Евгений Гришковец - Сатисфакция (сборник) Страница 8

Саша. Одиночество. Хорошо выбрал.

Дима отходит к аквариуму, садится на стул.

Дима. Я почти уверен, что ты эту тему поставил в расчёте на то, что я скажу, что мне, дескать, одиночество неведомо. И ты сразу на моём фоне сделаешь такую мудрую гримасу.

Саша. И как? Мои ожидания оправдаются?

Дима. Боюсь тебя разочаровывать, но нет. Я хорошо знаю, что такое одиночество. Я вообще куда больше нормальный человек, чем ты хочешь меня изобразить.

Саша наливает два стакана виски и подходит к Диме, садится рядом, отдав ему один стакан.

Саша. Перестань всё перекладывать на себя. Что за мания величия? Я ничего не пытаюсь изобразить.

Дима. Мания величия? У меня? (Обводит всё вокруг.) А ты, видимо, социологический опрос проводишь. Из любопытства. Что тебя ещё интересует? Спрашивай.

Саша. А что ты вообще понимаешь под одиночеством?

Дима. Ну, точно не физическое состояние, если ты на это намекаешь. Неужели есть необходимость объяснять, что такое одиночество? То же, что и для тебя. Когда плохо. Иногда очень плохо.

Саша. Я так и думал.

Дима. Что на этот раз я не так сказал? Чем тебя мой ответ не удовлетворил? Только не говори, что ты получаешь страшное удовольствие от одиночества.

Саша. Не страшное, но получаю. Иногда. Иногда это большое удовольствие.

Дима. Нет, прости, совсем не могу согласиться. Одиночество — это всегда плохо. Что же хорошего быть одиноким? Ты просто путаешь два понятия. Побыть одному, одному — это да. Быть одному — согласен. Знаешь, я часто в Лондоне один гонял по улицам, ночью. Закрываю глаза и сразу представляю себе… Улицы, мягкий свет, весь Лондон освещён… редкие машины, свет от фар справа… в Лондоне я любил это ночное одиночество. Вообще, мне Лондон… Лондон — это просто любимый город.

Саша. А знаешь, какой у меня любимый город? Гмюнд. Три тысячи жителей. Три. И два духовых оркестра, каждый житель умеет играть на каком-либо духовом инструменте, чистота. Все эти улочки, дома, садики — как иллюстрации к сказам. Жить там нереально. Но неделю там провести, поскучать. После этого всё по-другому. А ты говоришь, Лондон. Там дома красивые. А люди очень некрасивые. И невкусно ужасно. Не могу я. Не, Лондон, конечно, – город главный. Всё в порядке. И всё равно. Что в Лондоне, что в Гмюнде — это, когда ты один.

Дима. Это где один? В Лондоне? Одиннадцать миллионов человек.

Саша. Каких человек, Дима. Англичан! Ты что, англичанин? Это не одиночество. Одиночество — это когда вокруг слишком много людей, людей, а не англичан, когда всем что-то нужно от тебя, а ты сам не нужен никому. И тебе никто не нужен.

Дима. Это как так?

Саша. Ну вот так. Когда ты сам никого не любишь.

Дима. Так не бывает. Я всегда кого-то люблю.

Саша. В нашей ситуации это звучит двусмысленно.

Дима. Да перестань ты меня всё время тыкать в эту историю! Сам только что мне тут говорил про детей! И теперь никого не любишь.

Саша. Что дети! Дети. Дети — это я сам и есть. Ещё б они меня не любили. Дети! Я их привык любить, я их даже во сне люблю. Вот будут у тебя самого дети, тогда поговорим. Но в одиночестве точно может быть и удовольствие.

Дима. И в чём?

Саша. В одиночестве можно успокоиться. Знаешь, бывает усталость такая, что перестаёшь существовать. Когда никого не любишь, тебя никто не любит. И, представь, это надо хорошо представить, как ты сидишь на заднем сиденье своей машины, тебя везут мимо, мимо всей этой жизни, мимо всего. Едешь по знакомым улицам, к которым ты привык. Ты просишь сделать музыку погромче, можно открыть окно, чтобы чувствовать ветер. И в этот момент можно даже лечь. Свернуться и замереть. И можно вдруг ощутить ту тонкую грань, на которой ты ещё думаешь, но уже не задумываешься. И от этого может случиться такое спокойствие. И даже то, что ты никого не любишь, – в этот момент это тоже спокойствие.

Дима. Это всё, конечно, очень красиво. Но неужели бывает так, что ты никого не любишь?

Пауза.

Саша. Да. В данный момент я никого не люблю.

Сцена № 18 — Дима. остаётся — один

Саша. Ты куда?

Дима. В туалет. Можно?

Саша. Можно.

Саша звонит в колокольчик. Подходит секундант.

Дима. Не, ну ты же не… да брось ты это, я сам.

Саша. Мы же договорились… мало ли как ты там…

Дима. Господи…

Дима с шумом отодвигает стул, уходит.

Дима заходит в туалет, встаёт у писсуара. Заходит секундант, Дима смотрит на секунданта.

Дима. Можно я? Я нормально… нормально!

Дима коротко моет лицо. И долго смотрит на себя в зеркало. Лицо очень серьёзное, в глазах — понимание ситуации.

Сцена № 19 — кухня — фокус

Кухня. Паша возвращается из зала и сразу начинает есть макароны.

Паша. Там суп попросили.

Миша. Подожди.

Миша показывает повару карточный фокус. Вытаскивает карту из самой середины колоды, показывает повару.

Миша. Она?

Повар. Не понимаю. Давай ещё раз. Я опять не понял.

Миша. Это фокус. Его не надо понимать. Надо получать удовольствие.

Повар. Какое тут удовольствие. Ты что, садист? Вы тут все садисты. Я не понимаю, а они радуются!

Настя. Они уже столько выпили, как не померли оба.

Миша. А может, они и вправду уже того-с? Давно не зовут что-то.

Девушка. Может, сходить посмотреть?

Паша (не отрываясь от кастрюли с макаронами). Я занят.

Повар. Иди сюда. Покажи ему. Фокус. Садись, давай, показывай.

Миша тасует колоду, раскладывает веером.

Миша. Загадай карту.

Паша. Это детсадовский фокус. Я его знаю.

Повар. Как знаешь! Они вон тоже знают! Что ж это такое! Я один, что ли, не понимаю? Давай ещё раз.

Паша. Ты не слышал? Я говорю, там попросили суп.

Повар. А что именно?

Паша. Солянку.

Повар. Прекрасно! Достаньте кто-нибудь и разогрейте. Там что-то оставалось. А ты не отвлекайся, раскладывай карты-то.

Настя достаёт кастрюлю. Открывает крышку, нюхает.

Настя. Я в нём не уверена. А без почек солянку разве можно?

Миша. Так у них почки пока есть. Хотя будут так пить — не знаю… (Повару.) Эта карта?

Повар. Как? Как ты это делаешь? Я сейчас с ума сойду! (Переводит взгляд на Настю.) Что сидим, кого ждём? Быстро чистить-резать. Почему вода ещё не стоит? (Мише.) Ты давай показывай.

Сцена № 20 — ресторан — эксперимент

Дима (доедая суп). Дело не во мне, а в ней. Я знаю, где можно проявлять инициативу, а где нет. Так что, если б не она, то я бы и не полез. Но мне это всё равно видится по-другому, не так, как тебе. Мне кажется, тебе надо проще относиться ко всему. Она тебя если и не любит, то как-то выделяет. По-своему. Может, правильное слово тут «ценит».

Саша. Говори прямо — использует. Ты же это слово хотел употребить? Она от меня зависит. И это всё.

Дима. А это немало. Я и ты для неё понятия разного порядка. Поэтому ты зря так завёлся. Я для неё вообще ничто. Уверяю тебя, в её мозгу не бродит ни одной мысли обо мне. Я был для того, чтобы потешить её самолюбие, которое с тобой она потешить не может.

Официант забирает грязные тарелки, меняет пепельницу.

Саша. И как ты это мне докажешь?

Дима. Нужен какой-то простой эксперимент. Например, можно, я не знаю… можно (Саша перебивает).

Саша. Я предлагаю отправить ей цветы. Без подписи.

Дима. Хочешь посмотреть, кому она позвонит? Давай, на это я согласен. Я точно знаю, что это буду не я.

Саша. Как знать.

Саша жестом подзывает одного из секундантов, пишет на листочке адрес. Пока он говорит с официантом, Дима отходит к аквариуму.

Саша. Заедете в цветочный магазин, купите одиннадцать белых роз и отвезете по этому адресу. Прямо сейчас. Если спросят, от кого, скажете, что не знаете. Нет, подождите. Не розы. Она сразу поймёт. Не розы. Надо что-то другое. Скажи ты, Дима.(Видит перед собой пустое место.) Дима, Дима, ты где?

Дима. Я здесь.

Саша. Ты как?

Дима. Нормально.

Саша. Скажи, какие бы ты послал цветы.

Дима. Откуда я знаю? Я никогда никакие цветы не покупаю. Я — вообще не про цветы.

Саша. Вот поэтому ты и скажи.

Дима. Не знаю, давай такие толстые, белые. Название такое, типа панды-панды!

Саша. Какие панды?

Дима. Ну, панды, такие цветы, панды!

Саша. А, каллы?

Дима. Да, коалы. Панды, коалы — какая разница, помню, что про медведей. Я же говорю, не разбираюсь.

Саша. Выбор совершенно дикий. Так что эксперимент будет чистый. Вряд ли она подумает, что это я.

Дима. Почему дикий? Мне они нравятся. Такие сочные. Всегда хотелось откусить.