Владимир Высоцкий - Избранное Страница 7

Хвать стрелка! — и во дворец волокут.

И король ему прокашлял: — Не буду

Я читать тебе моралей, юнец!

Если завтра победишь Чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец.

А стрелок: — Да это что за награда?

Мне бы выкатить портвейна бадью!

Мол, принцессу мне и даром не надо —

Чуду-юду я и так победю.

А король: — Возьмёшь принцессу — и точка!

А не то тебя — раз-два! — ив тюрьму!

Это всё же королевская дочка! —

А стрелок: — Ну хоть убей — не возьму!

И пока король с ним так препирался,

Съев уже почти всех женщин и кур,

Возле самого дворца ошивался

Этот самый то ли бык, то ли тур.

Делать нечего — портвейн он отспорил,

Чуду-юду победил и убёг.

Так принцессу с королём опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок.

[1966]

ПРО ЙОГОВ

Чем славится индийская культура?

Ну, скажем, Шива — многорук, клыкаст.

Ещё артиста знаем, Радж Капура,

И касту йогов — странную из каст.

Говорят, что раньше йог мог,

Ни черта не бравши в рот, — год,

А теперь они рекорд бьют —

Всё едят и целый год пьют.

А что же мы? — и мы не хуже многих.

Мы тоже можем много выпивать.

И бродят многочисленные йоги,

Их, правда, очень трудно распознать.

Очень много может йог штук.

Вот один недавно лёг вдруг.

Третий год уже летит — стыд,—

Ну, а он себе лежит, спит.

Я знаю, что у них секретов много.

Поговорить бы с йогом тет-на-тет.

Ведь даже яд не действует на йога —

На яды у него иммунитет.

Под водой не дышит час — раз.

Не обидчив на слова — два.

Если чует, что старик вдруг,

Скажет: «Стоп!», и в тот же миг — труп.

Я попросил подвыпившего йога —

Он бритвы, гвозди ел, как колбасу:

— Послушай, друг, откройся мне, ей-бога,

С собой в могилу тайну унесу!

Был ответ на мой вопрос — прост,

И поссорились мы с ним в дым.

Я бы мог сказать ответ тот,

Но… йог велел хранить секрет — вот!

Но если даже йог не чует боли,

И может он не есть и не дышать,

Я б не хотел такой весёлой доли —

Уметь не видеть, сердце отключать.

Чуть чего, так сразу йог — вбок,

Он, во-первых, если спит — сыт.

Люди рядом — то да сё, мрут.

А ему плевать, и всё тут.

[1966]

О СЕНТИМЕНТАЛЬНОМ БОКСЁРЕ

Удар, удар, ещё удар, опять удар — и вот

Борис Будкеев (Краснодар) проводит аперкот.

Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушёл,

Вот — аперкот, я на полу, и мне нехорошо.

И думал Будкеев, мне челюсть кроша:

«И жить хорошо, и жизнь хороша!»

При счёте «семь» я всё лежу, рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу, и мне идут очки.

Неправда, будто бы к концу я силы берегу,—

Бить человека по лицу я с детства не могу.

Но думал Будкеев, мне рёбра круша:

«И жить хорошо, и жизнь хороша!»

В трибунах свист, в трибунах вой: —Ату его! Он трус!.. —

Будкеев лезет в ближний бой, а я к канатам жмусь.

Но он пролез — он сибиряк, настырные они.

И я сказал ему: — Чудак! Устал ведь, отдохни!

Но он не услышал, он думал, дыша,

Что жить хорошо и жизнь хороша.

А он всё бьет — здоровый чёрт! Я вижу — быть беде.

Ведь бокс — не драка, это спорт отважных и т. д.

Вот он ударил раз, два, три — и сам лишился сил.

Мне руку поднял рефери, которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша…

Кому — хороша, а кому — ни шиша.

[1966]

* * *

Всеволоду Абдулову

Дела…

Меня замучили дела каждый день,

каждый день.

Дотла

Сгорели песни и стихи — дребедень,

дребедень.

Весь год

Жила-была и вдруг взяла, собрала

и ушла,

И вот —

Такие грустные дела у меня.

Теперь —

Мне целый вечер подари, подари,

подари,

Поверь —

Я буду только говорить.

Из рук,

Из рук вон плохо шли дела у меня,

шли дела,

И вдруг

Сгорели пламенем дотла — не дела,

а зола…

Весь год

Жила-была и вдруг взяла, собрала

и ушла

И вот —

Опять весёлые дела у меня.

Теперь,

Хоть целый вечер подари, подари,

подари,

Поверь —

Не буду даже говорить.

[1966]

ГОЛОЛЁД

Гололёд на земле, гололёд,

Целый год напролёт, целый год,

Будто нет ни весны, ни лета.

Чем-то скользким одета планета,

Люди, падая, бьются об лёд.

Гололёд на земле, гололёд.

Целый год напролёт, целый год…

Даже если планету в облёт,

Не касаясь планеты ногами,

Не один, так другой упадёт —

Гололёд на земле, гололёд,—

И затопчут его сапогами.

Гололёд на земле, гололёд,

Целый год напролёт, целый год,

Будто нет ни весны, ни лета.

Чем-то скользким одета планета,

Люди, падая, бьются об лёд.

Гололёд на земле, гололёд.

Целый год напролёт, целый год.

И, хотя на поверхности лёд,—

На гигантский каток непохоже.

Только зверь не упавши пройдёт —

Гололёд! — и двуногий встаёт

На четыре конечности тоже.

Гололёд на земле, гололёд,

Целый год напролёт, целый год,

Будто нет ни весны, ни лета.

Чем-то скользким одета планета,

Люди, падая, бьются об лёд.

Гололёд на земле, гололёд.

Целый год напролёт гололёд…

[1966]

БЕСПОКОЙСТВО

А у дельфина взрезано брюхо винтом.

Выстрела в спину не ожидает никто.

На батарее нету снарядов уже.

Надо быстрее на вираже.

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь, каюсь!

Даже в дозоре можешь не встретить врага.

Это не горе — если болит нога.

Петли дверные многим скрипят, многим поют.

Кто вы такие — вас здесь не ждут!

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь, каюсь!

Многие лета — всем, кто поёт во сне.

Все части света могут лежать на дне.

Все континенты могут гореть в огне.

Только всё это не по мне.

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь, каюсь!

[1966]

ПРОЩАНИЕ

Корабли постоят и ложатся на курс,

Но они возвращаются сквозь непогоды.

Не пройдет и полгода, и я появлюсь,

Чтобы снова уйти на полгода.

Возвращаются все, кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все, кроме тех, кто нужней.

Я не верю судьбе, а себе — еще меньше.

Но мне хочется думать, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь весь в друзьях и мечтах,

Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.

(1966]

О НОВОМ ВРЕМЕНИ

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, —

Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время — иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!

И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.

Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,

На скаку не заметив, что рядом товарищей нет.

И ещё будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

Про войну будут детские игры с названьями старыми,

И людей будем долго делить на своих и врагов.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девушки сменят шинели на платьица,—

Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.

[1966]

АИСТЫ

Небо этого дня

ясное,

Но теперь в нем броня

лязгает.

А по нашей земле

гул стоит,

И деревья в смоле,—

грустно им.

Дым и пепел встают

как кресты.

Гнёзд по крышам не вьют

аисты.

Колос — в цвет янтаря,

успеем ли?

Нет! Выходит, мы зря

сеяли.

Что ж там цветом в янтарь

светится?

Это в поле пожар

мечется.

Разбрелись все от бед

в стороны.

Певчих птиц больше нет —

вороны.

И деревья в пыли —

к осени.

Те, что песни могли,—

бросили.

И любовь не для нас.

Верно ведь,

Что нужнее сейчас —

ненависть?

Дым и пепел встают,

как кресты.

Гнёзд по крышам не вьют

аисты.

Лес шумит, как всегда,

кронами,

А земля и вода —

стонами.

Но нельзя без чудес —

аукает

Довоенными лес

звуками.

Побрели все от бед

на Восток,

Певчих птиц больше нет,

нет аистов.

Воздух звуки хранит

разные,

Но теперь в нём гремит,

лязгает,

Даже цокот копыт —

топотом,

Если кто закричит —