Авраам Шлёнский - Избранные стихи Страница 8

"Здесь,

в тайниках души (в которых не осталось ничего,

кроме тебя,

и только ты),

твоя могила —

под знаком кувшина, ручья и черепков".

О, кувшин,

о, головня,

что уцелела от всех пожаров! —

...Это Абри, он взывает к Ху-а-лу.

Перевод Ф. Гурфинкель

ПЕСНЯ /Перевод М. Пальчик/

Не двугорбые застыли спины,

не верблюды отдохнуть легли —

то Гильбоа горные вершины

смотрят на простор родной земли.

Горы помнят: у подножья встали

белые, как голуби, шатры,

вместе с нашей песней вверх взметали

свой огонь полночные костры.

Горы помнят... Как могло случиться

то, что мы не помним старины?

Не роса ли в прядях серебрится,

и не песен ли сердца полны?

Нас лаская светом беловатым,

словно в юности, луна плывет.

Сердце распахнулось, как когда-то,

и ворота больше не запрет.

Не вино пьянило нас — от дома

к роднику направили мы путь,

дабы вновь идти путем знакомым,

дабы снова песню затянуть.

Пойте! Хорошо в полночной сини

эту песню слушать мне опять.

Пусть она хребты Гильбоа сдвинет

и заставит с нами танцевать!

Есть обычай — в праздничном веселье

посвящают песню пастухам.

Ну а я в пустыне слезы сеял...

Песня эта — воздаянье нам.

Перевод М. Пальчик

В ПАЛАТКЕ /Перевод М. Пальчик/

Палатка. Осень. Кто заплакал,

дождем исхлестан: "У-гу-гу"?

Не то шакал, не то собака,

и капли слезные бегут.

Кап-кап, кап-кап, конца не жди,

идут дожди, идут дожди.

Так только осень плакать может,

и мальчик, ставший сиротой,

когда вверху погасят с дрожью

сиянье свечки золотой.

Кап-кап-кап.

Не напишу я ночью этой

письма и не зажгу свечей,

мать у меня осталась где-то,

но сирота я, горе ей.

Кап-кап.

В палатке холод, и напрасно

собаке в темень завывать.

Кому как не собаке ясно,

что не придут отец и мать.

Кап.

Перевод М. Пальчик

КАК ХОРОШО! /Перевод М. Пальчик/

На поле ветер приутих,

и ливень струями не хлещет,

и вместе с явным снова веши

открыли то, что тайно в них.

Закат почти что не горит,

сиянье дразнит в отдаленье;

в единстве формы и значенья

вся жизнь передо мной стоит.

Прохладный вечер отошел,

ночь опускается без грома.

Попробуй и всему живому

скажи хоть раз: "Как хорошо!"

Пойми, в молчании глухом

сильна и слабость человечья.

Чтоб вырасти лучам навстречу,

мы забываем обо всем.

Лишь Бог и человек в ночи

никак не могут кончить спора.

Свет воссияет, утро скоро,

сейчас же ночь, и ты молчи.

Перевод М. Пальчик

МОЙ ГОРОД /Перевод М. Пальчик/

Лебединая шея в изгибе застыла...

Город мой погружен в белизну и покой.

О свободе мечтают потайные силы,

как об острых зубах спелый плод налитой.

Город мой — чистота шерсти мягкой и гладкой,

свежих булок пшеничная белизна.

Расправляет он улиц глубокие складки,

будто только сейчас пробудился от сна.

Перевод М. Пальчик

МОЛИТВА

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/

Так прости же меня, называемый Богом,

на пресветлом престоле сидящий привычно.

Разве я виноват, виноват хоть немного

в том, что речь наша немощна, косноязычна?

Сколько раз Твоих детищ мы словом пытали,

но слова наши чужды им, чужды вконец.

Так неужто пустынею мы не плутали,

а пришедший в мир первым — он нам не отец?

Ведь в ту пору косматое, ярое утро

Растоптало впервые извечную ночь,

и мой пращур прадавний бездумно и мудро

смог молчанье мычанием слов превозмочь.

И скоту, и растеньям природа вещала,

с ней умели беседовать Авель и Каин.

Ну, а что же нам делать — ответь, Изначальный, —

в пустоту мы бросаем слова, точно камни.

так прости же меня, называемый Богом,

прости за растерянность слов, за сомненья.

Нет вины моей в том. И дай сил, хоть немного,

промычать мое слово Твоим добрым твореньям.

Перевод Л. Цивьяна

ДА БУДЕТ СВЕТ!

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/

Эта синь — вся нагая, за пологом мглы —

так желанна, что сердце сжимает тисками.

И взлохмаченный ветер акаций стволы

исступленно, как женские ноги, ласкает.

Уже ветви иссохли, иссохли листы,

пожелтели, пожухли, на землю слетели.

И, ослепнув от силы, от злой доброты,

просит зной у деревьев прохлады и тени.

Звери немы — как будто и жизни в них нет;

камень дышит — совсем как живой, как растенье.

Словно только сегодня

                — Да будет

                                    свет! —

Бог изрек и исполнил свое повеленье.

Перевод Л. Цивьяна

И БЫЛ ВЕЧЕР

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/

Целый день на груди исполинского мира,

как огромная штанга, лежала жара.

И земля за усилием каждым следила

и победы над зноем ждала.

Мир устало дышал, напрягая все силы.

Нет — не сможет, не вырвет, не вытянет он!

Но жара поддается. И светятся жилы.

И отброшено солнце, и пуст небосклон.

И бесстыжий закат, бескрайний и древний,

над расколотым солнцем в молчанье встает.

И Адаму под темною сенью деревьев

Ева яблоко в тысячный раз подает.

Перевод Л. Цивьяна

ПАСТУХ

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод А. Пэнна/

Этот ноздри раздувший простор-великан.

Эта высь по тебе загрустившего неба.

Этот белый огонь — белизна молока.

Запах шерсти и запахи хлеба.

И под тихие всхлипы забулькавших вод,

жажду пеньем ручья утоливших как-будто,

вместе с овцами и человеком идет

к полудню утомленное утро.

Первобытное утро!

Клубится земля,

испаряя росу и запревшую заваль.

И от края до края — человек и земля.

И от края до края — стадо и Авель...

Перевод А. Пэнна

ПАСТУХ

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/

Эта яркая высь над тобой — так близка...

Это ноздри раскрыло огромное небо...

Этот льющийся свет — он белей молока...

Запах хлева

и запах печеного хлеба...

Мимо стада овец, что сгрудились кругом

пастуха, мимо хлева, колодца и поля

в обнаженности чувств

бежит босиком

это утро, спешащее встретиться с полднем.

Первозданное утро: паруют поля,

теплый запах навоза в воздухе тает.

И от края до края — человек и земля;

только Авель и стадо — от края до края.

Перевод Л. Цивьяна

ЗЕМЛЕПАШЕЦ /Перевод А. Пэнна/

(Из цикла "Другой первозданный")  

За плугом — верблюд, и железный клин

терзает земли пересохшие плиты.

Никогда еще мир не был так един,

и вечность в единственном миге отлита.

То признак убийства. Железа тиски.

То Каин убийств сечет первобытную небыль.

Никогда еще так не бывали близки

человек,

верблюд

и небо.

Перевод А. Пэнна

ЗЕМЛЕПАШЕЦ /Перевод Л. Цивьяна/

(Из цикла "Другой первозданный")

Плуг и верблюд. Лемеха клин

взрезает пласты, рушит их единенье.

Никогда еще мир не бывал так един,

не была еще вечность так слита с мгновеньем.

Это символ убийства.

Кинжалом в живот.

Рушит Каин единство движеньем руки.

Никогда еще не были так близки

человек,

верблюд,

небосвод.

Перевод Л. Цивьяна

КАИН, ГДЕ ТЫ?!

(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/

Покойны в полях копны сжатого хлеба.

И день — как набухшая соком лоза.

День, ставший убийцей, багровый от гнева,

качается в мертвых овечьих глазах.

И ночь настает.

И всю ночь до рассвета

скорбная пашня зовет и кричит: