Марк Гроссман - Лирика разных лет Страница 8

На жарком юге в горы бегаем

На жарком юге в горы бегаем,Глазами нежим пыльный лес,И на лужайке лошадь пегая —Для нас — немалый интерес.Почти что молимся мы истовоВам, минеральные ключи,И сердолики с аметистамиНам часто чудятся в ночи.А до́ма, до́ма — детка-сосенкаСгребает в лапы облака,И вдруг показывает просекаМедведей бурые бока.И лось проносится, не мешкая,В таежных марях то и знай,И нянчит ангелов с усмешкоюПод самым небом Таганай.В горах, за синими урманами,На легких крыльях снегиря,К заре над домнами и станамиСпешит озерная заря.Ну, что ж, что место наше вьюжное,Что наши гнейсы — не коралл.Мы летом тянем в море южное,А вы — гребитесь на Урал.Он вам покажет силу пламени.Когда дутье гудит в печи,Он вам подаст в ладонях каменныхСвои подземные ключи.Гостям он рад. Не пожалеете…Возьмете сказки у старух.И вам сыграет на жалеечкеПро ночи Севера пастух.

1966

Память о родной стороне

Разгулялась непогода,И упрямы, как волы,Тащат тушу пароходаМоря бурые валы.И бегут ручьи по тропам,И земля к исходу дня,Та, что в зависть всем Европам,Раскисает, как квашня.Где ты, стынь иного края?Холодок сухой, без зла?Ах, сторонушка родная,Ты теперь белым-бела!Лишь в очах да в небе просинь,Да еще в озерах гор.Вся из елочек и сосен,Вечно диво и простор!Побережьем именитымЯ брожу. А дальний крайТянет душу, как магнитом.Хоть ложись и помирай!

Берег Черного моря,1967

Я лежу у форштевня, на баке

Я лежу у форштевня, на баке,И читаю глубин полумрак,Где вгрызаются грузные ракиВ погребенье железных коряг.Слышу каперов хриплые крики,Свист мистраля, что бьет в такелаж.И летят каравеллы и бригиНа безжалостный свой абордаж.И корма исчезает под пеной,Как дракон, оседает на дно.Это славно, что смертью отменнойНам из жизни убраться дано.Не в пуху подлокотных подушек,В бормотанье попов и тоски, —Умираем, походные души,Как и прожили век — по-мужски:Чтобы сердце сжигали пожары,В жилах сущего пенилась вновьНеуемная кровь Че Геварры,Раскаленная Дундича кровь,Чтоб волна закипала у лага,И заря у продымленных рейПламенела разливами флагаНад соленою синью морей!

Марсель, 1971

Я на судах заморских плавал

Я на судах заморских плавал,По авеню и рю бродил.Вертелись вывески, как дьявол.Глушили уши, как тротил.От губ лиловых и от челокТомило, будто в кабаке,От ваших уличных девчонокС дымком тоскливым в кулаке.Луна в чужих горах сгорала,В обвалах облачной шуги,И звезды были, как жарки́,Как очи батюшки УралаИз-под густых бровей тайги.…Торчу на вашем перекрестке,А все иная синь видна,И одинокие березки,И рядом женщина одна, —Огнеопасна, как береста, —Зажги — и душу раскали.…И ждать непросто. Жить непростоОт нашей Родины вдали!

Монте-Карло, 1971

Мадонна

Заунывно, как цыганеУ ночного каганца,Тянут песенку цикадыБез начала и конца.Звезды в море смотрят сонно.Тихо молится в тоскеСинеглазая мадоннаНа желтеющем песке.Худощава, как ребенок.За кого ее мольба?За матросов погребенных?За господнего раба,Что мерещится ночами.Чуть заметный, как опал,Что уехал без венчанья,Посулился — и пропал?Перекрестится, поплачет,Выжмет бедное белье.Вседержитель вдов и прачекСмотрит немо на нее.Подойду и молвлю: — Здрасте…Руку женщине подам.— Пожелать позвольте счастья,Благоденствия, мадам.Я и сам бродяжил много.И, не веря в небеса,За меня молили богаТоже синие глаза.И меня секло песками,И мутило без дорог,И меня шторма́ таскалиВдоль бортов и поперек.Не выклянчивая милость,Коченел и я на льду,И в окопах доводилосьВидеть всякую беду.Уходил и я от смерти,С губ стирал не пот, а соль,Оттого, прошу, поверьте,Понимаю вашу боль.Над волной луна в зенитеЛьет сияние судам.Не назвался, извините, —Из России я, мадам.По любви и я страдаю,Снится отчее жилье.Все, кто кормится трудами,Чтят Отечество мое.С ним горел в огне пожарищ,Промерзал насквозь, как наст.Скажет женщина: — Товарищ…Руку мокрую подаст.…Звезды в море смотрят сонно.Тихо молится в тоскеСинеглазая мадоннаНа желтеющем песке.

Ницца

Будни

Заезжен будничною прозою, —Не той.Высокой и святой,Что рядом с чаем, с папиросою,С душевной,Сладкой маетой,Не той,Над градами и весями,Где первозданно и старо.Бежит, поскрипывая весело,Твое негромкое перо,А той, которая — собранияС иных закатов до утра,А той, которая заранееПочти смертельна для пера.Листки календаря помечены,Испещрены листочки все.И кружишься с утра до вечера,Как будто белка в колесе.И в дальних ящиках забытое,Засунутое под стекло,Лежит оружие пиитово —Бумага,           рифмы                      и стило.Но выйдут сроки — и неистово,От перегрузок чуть дыша.Вдруг вздрогнет, призвана горнистами,В запас не сданная душа.Почистишь ветошью оружие,Вздохнешь с улыбкою: — Ну, что ж…И слава господу, что кружишься,А то ведь пылью зарастешь!

1973

Подошли мы уже к порогу…

Борису Ручьеву

Подошли мы уже к порогу,За каким умирает речь.Я боюсь за тебя, ей-богу, —Не умеешь себя беречь.Понимаю: не толстосумы,Коль копить уж — копить строку.Только все ж о себе подумайХоть единожды на веку.Впрочем, зряшны мои советыЖить не на смерть, а на живот.Где себя берегут поэты —Там поэзия не живет.

1968

Стихи молчат при штилевой погоде

Стихи молчат при штилевой погоде.Нужны им грозы. Так заведено.…Писатели в отставку не уходят,Пока их муза с ними заодно.И коль строка последняя не спета,Бей, кровь, толчками в тесноту и тьму!Врачи бессильны в недугах поэта, —Ему чужое сердце ни к чему.Еще он юных к жизни приохотит,Пусть годы выгорают, как огни.…Писатели в отставку не уходят,Пока еще писатели они.

1968

Врачам

Житейских рек внезапные излуки…Земной оси неумолимый визг……Целую вам натруженные руки,Благословляю ежедневный риск.В далеком том, задымленно-багровом,И в дни иные, что почти без гроз,Вы были нам и матерью, и кровом,И снежною берестою берез.Вы, как любовь, нужны нам и красивы,Нас век не очень нежит, теребя.Ах, эти руки матушки России,Что пеленали марлею тебя.От напряженья вечного белея,Они мужчин ласкают, как ребят.Врачи, мы полагаем, не болеют.Не устают. Не тужат. Не скорбят.Они ж, как все. И жизнь не тихий омут.И я просить правительство хочу:В День медицины просто рядовомуУстановите памятник врачу.

1968

Мы все проходим через смерчи