Мария Протасова - Сборник стихов Страница 9

По лестницам чутким как лист

Слонялось бездомное лето

И дул "эвридику" флейтист

По скверному радио где-то

Недаром из кожи он лез -

Давил на лады и на жалость

Чтоб музыка с чистых небес

В чадящую бездну спускалась

Туда, где ни пифий, ни фей

Ни сказок с финалом счастливым

Куда если сходит Орфей

То разве с похмелья – за пивом

Где спиртом бодяжат беду

И песни слагают из крика

Где жизни иной, чем в аду

Не хочет сама Эвридика

Где солнце – как смертный обол -

Не слаще чугунного люка

Где тащится время как вол

Под светлую музыку Глюка

Рождество

Шли трое по темной аллее

Лишь кошкам и Богу видны

Их лица казались бледнее

Под пристальным взглядом луны

Поклажу несли за плечами

Добычу, а может улов

Молчали, молчали, молчали -

Как будто бежали от слов

Шли, будто бы зная дорогу

По множеству тайных примет

Вот там – за пригорком, по логу -

И ближе на тысячу лет

Смотрели не влево, не вправо

А только на небо и за

Вдали города и заставы

Светились как волчьи глаза

Над ними как флаг развевался

Созвездий мерцающий пар

И каждый из них назывался

Гаспар, Мельхиор, Балтасар

Годами не ели, не спали

Брели, не сминая травы

И млечную книгу читали

На тайных наречьях волхвы

На лицах их трескалась кожа

От странной жары в январе

И ждал их не царь, не вельможа -

Младенец на скотном дворе

Архангел тропою надмирной

К Нему обещал провести

Хоть золото, ладан и смирну

Они потеряли в пути

Их руки и щеки белели

Луне равнодушной в ответ…

Шли трое по темной алее

Из черного мира – на Свет

Тираны все скромнее, все нервозней

Как родственники бедные в гостях

Все больше не казнят, а строят козни

Такие же как замки – на костях

И у вилланов изменились нравы

Их отучили вилами трясти

Коль на господ и требуют управы

То разве что на кухне и в Сети

А рыцари? Герои ратной брани,

Их доблестный удел теперь каков?

Они давно у Шейлока – в охране

За мелкий нал и мясо должников

Житинскому

Душа печалится, качается

Срывается с отвесных круч

Она в горсти не помещается

Не запирается на ключ

Летит над волнами, над бурями

Над жизни скучным "до-ре-ми"

Как черный парусник прокуренный,

Давно покинутый людьми

А ты, забытый, ты – оставленный -

Не пожелаешь и врагу -

Как дом, с застегнутыми ставнями

Пустой стоишь на берегу

Человек не становится лучше

Человечней, добрее и чище

Человек отучается слушать

И в себе Человека не ищет

Он становится чисто одетым

О добре говорящим за ланчем

И пока поедает котлеты,

Представляет себя настоящим

Человек не становится мудрым

Только легкую ищет дорогу

И однажды октябрьским утром

Безразличным становится Богу

Он живет по привычке, в комфорте

Мир ему не широк и не тесен

А упав, вспоминает о чёрте

Но и черту он не интересен

Из черных, равнодушных строк

Я выберу одну

И вокруг горла – как шнурок

Суровый оберну

Пусть с потолка сойдёт беда

ко мне белым-бела

Такой спокойной никогда

Я в жизни не была

Не будет больше перемен

И пламени во льду

По тесным коридорам вен

Я от тебя уйду

Уйду туда, куда не сметь -

Бумаге и перу

Куда ни плеть твою, ни клеть

Свою не заберу

Где будет море и гроза

И все как в первый раз

Туда, где заглянув в глаза,

Не опускают глаз.

Любовь – привычка умирать

И душу с пола подбирать

Без кожи быть и без костей

А никакая не постель

Любовь – сгорая от стыда,

Ответить "нет", подумав "да"

И с сердцем вырванным в руках

Оказываться в дураках

Любовь – не сеять и не жать

Убитым на земле лежать

И знать, что это не война

А только он или она.

Похоронный блюз

Уистан Хью Оден

Пускай молчат часы и телефон

Не лает пес, терзая свой бекон

Пусть спит рояль, литавры не басят

Пусть гроб внесут и певчих пригласят

Пусть воет самолет над головой

Чертя крылом "Он больше не живой"…

Оденьте в траур горлиц почтовЫх

И в черные перчатки постовых

Он был мой север, юг, закат, восход

Отрада выходных и будней пот

Мой день и ночь, мелодия и бред

И вечная любовь, которой нет

Так выключите звезды в вышине

Отставку дайте солнцу и луне

Пусть море выплеснут, пусть лес лежит в золе -

Ни в чем теперь нет смысла на земле.

Я люблю эту тень, пробегающую по лицу

При словах "извини, ведь я здесь случайно"

Как табличку "начало" на двери, ведущей к концу

Как икону Спасителя с надписью "Made in China"

Как набрякшие веки глядящихся в небо волн

Пятерней облаков заслоняющих взгляд от солнца

Как царевну-лягушку, не грянувшуюся об пол

От его поцелуев, а выпрыгнувшую в оконце

Как дурную привычку, наплакавшись, напевать -

Будто под нос бубня, расстаешься с нелепой кармой

Как любовь и стихи, на которые всем плевать

И как каменный торт, испеченный Постником с Бармой

Я люблю эту тень – ту, с которой я накоротке

Как аванс слепоты, открывающей двери чуду

И как этот огонь в поднесенной к огню руке…

Как когда-то – тебя. и как больше уже не буду.

Твои листья ветер догнать пытается

Мысли одинаковы как китайцы

Этой ночью, прости, летается

Только по клавиатуре – пальцам

Смотришь в небо на черное в желтом

Скачешь по литерам мелким чертом

Жизнь рифмуется как-то нечетко

Как-то тщетно

Никого. Никакого сладкого бреда

Твой лебедь зажарен и съеден, Леда

А если кто-то и был тебе предан

То он тобой предан

Ни-ко-го. японский театр Шизуки

Последний раз под куполом мозга

Пока улыбка гнется как розга

Навстречу муке

Я знаю это зеркало насквозь

оно пространство повторяет всуе

и рядом с курткой вешает на гвоздь

прощания улыбочку косую

Оно не врет, оно не помнит зла

Давно не корчит из себя светила

И грусть моя, сгоревшая дотла

Его лица ничем не омрачила

На дне его как будто корка льда

Чуть тронутая искренностью лампы

В него смотрящей белая беда

Холодные кладет на плечи лапы

И кажется – судьбы границей за

Не ты – другой, прекрасно непохожий -

Однажды, заглянув в мои глаза

Увидит это зеркало в прихожей

И потому что Вас мне не обнять

Мне в утешение дано понять -

Как дождь растет из облака на плечи

Как падает душа – до облаков

И как земля поет – без дураков

И целым стать стремятся части речи

За то, что я вдали от Ваших уст

Мне дан страниц неопалимый хруст

И сердца стук о сомкнутые веки

И жизнь в бреду, пока еще бреду

И счастье первой попадать в беду

И дар входить в одни и те же реки

И оттого, что я для Вас никто

Мне кажется, что лет так – через сто

Вы, взятый в херувимы Безначальным

В какую-нибудь летнюю грозу

Мой силуэт заметите внизу

И на секунду станете печальны

Где же живет мое счастье? Нигде.

Так называется эта далекая местность

На полпути из Отчаяния в Неизвестность

В тысяче миль от Спокойствия – ближе к Беде

В царстве подстреленных птиц и несбывшихся снов

Там, где у прошлого нет над влюбленными власти

В доме из вздохов, нечаянных взглядов и слов

Там проживает мое невозможное счастье

Учит святых, оставляя следы на воде

Пляшет с чертями и в сны мои входит без стука

Где же живет мое счастье? Да, в общем – нигде

В том-то и штука, о, Господи, в том-то и штука.

Когда я выйду из тебя

И встану где-нибудь поодаль

Архангел, плача и трубя

Ко мне прошествует по водам

Найдет меня на берегу

Луной разрезанного пруда…

Я от него не убегу

Поскольку я уже – не буду

Когда я выйду из себя

И всю себя тебе оставлю

Все снасти за собой рубя

Дыханием срывая ставни

Я стану памяти пятном

Едва в потемках различимым

Счастливого стакана дном

Бессонницы чужой причиной

И раковины глубиной

Где шторм, которого не видишь

Ничьей – и не твоей виной…

Как только из меня ты выйдешь