Клод Анэ - Двенадцать тысяч лет назад

Клод Анэ

Двенадцать тысяч лет назад

От автора

История, которая здесь рассказана, произошла приблизительно двенадцать тысяч лет назад на берегах реки Везеры, в нескольких милях от того места, где она впадает в Дордону.

Там, в пещерах, на каменных стенах еще до сих пор сохранились вырезанные и разрисованные изображения животных, которые говорят нам о жизни народа, давно исчезнувшего с лица земли, но оставившего вечные памятники своего искусства, своих верований и обычаев.

Обратимся же к ним.

Глава 1

Племя Медведя

Пустынная местность. По берегу извилистой реки – рваные цепи холмов; в их углублениях – долины, болота, луга. Здесь и там голые осыпи, отвесные скалистые стены, и тут же на склонах густой лес: береза, ель, сосна, дуб, клен. Многие деревья лежат поверженные: одни разбила молния, другие ураган вырвал с корнем и разбросал в беспорядке. Лежат и гниют…

Зима уж близилась к концу. Здесь и там на склонах холмов еще лежал снег, но воздух был легок, чувствовалось, что скоро на деревьях нальются почки.

Тишина… Молчание… Ни следа человека… Только лисица пробежит по опушке леса, да выхухоль выскочит на тропу, да орел чертит круги в воздухе.

Куда ни глянет глаз – ни поля, ни башни, никакого человеческого сооружения.

И все же в косых лучах заходящего солнца можно было увидеть голубоватый дымок, который подымался с берега реки, заросшего кустарником, и таял в воздухе. А вот в некотором отдалении – другое, совсем прозрачное дымное облако поднялось и растаяло в вышине. Значит, человек был здесь, в этой обширной, пустынной стране, он был здесь, но только тщательно прятался в ущельях, по берегам этой извилистой реки.

И действительно: на краю обрыва, в сумерках, от ствола лиственницы отделилась фигура. Это был человек, еще совсем молодой, стройный, гибкий. Небольшая голова, ловко посаженная на плечи, темное от загара и ветра лицо, правильные черты, прямой нос, блестящие глаза… Нон, сын Тимаки, из племени Медведя…

Оленья шкура покрывала его тело, а к ногам были привязаны кожаные сандалии. Он крался неслышно, низко сгибаясь, высматривая следы зверя. Они привели его к узкой норе. Здесь Нон растянулся на коричневом ковре прошлогодней листвы и мхов, оперся на локти и застыл. Если бы не копна его пышных каштановых волос, его нельзя было бы отличить в сумерках от темной земли, на которой он лежал.

Но вот в норе послышался шорох. Нон затаил дыхание. Сначала высунулась только морда зверя; потом, успокоенное тишиной, животное осторожно высунуло всю голову; живые глазки зорко вглядывались в темноту. Это длилось лишь одно короткое мгновенье: тяжелый камень, зажатый в правой руке Нона, молниеносно опустился на маленькую голову и размозжил череп, а левая рука не менее быстро схватила зверя, чтоб не дать ему в последней смертельной судороге скрыться в норе.

Теперь Нон одним прыжком вскочил на ноги. Он улыбался, рассматривая свою добычу: это был чудесный соболь.

Крепко прижимая к себе еще теплую тушку, Нон быстро шагал по направлению к долине, опускавшейся к реке. Широкоплечий, высокий, больше шести футов росту, на длинных ногах, – он шел легко и быстро, напоминая походкой волка, неутомимо и равномерно бегущего к своей цели. Он перепрыгивал с камня на камень, тщательно огибая все густые заросли, потому что там могли таиться духи, а Нон боялся их. Он был молод – ему было всего восемнадцать лет – и мог ли он, еще юноша, знать, как нужно обращаться с невидимыми духами, чтобы противостоять их страшной силе?

Наконец он спустился к реке, сел в маленькую лодку, которая была привязана к дереву, и быстро пересек неширокую в этом месте реку. Здесь он вскарабкался на крутую скалу и очутился на широкой каменной террасе.

Над террасой низко нависал выступ скалы, и поэтому тут было еще темнее. Во мраке пылали зажженные на одинаковом расстоянии друг от друга костры, а за каждым из них находилась хижина с ярко раскрашенными стенами. Огонь у входа в жилище должен был отпугивать диких зверей.

Нон быстро проскользнул в одну из хижин.

Здесь, в темноте, зарывшись в меховые мешки, спали его отец, мать и сестра. Бросив в дальний угол хижины принесенного им зверька, Нон нащупал свой мешок, лежавший рядом с отцом, залез в него и сейчас же крепко уснул.

Настало утро. Тимаки, отец Нона, сидел на корточках с другими мужчинами на краю каменной террасы. В эти часы здесь царило особенное оживление. Лучи восходящего солнца заливали всю террасу и проникали в самые отдаленные уголки. Пространство, на котором были расположены жилища племени, составляло в длину сто пятьдесят, а в ширину тридцать шагов и было закрыто сверху естественным навесом, образованным скалой. Хижины были построены совершенно одинаково. Стены были из лошадиных и оленьих шкур, прикрепленных к вбитым в землю кольям, и раскрашенных черными, красными и серыми полосами. Задняя часть хижины служила для хранения шкур, оружия, орудий и запасов пищи. В передней части спали члены семьи; отец и мать посередине, а дети – по краям: сыновья – рядом с отцом, дочери – рядом с матерью. Перед единственным входом в хижину находился очаг, на котором готовили пищу и разводили огонь, чтоб согреться. На горячих камнях поджаривали ломти мяса, здесь же коптили рыбу, подвешивая ее на кольях над огнем, а в горячей золе пекли различные коренья.

На стенах хижины были очень искусно нарисованы всевозможные звери, перед изображениями которых лежали различные жертвоприношения – пучки травы, сушеные ягоды, кусочки мяса – для того, чтобы задобрить духов-покровителей этих животных; чтобы охота была удачной, изображения животных также были вырезаны на деревьях у входа в пещеры и нарисованы углем и охрой на ее стенах.

Земля на террасе была вся усыпана золой и костями животных. Маленькие дети прыгали, подымая столбы пыли, и искали в золе куски дерева, которые они подбрасывали в огонь; старшие же дети ходили в ближайший лес за еловыми шишками и хворостом, приносили топливо и складывали в кучи у подножья скалы. Слышались крики, споры, шлепки и брань, смех и шутки. Дети работали серьезно, с сознанием, что они служат общему делу.

Матери и дочери сидели у входа в хижины. Они были заняты обработкой мехов и шкур и изготовлением из них одежды. Нитками им служили высушенные волокна растений или жилы убитых животных, вдетые в тонкие иглы, сделанные из кости. Прежде, чем продеть нитку с иглой, в шкуре делали отверстие при помощи маленького острого камня. Таким образом, работа шла довольно медленно, но ведь спешить было некуда, время не имело никакой цены: что не было сделано сегодня, можно было доделать завтра.