Александр Дюма - Сын Портоса Страница 10

— Еще не знаю, но не беспокойтесь: если я должен найти что-либо, то это обязательно появится.

— Да услышит небо вашу светлость!

— Царь царей откроет уши нижайшему. Если я и не буду услышан, то не из-за недостатка молитв, — промолвил Арамис со своей улыбкой Сфинкса. — А пока что, давайте пообедаем без дурных предчувствий, — беспечно добавил он. — К счастью наш хозяин уже идет сообщить, что обед подан.

Это и в самом деле был Эрмлен, который с множеством поклонов осведомился, желают ли господа обедать в общей столовой.

— А почему бы и нет?

— Потому что другой стол у окна обычно занимают путешественники из нантского экипажа.

— Ну так что же? Хорошая компания нам не помешает, — любезно ответил старый дворянин.

Несколько минут спустя звон колокольчиков, топот копыт и громыхание колес возвестили, что экипаж, задержанный разбойниками, наконец прибыл.

Глава V

НУЖНА КОРОЛЕВА — «С ЛЕВОЙ РУКИ»[21]

Очевидно, пассажиры экипажа изрядно проголодались, ибо они почти сразу же направились в столовую. Последним туда вошел молодой дворянин, так как он задержался в кухне, чтобы смочить свои раны простейшим лекарством в виде воды с солью, которое, вполне возможно, обладало столь же целебными свойствами, как и знаменитый бальзам, полученный госпожой д'Артаньян от цыганки. Окинув комнату взглядом, Жоэль заметил господина д'Эрбле, уже приступившего к супу.

— Сударь, — спросил юноша подойдя к нему, — не будете ли вы любезны сообщить мне, когда я смогу повидать мадемуазель дю Трамбле?

— В настоящий момент дама отдыхает, — ответил шевалье, — но я имею все основания полагать, что вскоре она сможет возобновить путешествие.

— Я вам искренне благодарен, — продолжал молодой человек. — Позвольте мне принести вам извинения за… за… — он запнулся, — за дурную мысль мелькнувшую у меня в голове.

Герцог улыбнулся мягкой и дружеской улыбкой.

— Вы, разумеется, подумали, что я бежал с вашей прелестной попутчицей.

Жоэль опустил взгляд, а старый дворянин продолжал, качая головой.

— Ах, молодость — мать всех глупостей! Ведь вам достаточно было только посмотреть на мои седые волосы, чтобы убедиться, насколько нелепо такое предположение.

— Сказать вернее — глупо и гнусно! — воскликнул наш герой, покраснев от стыда. — Поэтому вы и видите меня в таком смущении, которое я не в силах выразить словами. Мне может послужить извинением лишь то, что я всю жизнь провел в глухой деревне.

Старик ласково похлопал его по плечу с видом подлинного епископа.

— Охотно прощаю вас. Обедайте спокойно и не грешите больше, плохо думая о ближнем.

— Обедать? Я и думать не мог об этом, имея такую тяжесть на сердце.

Но, по-видимому, тяжесть внезапно исчезла, так как молодой человек присоединился к своим компаньонам, уже приступившим к обеду четверть часа назад, и стал быстро наверстывать упущенное.

Буалорье обратил на это внимание своего друга.

— Да, у него отличный аппетит — совсем, как у моего бедного Портоса! — Затем, словно желая отогнать нахлынувшие воспоминания, шевалье д'Эрбле, повысив голос, обратился к молодому бретонцу, поглощавшему пирог с кроликом:

— Мой юный друг, не хотели бы вы рассказать нам о происшествии, во время которого вы были ранены и которое явилось причиной обморока молодой дамы?

— С удовольствием.

И Жоэль поведал о том, как экипаж был остановлен полковником королевских мародеров и его отрядом, причем о своем поведении он говорил со сдержанностью, заслужившей одобрение слушателей.

Когда он кончил, господин де Буалорье склонился к своему соседу и спросил:

— Вам не кажется, что этот молодой человек выражает свои мысли куда более изысканно, нежели крестьяне, чью одежду он носит?

— В самом деле, — ответил герцог. — По-видимому, он сельский дворянин из Бретани — младший сын в семействе, отправившийся искать счастья в столице, причем на мой взгляд с немалой надеждой на успех. Он красив, хладнокровен, сдержан, обладает хорошо подвешенным языком.

— Отлично сложен и…

— Сложен он так, что может останавливать мизинцем мельничные жернова или словно титан, взваливать на плечи валуны.

Тень прошла по лицу Арамиса: опершись локтем на стол и положив подбородок па руку, он глубоко задумался. Вид молодого силача, сравнения, которые он только что привел, вновь, как и недавно, вызвали перед его глазами образ Портоса. Не того Портоса, которого видел гибнущим, пытавшимся удержать огромную скалу в пещере Локмариа после взрыва, происшедшего, когда он бросил бочонок с порохом под ноги преследователям, — не поверженного гиганта, а Портоса счастливых дней их братства по оружию. Портоса, рослого мушкетера, деятельного, хвастливого, великолепного в его мундире и шитой золотом перевязи, сверкавшей на солнце. Портоса, грозы женщин, ухаживавшего за миледи, чтобы пробудить ревность прокурорши, впоследствии вышедшей за него замуж и вручившей ему состояние только что оплаканного супруга. Портоса, отважного бойца, чья сила позволяла ему превращать в кольцо железный брус. Наконец Портоса, постаревшего, но все еще могучего, который за королевским столом вызвал восхищение короля и придворных, быстро расправившись с филе из барашка, фазанами и кабаньей головой.

Но бесстрашный и простодушный Портос, честный, веселый непобедимый, бескорыстный, всегда готовый пожертвовать жизнью ради других, словно небо для этого одарило его силой и богатством, верный девизу четырех мушкетеров, пал раздавленный колоссальной скалой на бретонском берегу, где бриз, веющий с соленого океана, теперь колышет вереск над его костями.

Остаток обеда оба дворянина провели в молчании, ибо Арамис погрузился в раздумье, а Буалорье не хотел ему мешать. За другим столом, где с жадностью поглощали пищу, было куда более шумно. Веселье продолжалось бы дольше, если бы не появился Пакдрю и не произнес традиционную фразу «По местам, господа», которую железнодорожные кондукторы используют на станциях и поныне к радости хозяев и огорчению проголодавшихся путешественников.

— Запрягайте лошадей, — приказал хозяину старый герцог, обратившись затем к Буалорье: — По-моему, нам пора отправляться. Надеюсь, вы займете место в моей карете?

Его друг принял приглашение. В этот момент на пороге появился Базен.

— Мадемуазель дю Трамбле желает засвидетельствовать свое почтение шевалье, — объявил он.

Следом за ним вошла Аврора, все еще бледная и несколько взволнованная. Изящной и непринужденной походкой она направилась к господину д'Эрбле.