб налит свинцом…

Не пить ей в трактире

Чайку с молодцом!

Но спорит, но всю свою мощь собирает,

Не пальцами веки себе разрывает…

Качнется — очнется: «Ой сплю, невтерпеж!»

Какой уж, какой тут любовный крутёж!

Красный загар,

Меченый лоб.

«Дядька, пожар!»

Закрылся глазок.

Ручку разжал,

Звякнул серьгой.

— Дядька, пожар! —

Закрылся другой.

Так и спит с последним криком,

С ротиком полуоткрытым.

Весь кафтан-ему-шнуровку

Расстегнула на груди.

Держит сонную головку

На полвздоха от груди.

Дышит? — Нет?

Дышит? — Да?

Наклонила лик сусальный

Над своей грудною сталью:

Есть ли, нет ли след вздыхальный?

Да, надышан круг!

Да!

Радость — молнией

В глазах, — зóлотом!

Радость — молнией!

Горе — молотом!

«А если уж жив он, —

Чего ж он лежит-то?

А если уж дышит, —

Чего ж он не слышит?»

Бог пó морю ветром пишет!

Брови сильные стянув,

Взор свой — как орлица клюв —

В спящего вонзает.

Весь из памяти — букварь!

Растерялась Дева-Царь,

Что сказать — не знает.

В грудь, прямую как доска,

Втиснула два кулачка:

Усмиряет смуту.

— Ох, лентяй ты наш, лентяй!

И от пушечного, чай,

Не вздрогнет — салюту! —

Как бы листвой

Затрёсся дуб.

Как пес цепной

Смех — с дерзких губ.

«Агу, агу, младенец!»

Хохочет, подбоченясь.

Всё — как метлою замела!

Всё — как водою залила!

Гляди: сейчас — грудь лопнет!

Все корабли потопнут!

— и —

Молча, молча,

Как сквозь толщу

Каменной коры древесной,

Из очей ее разверстых —

Слезы крупные, янтарные,

Непарные.

Не бывало, чтоб смолою

Плакал дуб!

Так, слезища за слезою,

Золотые три дороги

От истока глаз широких

К устью губ.

Не дрожат ресницы длинные,

Личико недвижное.

Словно кто на лоб ей выжал

Персик апельсинный.

Апельсинный, абрикосный,

Лейся, сок души роскошный,

Лейся вдоль щек —

Сок преценный, янтарёвый,

Дар души ее суровой,

Лейся в песок!

На кафтан его причастный,

Лик безгласный — кровью красной

Капай, смола!

Кровью на немую льдину…

— Растопись слезой, гордыня,

Камень-скала!

А уж под сталью-латами

Спор беспардонный начат:

— Чтó: над конем не плакала,

А над мальчишкой — плачешь?

Вихрь-жар-град-гром была, —

За всё наказана!

Войска в полон брала, —

Былинкой связана!

Войска в полон брала,

Суда вверх дном клала,

А сама в топь брела —

Да невылазную!

Кулаком славным, смуглым

Лик утирает круглый —

Наводит красоту.

Лик опрокинула вверх дном,

Чтоб солнце ей своим огнем

Всю выжгло — срамоту.

«Его Высочеству приказ:

Что в третий и в последний раз

Зарей в морскую гладь

На гусельный прибудем зов.

Прощай, Гусляр! До трех разов

У нас закон — прощать».

Всей крепостью неженских уст

Уста прижгла. (От шейных бус

На латах — след двойной.)

От сласти отвалилась в срок,

И — сапожок через борток —

В дом свой морской — домой.

Еще сталь-змея вороток дерёт,

А целованный уже вздрогнул рот:

Не то вздох, не то так, зевóта,

А всё, может, зовет кого-то…

Допрежь синих глаз приоткрыл уста:

— Эх, и чтоб тебе подождать, краса!

И не слышал бы ветер жалоб:

Целовала б и целовала б!

Оттого что бабам в любовный час

Рот горячий-алый — дороже глаз,

Все мы к райским плодам ревнивы,

А гордячки-то — особливо!

Потягивается, подрагивает,

Перстами уста потрагивает…

Напрасно! И не оглянется!

Твое за сто верст — свиданьице!

А дядька-то шепчет, козлом пляша:

«Должно быть, на всех парусах пошла!

Не всё целовать в роточек…

Давай-ка свой вороточек!»

Синей василёчков,

Синей конопли

На заспанных щечках

Глаза расцвели.

«Эй, старый, послушь-ка:

Вот сон-то приспел!

Как будто кукушку

Я взял на прицел!

Пусть зря не тоскует!

Зажмурил глазок…

И слышу — кукует:

До трех до разов».

— То не пташечка-кукушка

Куковала,

То твоя подружка

Тосковала.

Как под бурею ночной стонут снасти…

Да уж спать-то ты у нас больно мастер! —

«И вижу еще я, —

Речет сам не свой, —

Что плачет смолою

Дубок молодой.

Ветвями облапит

Как грудку-мне-стан,

И капит, и капит

Слезой на кафтан».

— Нет, Царь Лебединый,

Не дуб, не смола:

То спесь-ее-льдина

Слезой изошла. —

«И снится мне, — молвит

(Сам губочки трет), —

Что красное солнце

Мне — яблочком в рот.

Да так вот, с поклоном:

Испробуй, лентяй!»

— Царя Соломона

На сон почитай. —

Тот вздохом туманным:

«Дай сон доскажу!

За перст безымянный

Прикован — лежу.

Ай к смерти? Ай к свадьбе?

Скажи, не мытарь!»

— Эй, спать бы и спать бы

Тебе, государь!

От бабы Иосиф-то

Нагишом, — берегись!