Лариса Рубальская - Очередь за счастьем (сборник) Страница 8

Мою постоянно раздумывающую о всякой всячине голову каждый раз посещала одна и та же мысль – вот, пожалуйста, чтобы быть умницей, не обязательно аспирантуры заканчивать. Это если человек на свет сам по себе умным родился. И еще я думала: как это так несправедливо получилось – хорошая такая женщина, а нет никакой личной жизни? Обидно даже. О собаках она рассказывала так занятно, что хоть на магнитофон записывай и потом рассказ готовый пиши – все собаки у Травиаты были с характерами, судьбами – веселыми и грустными.

Однажды я, посчитав, что мы уже достаточно давно знакомы, решила устроить Травке допрос на тему личной жизни. Первый же вопрос был составлен исключительно деликатно: скажите мне, Травиата, почему же у вас мужчины-то никогда не было? Я была уверена, что это так: моя милая собеседница – типичная старая дева во всех проявлениях. Интересно же, как это так получилось?

Травиата отпила глоточек кофе, неспешно откусила кусочек печенья, посмотрела на меня совершенно обыкновенным взглядом.

– А что, Павел-то, по-вашему, не мужчина?

Две подружки – Мэри и Травка сидели на Мэриной кухне и болтали-секретничали. Вернее, так – Мэри делилась своими секретами, а Травка слушала. Новорожденный цветочек Маргаритка только что перекусила маминым молочком и симпатично посапывала в кроватке.

Рассказывала Мэри о докторе, принимавшем роды – и какой он был умелый, и какие руки у него нежные были – и пока Мэри в роддоме лежала, и потом, когда уже можно было... Пашка-то от радости ошалел, что дочка у него родилась. Мол, вот какой он мастер – Маргариту свою смастерил. И каждый вечер с работы возвращался с какой-нибудь покупкой – цветочку своему ненаглядному игрушки-погремушки приносил. А днем забегал Алексей Петрович – тот доктор с руками умелыми и нежными. И все свои эти умения как раз Мэри и демонстрировал. И это все было очень похоже на любовь. Ну почему же похоже? Это была именно она – неожиданная, грешная, самая настоящая любовь. Леша был свободен, в смысле холост, молод, и влюбился всем сердцем в юную мамашу – Маринку, Мэри то есть.

Маргаритка росла, Пашка заколачивал капитал, Лешка забегал – Мэри была счастлива.

Главное, чтобы Пашка ни о чем не догадывался. А он догадываться и не думал. Ему было все равно. Потому что он любил на свете только двух женщин. И Мэри в их число не входила.

3

Интересно? Мне тоже было интересно, особенно когда я узнала, что одна из них – цветочек, Маргаритка ненаглядная, а вторая – цветочек Травка. Ну и что же, что они подруги?

Уж так получилось: жене – зарплату, дочке – подарки, а Травиате – любовь.

Маргошка тогда еще совсем маленькая была, они вчетвером летом на юг поехали. В купе на нижних полках расположились Мэри и Маргаритка, на верхних – Павел и Травиата. Все как обычно – курица, вареное яичко, помидорчик, звон ложечек о граненые стаканы и ночь. Мэри с дочкой заснули внизу, а наверху Пашка с Травкой шепотом разговаривают, а потом – спорим? – в чем-то несогласны были. Спорим – рука об руку тихонько – кто прав?

И что же такое случилось, что во время хлопка этого дружеского обоих током тряхануло. Да так, что в темноте показалось, что разряд летучей молнии сверкнул.

И опять потянулась рука к руке, а током все било и било. Хорошо, что Мэри крепко спала, а то если бы глаза открыла, то увидела бы над собой переплетенные в воздухе, там, на верхних полках, руки не спящих двоих людей.

Приехали, выгрузились, разместились – море, рынок, вино виноградное. Мэри вся в своих мыслях, как на иголках сидит – Лешке позвонить хочется. Мобильных телефонов в то время еще не было, и, чтобы позвонить, надо было бежать на почту.

– Травка, заговори Пашку, а я Маргошку с собой возьму, вроде пойду ее на аттракционах покатаю. На почту сгоняю, часок меня не будет. Только чтобы он нас встречать не засобирался. Парк-то с почтой в разных концах.

Все произошло сразу – и шепот нежный, и поцелуи, и все то, что само собой должно после этого произойти...

Возвращения Мэри они оба не заметили. И Мэри не заметила, что произошло, пока ее не было. Павел и Травиата еще не очнулись от потрясения, а Мэри было не до них. Ей ничего такого и в голову не могло прийти – приходить-то было некуда. Там, В ГОЛОВЕ, ВСЕ МЕСТО Лешка, Алексей Иванович, занимал – Мэри на почту гоняла зря. Любимого дома не оказалось, а это странно, потому что они договаривались. И Мэри, естественно, была расстроена, а если бы расстроена не была и посмотрела бы на мужа, то обожглась бы об его жаркий, нежный взгляд, предназначенный не ей.

Две недели пролетели быстро. Все как началось, так и продолжалось – все вместе завтракали, купались, пили вино. Иногда Мэри отлучалась как бы дочку на каруселях покатать, и тогда Пашка и Травиата были самыми счастливыми на свете.

Они тогда и не думали, что их случайная ночь станет любовью на долгие годы...

Ольгиванна заметила, что в дочке что-то изменилось, и, похоже, перемена эта радостная. Допытываться не стала – дочка взрослая, умная. Только раза два мать не к месту вздохнула, что, мол, при нынешней жизни одной, без мужа, ребеночка поднимать тяжело.

А Травиатка никого поднимать и не собиралась. Ни о каких детях она не думала, ей и так хорошо – всю нежность она отдавала своим ушастым клиентам. Она могла хозяйку по имени не помнить, а уж собачкину-то кличку помнила всегда. Стригла ласково и даже целовала в носик, если клиент или клиентка хорошо себя вели.

4

Павел влился в поток ее жизни легко, и ничего она менять не собиралась. Вот так как раз хорошо. Любимая работа, подружки – Мэрька с повзрослевшей Маргошкой, и для здоровья Пашка – приходил ненадолго, обдавал Травку волной любви и возвращался домой. Ей хватало.

Мэри со своим Лешкой с ума сходила – он-то хотел, чтобы она к нему насовсем от Павла ушла. Уже сколько лет это все тянется, надо что-то решать. А Мэри-то решать зачем? Кругом порядок: Пашка – деньги в дом, дочь-студентка, уже много чем за годы совместного проживания обзавелись-построили. А теперь что – делить, что ли? И Пашка, и Лешка никуда не денутся. Так даже интересней.

Иногда Мэри поручала Травиате ее прикрыть – например, сообщить Пашке, если он позвонит, что она весь вечер у нее была и ушла минут пять назад. Мобильник, мол, у нее сел. А сам Пашка в это время спокойненько напротив Травки сидел. Вот и выкручивайся тут.

Травиата подругу не выдавала. Вообще, все было шито-крыто.

Даже представить себе, как это у них столько лет получается, было невозможно.

Но, судя по всему, всем было хорошо.

– Травиата, а может быть, стоит развязать этот узелок? – Я, как всегда, прорвалась со своими советами. – Ведь вы все запутались, друг друга обманываете. И зачем? Ведь все так просто – Мэри любит Лешу, он – Мэри. Зачем мучиться-то? У тебя тоже все в порядке – Павел любит тебя, ты его. Схема-то проще простого. Разберитесь по-честному, и все.

Ответ Травиатки меня удивил, вернее, ошеломил.

– А зачем мне это нужно? Завтраками его кормить?..

Я замолчала и думала, что больше всего на свете я любила любимого моего завтраками кормить. И обедами, и ужинами. И рубашки его стирать, и брюки гладить любила. И с работы ждать, и... и... и... Какое это было счастье!!!

Травиата посмотрела на часы и засобиралась к какому-то то ли Джонику, то ли Чарлику. Его как раз с дачи должны были привезти – постричься. Глаза ее засветились нежностью и любовью.

Да, думала я, правду говорят, чужая душа – потемки.

А вот то, что она Мэри мужу не выдает, – молодец. Настоящая подруга.

Ошибка молодости

Фамилия у Сереги была редкая – Баргузинов. Баргузинов Серега – спина прямая, ноги длинные и ровные, как у солиста балета Большого театра. Собственно, почему – как?

Именно балетные ноги, как и должно быть у человека, занимающегося бальными танцами. Балет был слабостью, и страстью, и страшной тайной Баргузинова Сереги, которую он изо всех сил должен был скрывать от жены Оксанки. Дело в том, что на самом деле Серега был маляром-штукатуром, причем классным. И Оксанка тоже маляр-штукатур. Они и познакомились в общежитии, когда оба на стройке работали. А потом Оксанка в декрет ушла, другую Оксанку рожать, а Серега подался на вольные заработки – по квартирам ремонт делать. Денег-то стало больше нужно – двоих Оксанок кормить-одевать.

А тайна у него была вот какая – он в свободное от поклейки обоев время ходил заниматься в школу бальных танцев при Доме культуры строителей. У него в сумке под рабочей одеждой в отдельном пакете всегда лежали балетные принадлежности. А большая Оксанка, жена то есть, страшно Серегу к балетному делу ревновала. И выговор ее звучал строго: «Я замуж выходила за маляра. Жизнь свою с ним связала. А не с танцором. Так что выбирай, Серега, – или мы с Оксанкой, или твои па-де-де».

А Серега выбирал и то, и другое. И, пряча под спецовкой балетную одежду, иногда исхитрялся все-таки фуэте покрутить.