Сергей Бодров - Очень важная персона Страница 8

— Исходя из своей кривой, они и планируют нам свое задание?

— Планируют, — согласился Матвеев.

— А у нас-то возможности совсем другие! — сказал Шишкин. — Нам-то при нынешнем положении не до жиру, быть бы живу.

— Это верно… — сказал Матвеев.

— Как до причины докопался — гора с плеч! — с облегчением тихо сказал Шишкин.

— А чего ты радуешься, Родион Михайлович? — спросил Матвеев.

— Ну, теперь же все понятно! Не выполним мы их задание!

— Не выполним? — помолчав, спросил Матвеев.

Шишкин тоже помолчал, посмотрел на инструктора и спросил:

— Ты чего ваньку валяешь, Матвеев?

— А ты чего? — спросил Матвеев.

— Что-то я не понимаю… — сказал Шишкин.

— Коли не понимаешь, так — спрашивай. А то объяснять сразу взялся! Откуда у у них эта кривая взялась? — ткнул пальцем Матвеев в график.

— Откуда?

Сколько у нас по мясу в самом деле вышло? — спросил Матвеев.

— Семьдесят четыре процента, — ответил Шишкин, посмотрев на свой график.

— А отрапортовали?

— Сто и восемь, — ответил Шишкин, взглянув на кривую, идущую вверх.

— А по молоку?

— Восемьдесят девять.

— А доложили?

— Сто один и шесть, — ответил Шишкин.

— Вот и получается — кривая вверх прет!

— Это же недоразумение! — сказал Шишкин. — Надо срочно ввести в курс область!

— Не надо, — сказал Матвеев. — Она в курсе.

— Выходит, я один не в курсе? — помолчав, спросил Шишкин.

— Ты не расстраивайся, Родион Михайлович, — сказал Матвеев. — У тебя колхоз был отдаленный. Тебя и не стали в курс вводить. Чтобы не нервничал, значит.

— Спасибо. С вами из отдаленного колхоза можно в отдаленные места попасть, — сказал Шишкин. — Объясни: кому эта липа нужна?

— А кому охота строгача за невыполнение планов получать? Поэтому расчет у прежнего руководства был такой: до конца года, мол, поднатужимся и ликвидируем отставание… Тем более, что область обещала помочь. А сейчас — отрапортуем авансом.

— Авансом?

— Авансом.

— Авансы давать — дело нехитрое. Наобещать с три короба можно, — взъярился было Шишкин, но потом опомнился. — А вот кто теперь эту кашу будет расхлебывать, а? — сказал он.

— Тебе придется. Больше некому. — Вздохнув, Матвеев вышел.

Шишкин молча сидел в прежней неудобной позе. В углу кабинета, около окна, за большим мольбертом стоял молодой художник. И писал портрет Шишкина.

— Неудобно как:то… — кашлянув, сказал Шишкин.

— Голова затекает?

— Да нет. Неловко… Тут люди ходят. А я — в позе…

— Это с непривычки.

— Может, вы все-таки сначала наглядной агитацией займетесь?

— А мы как договорились? Сначала портрет, а потом наглядная агитация, — пробормотал художник, всматриваясь в Шишкина.

— А нельзя вместо себя заместителя посадить?

— Нельзя.

— Почему?

— У вас лицо колоритное, — пробормотал художник. — На флибустьера похожи.

— Понятно, — вздохнул Шишкин, нажал на селектор и сказал: — Света! Соедини меня с областью.

И опять каждый занялся своим делом.

На дверях класса висело объявление: «Прием в музыкальную школу. Прослушивание в 10 часов утра»,

— Ох, Галина Андреевна, — сказала мать Максима Копанцова. — Я так волнуюсь. Вы не можете себе представить. Говорят, она у вас останавливалась, эта пианистка. Вы уж замолвите за нас словечко. Знаете, этот столичный снобизм…

— Конечно, скажу, — великодушно пообещала Галина Андреевна. — Я-то и ни чуточки не сомневаюсь.

Все матери столпились перед дверью, за которой шло прослушивание.

— Мы Валю уже второй год по самоучителю на аккордеоне учим, — объяснила Галина.

— Аккордеон — это хорошо, — вздохнула Копанцова. — А вот пианино — проблема: куда его ставить?

Дверь открылась, и вышли Валька с Максимом.

— Ну, как?! — бросились к ним матери.

— Порядок, — коротко ответил Максим и стал раздеваться.

— Порядок, — так же коротко ответил Валька и тоже стал раздеваться.

— Вы куда? — заволновались матери.

— На секцию опаздываем.

И мальчишки, сунув одежду матерям, скрылись за соседней дверью, откуда доносились звуки ударов и японские выкрики.

В этот момент вошла Ирина с небольшим списком в руках.

— Авдеева Маша, Борисов Юра, Синицына Анжела, Копанцов Максим… — и она прочла еще с десяток фамилий. Шишкина среди них не было.

— Вот! — сказала Копанцова в восторге. — Куда теперь ставить пиаиино?

— Галина Андреевна! — Ирина подошла к Шишкиной. — Не нашла я у него слуха. Искала, искала — нету. Ну, нисколечко, абсолютно, поверьте мне…

— Жалко. Родя расстроится, — сухо сказала Галя, повернулась и пошла прочь.

Художник продолжал писать портрет.

В кабинете у Шишкина сидела теперь высокая старуха в очках.

— Вот они и говорят мне: продавай, мать, дом, будешь при нас жить. Я и продала, дура старая, а деньги им с Лапшиными девками переслала, а они теперь отрекаются, дескать, не получили.

— А может, эти Лапшины и не передавали ничего?

— Как не передавали! Племянницы они мне, девки совестливые. Дак я книжку видела сберегательную: все три тыщи как одну копеечку прикарманил, черт длинноносый!

— К прокурору надо идти. Эго подсудное дело… — мрачно сказал Шишкин.

— Батюшки мои, да нетто я с родной дочерью судиться буду? Срам-то какой! Нет, ты уж сам, родимый, разберись. Зачем ты тут поставленный? Тебе власть дадена — нас защищать, — упрямо сказала старуха.

Родион Михайлович поднялся и сказал старухе:

— Посиди тут, Матрена Ивановна.

И вышел. Старуха с подозрением посмотрела на художника.

В кабинет вошла секретарша, держа поднос с чаем и сахаром, поставила его перед старухой.

…Шишкин стоял в соседнем кабинете у своего заместителя Матвеева.

— Не советую тебе, Родион Михайлович, в это влезать. Семья, сам знаешь, — дело темное. Поди тут разбери, кто прав, кто виноват. А старуха и соврет — недорого возьмет. А не врет — на это органы юстиции есть. Это их дело, а не наше с тобой.

— Наше дело спокойно смотреть, как старого человека обирают? Не хочет она судиться, пойми! — Шишкин направился к двери.

Матвеев усмехнулся.

— Ты кто, Родион Михайлович, председатель райисполкома или всех скорбящих утешитель? В чем твоя работа?

— Чтоб людей не обижали — это тоже моя работа, — твердо ответил Шишкин. — И, может быть, самая главная…

Вернувшись в свой кабинет, Шишкин обнаружил там неожиданных гостей. Кроме художника и старухи, здесь сидели еще пять человек. Трое были хорошо одеты. Все улыбались.

— Люди из Рима! — радостно сообщил Петряков. — Вот, к нам в гости!

— Шишкин, — натянуто улыбаясь, протянул руку Шишкин. — Почему раньше не сообщили? — тихо спросил он завотделом культуры.

— Да они как снег на голову, — шепотом ответил Петряков. — На волков приехали охотиться.

— На волков?

— Джузеппе Гарди, — представил парень-переводчик молодого блондина. — Вице-президент фирмы «Везуччи».

Шишкин пожал руку вице-президенту.

— Франческо Пикколи. Депутат парламента.

Депутат был брюнет с хитрыми живыми глазками.

— Эдуардо Фарони. Мэр города Феминаморта.

Мэр оказался скромно одетым бородачом.

В это время в кабинет ворвалась Галина Шишкина.

— Родя! Вальку в музыкальную школу не приняли. Сказали, что слуха нет!

— Кто сказал?

— Твоя учительница!

— Супруга, — представил жену Шишкин.

Три итальянца по очереди поцеловали

Галине руку. Та опешила.

— Извини, Родя, — шепотом сказала она. — Я не знала…

— Дамы и господа! Друзья! Товарищи! — сказал Шишкин. — Мы, конечно, рады приветствовать на нашей родной земле представителей солнечной Италии!

Итальянцы заулыбались, когда переводчик перевел им этот текст.

— Они как — сыты?

Итальянцы покачали головами.

— Они с дороги, — объяснил переводчик.

— Понятно. Петряков! Займись гостями.

Я отлучусь. Ненадолго… Пойдем, Матрена Ивановна.

Надвинув кепку на лоб, Шишкин быстро шагал по главной улице райцентра.

— Зять-то дома?

— Дома, дома, — кивала Матрена Ивановна, еле поспевая за ним.

Свернули в переулок. Открыли калитку. Шишкин быстро взбежал по ступенькам, передвинул кепку на затылок, огляделся.

— Стой тут, Матрена Ивановна. И никого не пускай.

Старуха испуганно кивнула.

Шишкин вошел в дом. Сначала была тишина, потом раздался крик, звон посуды, шум. Потом опять наступила тишина.

Поправляя пиджак, Шишкин появился на крыльце. Надвинул снова кепку на лоб и направился к калитке. За ним выскочил испуганный, злой, тяжело дышащий зять.

— Мамаша! — сказал он. — Я пошутил! Ну, у меня ваши деньги. У меня! На сберкнижке лежат!