Фархад Агамалиев - Старый причал Страница 5

— А ты, видно, никогда этого не поймешь, — остановилась Амина. — Ты у нас человек случайный — побудешь, уедешь и забудешь. Л мы живем здесь, понимаешь? Отец отсюда на войну уходил в восемнадцать лет, мать мою похоронил здесь. Ему не все равно, что здесь будет расти и через десять лет, и через сто… Все, механик, дальше я одна пойду! — И Амина быстро ушла по дороге.

На районном колхозном рынке в ряду, где торгуют фруктами, Ибрагим продавал виноград. Соседние прилавки, где прошлый раз торговал Агамейти и другие сельчане, были пусты.

У входа на рынок остановился «газик». Из него вышел Омароглу. Он подошел к Ибрагиму, взглянул на пустые прилавки рядом, помолчал, потом спросил с усмешкой:

— Как торговля?

— Покупают…

— Я вот думаю, как трудно людей распознать, — сказал председатель. — После того раза я думал встретить здесь любого, но только не тебя. А вышло наоборот. То ли твои соседи трусливее тебя, то ли… совести у них побольше? Как думаешь?

Ибрагим нервно сглотнул.

— За такие слова я в молодости, бывало, бил, не раздумывая, — глухо сказал он, глядя в сторону.

— А ты и так ударил, — невесело усмехнулся Омароглу. — Я тебя одним из самых порядочных считал в селе, а ты с базара не вылезаешь.

— У меня, председатель, детей пятеро и всех кормить-одевать надо.

— А у Агамейти что, семьи нету?

Ибрагим не ответил, снова отвернул лицо.

— Ладно, — вздохнул Омароглу. — Взвешивай, беру весь твой проклятый виноград.

— Нет, — сказал Ибрагим.

— Не имеешь права, — спокойно сказал Омароглу. — Я такой же покупатель, как все.

И стал накладывать виноград на весы.

И вновь грянул петушиный бой. Яростный клекот, летят перья, брызжет кровь. За изгородью, возбужденные шумом драки, невообразимо орали многочисленные куры. Победил черный петух Исы.

— Жестокая забава, — сказал Исе подошедший к концу схватки Эмин.

Тот, гладя своего непобедимого петуха, поднял на пария ликующие глаза:

— Ошибаетесь, уважаемый, это истинно мужское развлечение, причем, очень древнее. Как вы устроились в доме, может, что-нибудь надо?

— Большое спасибо, все в порядке.

Эмин поискал глазами вокруг, увидел старую жердь, взял ее и, опуская в воду, стал измерять глубину дна возле причала. Достал из кармана рулетку, замерил жердь, записал что-то в блокноте.

Иса издали настороженно за ним наблюдал. Подошел ближе, спросил с иронической любезностью:

— Позвольте узнать смысл ваших действий?

— Да я вот подумал, что, если разбивать виноградники на тех землях, — Эмин кивнул на побережье, — то действительно лучшего места для насосной станции не придумаешь.

Он попрощался и зашагал прочь. Иса проводил его долгим взглядом.

На столе лежали готовальня, логарифмическая линейка, карандаши, тушь… Эмин сосредоточенно делал расчеты, чертил на листе ватмана схему.

Отложил листы, скрестив руки, задумался. И тут в окно ударил камешек.

Под окном стояла Амина. В руке у нее был узелок.

— Вот твои вещи, я постирала.

— Спасибо огромное. Как же я с тобой расплачусь?

— Из Баку открытку пришлешь на восьмое марта, — усмехнулась Амина.

— Ты, я смотрю, прямо-таки решила выгнать меня из села, — засмеялся Эмин.

— Выгонять не надо — сам уедешь.

— А я, может, сначала насосную хочу отцу твоему построить? Расчеты вот делаю, кажется, что-то получается.

— Да что ты говори-ишь? — с насмешливым любопытством протянула Амина.

— Зайди, посмотри.

— Ну, заходить я не буду, некогда мне и незачем.

— Хоть вещи занеси, не класть же их на грязную землю, — улыбался Эмин.

— Какие вы все-таки хитрые, городские! — воскликнула Амина, направляясь к крыльцу.

Густые сумерки окутали берег. Агамейти и еще несколько человек грузили ящики с виноградом на паром.

— Все, последний в этом году, — сказал Агамейти, вытирая платком потный лоб.

Иса расплатился с ними. Потом, не мешкая, направил паром на тот берег.

Машина здесь уже ждала. Шофер и еще один парень сноровисто стали грузить ящики на машину.

— Ну что, все на этот год? — спросил Салман Ису.

— Боюсь, что не только на этот, — усмехнулся паромщик. — Ильяс тут теперь хочет все виноградом засадить. А вместо нашего гнилого парома здесь насосную станцию построят, плантажи попивать. Правда, председатель против пока. Но новый механик здесь уже дно мерил, что-то записывал, идеальное, говорит, место. Кончается наша паромная деятельность…

Салман сосредоточенно раздумывал:

— Нехорошо получается: только дело налаживать стали, и на тебе! Не обрадовал ты меня, не обрадовал. Откуда этот механик взялся?

— Из Баку прислали.

— И что, он безгрешен, как новорожденный?

— Откуда я знаю? — сказал Иса. — Хотя… — Паромщик помолчал немного. — Дочь Ильяса, люди видели, заходила к нему пару раз…

Эмин, добрившись, складывал в футляр электробритву. В дверь настойчиво и громко постучали.

На пороге стоял давешний загорелый мальчишка.

— Механик-ами, к телефону зовут!

— Женщина спрашивает?

— Нет, сказали, мужчина.

Они бежали рядышком по утренним улицам. Вслед заливались дворовые псы, удивленно глядели люди.

…В бухгалтерии по телефону разговаривала старая уборщица. Рядом с ней стояло ведро, лежала на иолу швабра.

— Нет-нет, успокойся, — говорила в трубку уборщица, — совсем не похудел, наоборот, поправился. Толстый стал, красивый. А вот и он сам!

— Слушаю? — сдерживая бурное дыхание, спросил Эмин и срачу же нахмурился.

— Сынок! — кричала Лейла-хаиум. — Мне не нравится, что ты сильно растолстел — ожирение сердца может быть. Кушай умеренно…

— Мама, — прервал се Эмин, — мне сказали, что звонит мужчина.

— Это я соседа попросила позвать тебя, боялась, не подойдешь.

— Как ты себя чувствуешь, как папа? — улыбаясь, спрашивал Эмин.

— Все хорошо! Ты понял — кушай умеренно!

— Мама, я не могу умеренно. У меня куры, корова, овцы, я сам масло сбиваю, хлеб пеку…

— Ты не смейся! Почему они тебе телефон не ставят в номер? Это же безобразие. Ты главный механик, у тебя высшее образование!

Старая уборщица, качая головой, приговаривала:

— Что значит материнское сердце, бедная женщина…

Эмин положил трубку, вышел на улицу. Навстречу медленно шла Амина.

— Ты так бежал, что я подумала, помощь нужна, — сказала она.

— Из района звонили насчет запчастей.

— А-а… А я подумала, может, мама твоя опять звонит. Говорят, сильно беспокоится за тебя, вдруг что-нибудь не то съешь.

Они секунду поглядели друг другу в глаза и вдруг захохотали, громко, заливисто, как могут только молодые.

— Слушай, — сказал он потом, — поехали куда-нибудь, воздухом подышим, поговорим…

— Прямо сейчас? — улыбнулась она.

— Прямо сейчас!

— А на чем?

Неподалеку от крыльца стоял ярко-красного цвета новенький «Москвич». Его старательно тер тряпкой, хотя этого явно не требовалось, молодой водитель, которого мы совсем недавно еще видели за рулем председательского «газика».

Эмин подошел к нему.

— Ну что, Джафар, доволен — наконец-то и у тебя новая машина?

Джафар счастливо улыбнулся.

— И не говори, Эмин-муаллим, пять лет просили, на старой стыдно было в районе показываться. Теперь и мы как люди!

— А давай-ка, милый, я проедусь, посмотрю, как мотор работает. — Он отстранил шо фера, быстро сел за руль и, открыв вторую дверь, сказал Амине: — Садись!

Краска медленно сходила с се лица.

— Ты с ума сошел, — тихо сказала она.

— Ну, садись же, люди смотрят!

И она, секунду помедлив, вдруг отчаянно вскинула голову и села в машину.

— А что сказать председателю? — кричал им вслед водитель.

Красный «Москвич», выбравшись на шоссе, проворно глотал километры.

— Как будто ты меня украл… — грустно улыбнулась Амина. — Только, когда крадут девушку, ее увозят далеко, а ты обратно привезешь. И тут начнется…

— Что «начнется»? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да ведь за все отвечать надо, — серьезно отозвалась она. — Этой прогулки мне уже точно не простят. И так шушукаются, что я тебе на шею вешаюсь. А я тебя просто видеть хотела… — последние слова она проговорила почти шепотом.

Он резко затормозил у обочины.

— И я тебя все время видеть хочу. Что же здесь плохого?

Она пожала плечами, отвернулась к окну. Тихо сказала:

— Видимо, есть предел, который переступать нельзя.

— Да какой такой предел мы переступили, что ты такое говоришь?! — сердито воскликнул Эмин. — Слушай, мы ведь веселиться думали, правда? Зачем же портить такой прекрасный день? — И он тронул машину.

Стрелой летел «Москвич» по серой ленте асфальта мимо сел, лесов, полей… И вот уже карабкается по узкой извилистой дороге в гору, где под огромным шатром древнего дуба расположился уютный ресторанчик. На маленькой площадке, невдалеке от столиков, стоил большой яркий автобус с надписью: «Интурист». Эмин остановил машину.