Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922 Страница 7

<1910>

«Напрасно юноша кричал…»*

Напрасно юноша кричалРодных товарищей веселья,Никто ему не отвечал,Была пуста и нема келья.Народ на вид мученья падок,Народу вид позора сладок,Находчив в брани злой глагол.И, злоязычием покрыт охочим,Потупив голову, он шел.Ему Господь – суровый отчим.Ремнем обвитый кругом стана,Он счастья пасынок и пленник,Он возвращенный вспять изменник.Кругом суровая охрана,Для ней пустое голос денег.Чья скорбь и чье лицо,Как луч, блистающий сквозь тьму,В толпе почудилось ему?И чье звенит по мостовой кольцо?Сей вид условныйДуши печали, но немой,Что всемогущий быт сословныйСокрыл прозрачною фатой.Но любопытные старухи,Кивая, шепчутся о ней.И надвигает капелюхиСтража, сдвигался тесней.И вот уж дом. Хвала[Пророку мира] Магомету!Да благословит сей дом Алла!С словами старого советаЗначенья полны письменаХранила старая стена.Молчит суровое собранье,Оплот булгарского владавца,Выбирает, потупив взоры, наказанье,Казнь удалого красавца.И он постиг свою судьбу,–Висеть в закованном гробуНа священном дубу,На том, что выше всех лесов.Там ночуют орлы,Там ночные пирыОкровавленных сов.[Озирая гроб дубовый,– Казнь легка и высока! –Так заметил суд суровый].И на ящик замкаОпустился засов.Молитвы краткие поклоныПрервали плавно текший суд,И в ящик стук, и просьбы стоны,И прочь тяжелый гроб несут.Пространство, меры высоты,Его отделяют от земли.Зачем уделы красоты,Когда от казни не спасли?Внизу – поток, холмы, леса,Над ним [сияет звезд] костер.Потомство темное простерДуб в [ночные] небеса.Булгар, борясь с порокомИ карая зло привычек,На этом дереве высоком,Где сонмы живут птичек,Сундук повесил с обреченным,В пороке низком уличенным.Как гвоздь и млат, мрак гробовой;Биясь о стены головой,Живя в гробу, еще живой,Сквозь деревянные одеждыИскал луча надежды.Но нет ее. И ветер не уронитГроб, прикованный цепями,И снова юноша застонетК смерти прикован<ный> людями.Он долго должен здесь висеть,В тугих ремней, зав<язан>, сеть…Когда же гроб истлевший упадет,Засохший труп в нем взор найдет.То видит Бог. Ужасна караЗа то, что был беспечен в стражеВладавца темного коня.Закон торгового булгара,Рабынь искусного в продаже,Жесток, невинного виня.[И если гордость уберечьВладавца отрок не сумел,Тому виной не слабых меч,Но ночь – царица дел.Он не уберегВладавца темного коня.С признаньем смешанный упрек:Богини страсти то вина].Служанки робкой в ставню стук:– Пора! Пора!Пусть госпожи уходит другДо света со двора.– Уж поздно, исчезают грезы,И звезды сделались серей.Уходишь ты, – приходят слезы.Прости, прости – и будь скорейИ восточных благовонийДым рассеял свет лучей.Отрок, утром посторонний,Исчезает из дверей.Но не ржет и не храпитКонь, избранник табунов,Лишь поодаль всадник мчитКнязя волжских скакунов.

В глубине святой дубровы,Где туманно и сыро,Взором девственным суровыПоют девы позморо.Встав кумирами на кадкиПод дубровою в тени,Встав на сломанные пни,В изваяний беспорядке,Тихо молятся они.Из священных ковшейМолодой атепокштейОт злых козней застрахованное,От невзгоды очарованноеПодает золотистое пиво.И огни блестят на дивоСтроем блещущих свечей,Точно ветреный ручей.Песнь раздалась вновь сугубо,Слух великого отцаНе отсутствует нигде.И незримого жрецаВ глубине святого дубаТихо гремлет «сакмедэ!»И его дрожащий голосГромче сонма голосовНа поляне меж лесов,Где полдуба откололось.И тихо, тихо. ТишинаПрильнула к <–> кустам.Вдруг смотрят, перст прижав к устам,Идет прекрасная жена.Обруч серебряный обвилВолну разметанных власов,И взор печалью удивилРобких обитателей лесов.Упали робкие мордвины:– Мы покорны, мы невинны.Словами Бога убеждаютИ славословьем услаждают.Не так ли пред буреюТравы склоняются листы?Они не знают, видят гуриюИль деву смертной красоты.Она остановилась.– Где он? –Промолвила она и оборотилась.Вдруг крик и стон.Внезапная встала прислуга,Хватает за руку пришелицуИ мчит ее за мост, где влага.И вот уж коней слышен топот,За нею пыль по полю стелется,И вот уж замер грустный ропот.И, пораженная виденьем,Мордва стоит в оцепененьи,И гаснут на устахДавно знакомые песнопенья.Быть может, то СыржуВновь пленяет Мельканзо.Я видел деву. Я сужу:У ней небесное лицо.

Над мужниной висит зазубренный тесак,А над женскою постельюДля согласования весельяБыл шелковый дурак,Под ним же ожерелье.И, как разумная смена вещей,Насытив тело нежной лаской,Жену встречает легкой таской.Так после яств желают щей.А между тем, всегда однаХодила темная молва:Будто красавица-вдоваБыла к владавцу холодна.И, мстя за холод и отказ,Жестокий он дает наказ:Коня счастливцу дать стеречь,Похитить, умчать и казни обречь.Но о лукавой цели умолчалиСлухи позора и печали.

<1911>

Лесная дева*

В лесу, где лебедь с песней стонетИ тенью белой в пруду тонет,Где вьется горностайСреди нечастого осинника,И где серебряный лисицы лайТонко звенит в кустах малинника,–Там белозадые бродили лосиС желтопозолоченным руномИ тростников качались осиЗа их молчащим табуном.Две каменных лопатыНесет самец поодаль, тих,И с визгом жалобным телята,Согнувшись, пьют сосцы лосих.В сосне рокочет бойкоС пером небесным сойка.И страстью нежною глубокЛетит проворный голубок.Гадюка черная свисалаДугой с широкого сучка,И пламя солнца освещалоЗлобную черту ее зрачка.[Качает ветер куполаМогучих сосен и дубов.Молчат цветов колоколаВ движеньях тихих лепестков].И сосны стройные стонали,Шатая желтые стволы.То неги стон, то крик печали,То визг грохочущей пилы.В холодном озере в тениБродили сонные лини.И в глубине зеркальных оконСверкает полосатый окунь.А сине-черный скворушкаНа солнце чистит перышко.Царственно блестящие стволыСвечи покрыли из смолы.С глухого муравейникаВзлетит, стуча крылом, глухарка,И перья рдяного репейникаОсветит солнце жарко.Взовьется птица. Сядет около.Чу, слышен ровный свист дрозда.Вон умная головка соколаГлядит с глубокого гнезда.Нагие древяницыСвисали телом с темной ели,И их печальные зеницыО чем-то <мнили>, о чем-то пели.И с грудью медно-краснойИ белой сединойПлыл господин воды ненастной,Красивый водяной.Скользя в пахучей пляске,Низко-свистящие ужи,Черны, тягучи, вязки,Дружили в зарослях межи.Здесь темный храмЧреды немых дубов,Спокоен, грустен, прям,Качает тяжестью годов.Когда лесной стремится ужВдоль зарослей реки,По лесу виден смутный мужС лицом печали и тоски.Брови приподнятый печальный угол…И он изгибом тонких рукБерет свирели ствол (широк и кругол)И издает тоскливый звук.Предтечею утех дрожит цевница,Воздушных дел покорная прислуга.На зов спешит певца подруга –Золотокудрая девица.Пылает взоров синих колос,Звенит ручьем волшебным голос!И персей белизна струится до ступеней,Как водопад прекрасных гор.Кругом собор растений,Сияющий собор.Над нею неба лучезарная дуга,Уступами стоят утесы;Ее блестяща ногаЗакутана в златые косы.Волос из золота венок,Внутри блистает чертог ног:Казалось, золотым плащомЗадернут стройный был престол.Очей блестящим лучомБыл озарен зеленый пол.И золотою паутинойОна была одета,Зеленою путинойПридя на голос света.Молчит сияющий глагол.Так, красотой своей чаруя,Она пришла (лесная дева)К волшебнику напева,К ленивцу-тарарую.И в сумрака лучахСтоит беззлобный землежитель,И с полным пламенем в очахСтоит лучей обитель.Нехитрых лепестков златой венок:То сжали косы чертог ног.Достигнута святая цель,Их чувство осязает мель,Угас Я рилы хмель.Она, заснув с ласкающей свободой,Была как омут ночью или водоем.А он, лесник чернобородый,Над ней сидел и думал. С ней вдвоем,Как над речной долиной дуб,Сидел певец – чрез час уж труп.Храма любви блестят чертоги,Как ночью блещущий ручей.Нет сомнений, нет тревогиВ беглом озере ночей.Без слов и шума и речей…Вдруг крик ревнивцаСон разбудил ленивца.Топот ног. Вопль, брани стон,На ноги вспрыгнул он.Сейчас вкруг спящей начнется сеча,И ветер унесет далечеСтук гневной встречи.И в ямах вся поверхность почвы.О, боги неги, пойдите прочь вы!И в битве вывернутые пни,И страстно борются они.Но победил пришлец красавец,Разбил сопернику високИ снял с него, лукавец,Печаль, усмешку и венок.Он стал над спящею добычейИ гонит мух и веткой веет.И, изменив лица обычай,Усопшего браду на щеки клеит.И в перси тихим поцелуемОн деву разбудил, грядущей близостью волнуем.Но далека от низкого коварства,Она расточает молодости царство,Со всем пылом жены бренной,Страсти изумлена переменой.Коварство с пляской пробегает,Пришельца голод утолив,Тогда лишь сердце постигает,Что значит новой страсти взрыв.Она сидит и плачет тихо,Прижав к губам цветок.За что, за что так лихоЕе оскорбил могучий рок?И доли станаБлестели слабо в полусвете.Она стояла скорбно, странно,Как бледный дождь в холодном лете.Вкруг глаза, синего обманщика,Горят лучи, не семя одуванчика?Широких кос закрыта пеленой,Стояла неги дщерь,Плеч слабая стеной…Шептали губы: «Зверь!Зачем убил певца?Он кроток был. Любил свирель.Иль страсть другого пришлецаЗаконная убийству цель?В храмовой строгости березЗачем убил любимца грез?Если нет средств примирить,Я бы могла б разделить,Ему дала бы вечер, к тебе ходила <б> по утрам,–Теперь же все – для скорби храм!И эти звезды и эти белые стволы –Ничто! Ничто! – теперь мне не милы.Был сердцем страстным молодой,С своею черной бородойОн был дитя.Чего хотя,Нанес убийственный удар?Ты телом юн, а сердцем стар,С черно-синей ночью глазИ мелкокудрым златом влас.Иль нет: убей меня,Чтоб возле, здесь, была я труп,Чтоб не жила, себя кляняЗа прикасанье твоих губ».И тот молчит. СтенаяЗвонко, уходит таИ рвет со стоном волосы.Тьма ночнаяЗажгла на небе полосы(Темно-кровавые цвета).А он бежит? Нет, с светлою улыбкой,Сочтя приключение ошибкой,Смотрит сопернику в лицо,Снимает хладное кольцо.И, сев на камень,Зажженный в сердце пламеньИзлил в рыданьях мертвенной свирели,И торжеством глаза горели.

1911