Антология - Европейские поэты Возрождения Страница 8

«О бог любви, ты видишь, эта дама…»[5]

Перевод И. Голенищева-Кутузова

О бог любви, ты видишь, эта дамаТвою отвергла силу в злое время,А каждая тебе покорна дама.Но власть свою моя познала дама,В моем лице увидя отблеск светаТвоих глубин; жестокой стала дама.Людское сердце утеряла дама.В ней сердце хищника, дыханье хлада.Средь зимнего мне показалось хладаИ в летний жар, что предо мною — дама.Не женщина она — прекрасный камень,Изваянный рукой умелой камень.

Я верен, постоянен, словно камень.Прекрасная меня пленила дама.Ты ударял о камень жесткий камень;Удары я сокрыл, — безмолвен камень.Я досаждал тебе давно, но времяНа сердце давит тяжелей, чем камень.И в этом мире неизвестен камень,Пленяющий таким обильем света,Великой славой солнечного света,Который победил бы Пьетру-камень,Чтоб не притягивала в царство хлада,Туда, где гибну я в объятьях хлада.

Владыка, знаешь ли, что силой хладаВода в кристальный превратилась камень;Под ветром северным в сиянье хлада,Где самый воздух в элементы хладаПреображен, водою стала дамаКристальною по изволенье хлада.И от лица ее во власти хладаЗастынет кровь моя в любое время.Я чувствую, как убывает время,И жизнь стесняется в пределах хлада.От гибельного, рокового светаПомерк мой взор, почти лишенный света.

В ней торжество ликующего света,Но сердце дамы под покровом хлада.В ее очах безлюбых сила света,Вся прелесть и краса земного света.Я вижу Пьетру в драгоценном камне,Я вижу только Пьетру в славе света.Никто очей пресладостного светаНе затемнит, столь несравненна дама.О, если б снизошла к страданьям дамаСредь темной ночи иль дневного света!О, пусть укажет для служенья время, —Лишь для любви пусть длится жизни время.

И пусть Любовь, что предварила время,И чувственное ощущенье света,И звезд движенье, сократит мне времяСтрадания. Проникнуть в сердце времяНастало, чтоб изгнать дыханье хлада.Покой неведом мне, пусть длится время,Меня уничтожающее время.Коль будет так, увидит Пьетра-камень,Как скроет жизнь мою надгробный камень,Но Страшного суда настанет время,Восстав, увижу — есть ли в мире дамаСтоль беспощадная, как эта дама.

В моем, канцона, скрыта сердце дама.Пусть для меня она застывший камень,Я пламенем предел наполнил хлада,Где каждый подчинен законам хлада,И новый облик создаю для света,Быстротекущее отвергну время.

«Недолго мне слезами разразиться…»[6]

Перевод Евг. Солоновича

Недолго мне слезами разразитьсяТеперь, когда на сердце — новый гнет,Но ты, о справедливости оплот,Всевышний, не позволь слезам пролиться:

Пускай твоя суровая десницаУбийцу справедливости найдет,Которому потворствует деспот,[7]Что, ядом палача вспоив, стремится

Залить смертельным зельем белый свет;Молчит, объятый страхом, люд смиренный,Но ты, любви огонь, небесный свет,

Вели восстать безвинно убиенной,[8]Подъемли правду, без которой нетИ быть не может мира во вселенной.

ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА[9]

«В собранье песен, верных юной страсти…»[10]

Перевод Евг. Солоновича

В собранье песен, верных юной страсти,Щемящий отзвук вздохов не угасС тех пор, как я ошибся в первый раз,Не ведая своей грядущей части.

У тщетных грез и тщетных дум во власти,Неровно песнь моя звучит подчас,За что прошу не о прощенье вас,Влюбленные, а только об участье.

Ведь то, что надо мной смеялся всяк,Не значило, что судьи слишком строги:Я вижу нынче сам, что был смешон.

И за былую жажду тщетных благКазню теперь себя, поняв в итоге,Что радости мирские — краткий сон.

«О вашей красоте в стихах молчу…»

Перевод Евг. Солоновича

О вашей красоте в стихах молчу,И уповать не смею на прощенье,И, полагаясь на воображенье,Упущенное наверстать хочу.

Но это мне, увы, не по плечу,Тут не поможет все мое уменье,И знает, что бессильно, вдохновенье,И я его напрасно горячу.

Не раз преисполнялся я отваги,Но звуки из груди не вырывались.Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь?

Не раз перо я подносил к бумаге,Но и рука, и разум мой сдавалисьНа первом слове. И опять сдались.

«Мгновенья счастья на подъем ленивы…»

Перевод Вяч. Иванова

Мгновенья счастья на подъем ленивы,Когда зовет их алчный зов тоски;Но, чтоб уйти, мелькнув, — как тигр, легки.Я сны ловить устал. Надежды лживы.

Скорей снега согреются, разливыМорей иссохнут, невод рыбакиВ горах закинут, — там, где две реки,Евфрат и Тигр, влачат свои извивы

Из одного истока, Феб зайдет, —Чем я покой найду иль от врагини,С которой ковы на меня кует

Амур, мой бог, дождуся благостыни.И мед скупой — устам, огонь полыниИзведавшим, — не сладок, поздний мед!

«О благородный дух, наставник плоти…»[11]

Перевод Евг. Солоновича

О благородный дух, наставник плоти,В которой пребыванье обрелаЗемная жизнь достойного синьора,Ты обладатель славного жезла,Бича заблудших, и тебе, в расчетеУвидеть Рим спасенным от позора, —Тебе реку, грядущего опора,Когда в других добра померкнул светИ не тревожит совесть укоризна.Чего ты ждешь, скажи, на что отчизнаНадеется, своих не чуя бед?Ужели силы нет,Чтоб разбудить лентяйку? Что есть духуЗа волосы бы я встряхнул старуху!

Едва ли зов, тем паче одинокий,Ее поднимет, спящую такимТяжелым сном, что трудно добудиться.Но не случайно днесь рукам твоим,Способным этот сон прервать глубокий,Былая наша вверена столица.Не медли же: да вцепится десницаВ растрепанные косы сей жены,В грязи простертой, и заставит веждыОткрыть ее. К тебе мои надеждыСегодня, римский вождь, обращены;Коль Марсовы сыны[12]Исконной вновь должны плениться славойТо это будет под твоей державой.

Остатки древних стен, благоговеньеВнушающие либо страх, когдаБылого вспоминаются картины,Гробницы, где сокрыты навсегдаОстанки тех, кого не надет забвенье,Какой бы срок ни минул с их кончины,И прошлых добродетелей руиныС надеждой ныне на тебя глядят.О верный долгу Брут, о Сципионы,Узнав, что в Риме новые законы,Вы станете блаженнее стократ.И думаю, что, радНежданным новостям, Фабриций скажет:«Мой славный Рим еще себя покажет».

На небесах, за дольний мир в тревоге,Святые души, оболочку телВ земле оставя, заклинают нынеТебя раздорам положить предел,Из-за которых людям нет дорогиВ дома святых, и бывшие святыниБезлюдные стоят в земной пустыне,Разбойничий напоминая грот:Меж алтарей и статуй оголенныхВо храмах, для молений возведенных,Растет жестоким заговорам счет.Все днесь наоборот,И нет чтобы Творца восславить боем,Колокола зовут идти разбоем.

Рыдающие женщины и дети,Народ — от молодых до стариков,Которым стало в этом мире дико,Монахи, бел иль черен их покров,Кричат тебе: «Лишь ты один на светеПомочь нам в силах. Заступись, владыко!»Несчастный люд от мала до великаУвечья обнажает пред тобой,Что Ганнибала[13] бы и то смягчили.Пожары дом господень охватили,Но если погасить очаг-другойРешительной рукой,Бесчестные погаснут притязанья,И бог твои благословит деянья.

Орлы и змеи, волки и медведи[14]Подчас колонне мраморной вредятИ тем самим себе вредят немало.По их вине слезами застлан взглядИх матери[15], которая воззвалаК тебе, в твоей уверена победе.Тысячелетие, как в ней не сталоВеликих душ и пламенных сердец,Прославивших ее в былое время.О новое надменнейшее племя,Позорящее матери венец!Ты муж, и ты отец:Увы, не до нее отцу святому,Что предпочел чужой родному дому.[16]

Как правило, высокие стремленьяНаходят злого недруга в судьбе,Привыкшей палки ставить нам в колеса,Но ныне, благосклонная к тебе,Она достойна моего прощенья,Хоть на меня всегда смотрела косо.Никто себе не задавал вопроса,Зачем она не любит открыватьПри жизни людям путь к бессмертной славе.Я верю, — благороднейшей державеТы встать поможешь на ноги опять,И смогут все сказать:«Другие ей во цвете лет служили,Он старую не уступил могиле».

На Капитолии, канцона, встретишьТы рыцаря,[17] что повсеместно чтимЗа преданность свою великой цели.Ты молвишь: «Некто, знающий доселеТебя, синьор, лишь по делам твоим,Просил сказать,[18] что РимТебя сквозь слезы умоляет нынеСо всех семи холмов о благостыне».

«Благословен день, месяц, лето, час…»