В глуби веков - Воронкова Любовь Федоровна Страница 10

— Я никогда не понимал этого крикуна Демосфена, который всю жизнь предавал проклятию моего отца. О какой свободе Эллады он кричал? За какую свободу Эллады бьется теперь со мной Мемнон? Он ненавидит меня за то, что я македонянин…

— Не за это, Александр, — поправил его Гефестион, — а за то, что Македония подчинила Элладу. Они видят в этом порабощение и не могут смириться с этим. Ведь они понимают, что свою верховную власть, власть македонского царя над Элладой и над эллинскими колониями, которые мы отнимаем у персов, ты эллинам не уступишь.

— Не уступлю! Никогда не уступлю!

— Вот потому-то они и закрывают ворота.

И, видя, как нахмурился Александр, Гефестион улыбнулся.

— Но что из того, Александр? Это ведь им не поможет.

Македонское войско двинулось дальше — на Галикарнас.

ЦАРИЦА АДА

Кария[*]. Ультрамариновая полоса моря, рыжие, опаленные зноем горы, ущелья, заросшие лесом. Жара.

Багряная пыль стояла над войском, продвигавшимся по Карийскому побережью. Пыль застилала глаза, стекала со лба вместе с потом, скрипела на зубах. Мучила жажда. Лошади замедляли шаг, и поступь пехоты становилась все тяжелее.

Неожиданно впереди, словно мираж, возникла крепость. Она стояла на скале, и нельзя было различить, где кончается желтая твердыня скалы и где начинаются желтые каменные стены крепости. Александр остановил войско. Ждал разведчиков, посланных вперед. Разведчики вернулись очень скоро и с хорошими вестями.

— Это крепость Алинды[*], город царицы Ады. Она с нетерпением ждет тебя, царь. Она хочет сдать город.

Белая каменистая дорога, поднимаясь по склону горы, привела македонян в Алинды. Ворота крепости широко распахнулись перед ними. Царица Ада, окруженная своими придворными, вышла навстречу Александру:

— Входи, Александр, царь македонский, входи в мой город, в мой дом! Я принимаю тебя как сына!

Войско расположилось возле крепости. Наконец-то воины могут снять доспехи без опасения быть внезапно убитыми. Могут спокойно разжечь костры, пообедать, потом и поужинать и выспаться так, как спали когда-то под родными кровлями Македонии.

Царица Ада устроила богатый пир для царя, для его свиты и военачальников. И пока царские этеры и полководцы наслаждались обильным угощением и хорошим вином, царица Ада и Александр вели долгую и обстоятельную беседу.

— Наберись терпения, сын мой, — позволь мне, царь, называть тебя так, ведь у меня нет сыновей, — сказала царица Ада, любуясь молодым царем, — и выслушай мои жалобы. Ты, конечно, знаешь, что Кария принадлежит мне по праву. И Галикарнас тоже принадлежит мне — этот город всегда был резиденцией карийских царей. Но теперь Галикарнас и вся Кария, кроме моей бедной крепости, отданы наглому персу Офонтопату. Это — эллинский город, это мы, эллины, основали его здесь, в Азии. Почему же Галикарнас, тоже наш город, и Кария в руках перса? Разве это справедливо?

— Это несправедливо, — согласился Александр.

Царица Ада охотно и подробно принялась рассказывать о своей жизни. Как всякий немолодой человек, она хранила в памяти большой запас разных событий и любила вспоминать их. Правда, сейчас ей важнее было рассказать о своих обидах.

— Ты слышал о Мавсоле, царь?

— Слышал. Вернее, слышал о необыкновенной гробнице, которую ему построила его жена Артемизия. Эта гробница, или мавсолей, как ее называют, считается одним из чудес света!

— Да, сын мой, это так. Мавсол был могущественным человеком. А когда он умер, царствовала его жена Артемизия. У нас в Карии такой обычай — жена наследует мужу. А когда умерла Артемизия, царем стал брат Мавсола — Идрией, мой муж. Он был воинственным человеком. Он завладел Хиосом, Косом, Родосом… Но и он умер.

— Почему же ты, царица Ада, жена Идриея, не наследовала Карийское царство?

— Вот об этом-то и речь, сын мой! Мой младший брат Пиксодар, у которого не оказалось ни чести, ни совести, отнял у меня царство! Только вот эту крепость и оставил мне.

Смуглые жирные щеки царицы Ады задрожали, на глаза набежали слезы. Но она закусила губу и не дала им пролиться.

— Пиксодар!

Александр со звоном поставил на стол чашу с вином, которую тихонько, словно согревая ее, поворачивал в ладонях.

Пиксодар! Тот самый Пиксодар, на дочери которого Александр когда-то собирался жениться!

— Пиксодар уже чеканил свои монеты, — между тем продолжала царица Ада, — хотел даже породниться с домом македонских царей. Ты был тогда мальчиком и, наверно, не помнишь об этом.

Александр, опустив глаза, поднес чашу к губам.

— Нет, не помню.

— А персидский царь пожелал, чтобы он выдал свою дочь за перса Офонтопата, вот за этого самого Офонтопата, который захватил теперь всю Карию, — ведь Пиксодар-то умер! И Галикарнас, наш эллинский город, теперь в руках перса. Разве это справедливо?

— Она была красива?

— Кто?

— Ну вот, та самая, дочь Пиксодара?

— Говорят, похожа на меня. Но, сказать правду, я в ее годы была красивее. Да не в красоте тут дело.

«Похожа на нее, — подумал Александр. — О, как прав был отец, когда так нещадно ругал меня за эту карийскую принцессу!»

Александр поспешил перевести разговор:

— Ты права, царица Ада. Все это несправедливо.

Царица Ада с мольбой сложила пухлые руки, звякнув драгоценными браслетами.

— Так отними у перса Карию, Александр! Отними у него Галикарнас! Вся карийская знать возмущена, что со мной так поступили. Все лучшие люди Карии будут поддерживать тебя и помогать тебе — это я обещаю. Одно только имя мое, имя царицы карийской, даст тебе множество друзей.

Александру не надо было долго объяснять, как выгоден ему союз с царицей Адой. Он это понял мгновенно. «Лучшие люди» — это люди знатные, богатые, влиятельные. И он, конечно, поддержит царицу Аду, если эти «лучшие люди» поддержат его. Александр разослал глашатаев:

— Царь македонский Александр всем эллинским городам в Карии дарует автономию, освобождает их от всех податей и дани. Правительницей Карии назначает царицу Аду.

Эллинские города, стоявшие на карийской земле, тотчас откликнулись. К Александру отовсюду шли посольства с золотыми венками, с предложением дружбы, союза и помощи, если только их помощь понадобится македонскому царю.

Друзья-этеры и многие военачальники поздравляли царя. Как хитро склонил он на свою сторону Карию!

И только Черный Клит был в недоумении:

— К чему это вдруг ты назвал себя сыном царицы Ады? Разве у тебя нет своей матери, что понадобилась чужая? Вторая жена — это я понимаю. Но вторая мать?..

— Я тебе объясню, Клит, — терпеливо ответил Александр, хотя речи Клита его раздражали. — Царица Ада — властительница Карии, а я, как сын царицы Ады, теперь тоже получаю законные права на Карийское царство, и мне не нужно будет воевать с карийцами.

— Ты хитроумный человек, Александр! — удивился Клит. — И откуда ты такой хитроумный?

Прошло несколько дней отдыха в Алиндах. Во дворце, украшенном финикийскими коврами, бронзой и прозрачным янтарем, царица Ада окружила Александра нежностью и заботой. Удобно ли ему спать? Не голоден ли он? Она присылала ему сладкие и жирные угощения, которых он не мог есть. А в излишне мягкой постели, которую стелили ему, он задыхался.

Но вот наступил день, и снова затрубили походные трубы. Отдохнувшее войско построилось быстро и охотно. Александр тепло простился с царицей Адой.

— Только не забудь, Александр, сын мой, что в Галикарнасе сейчас Мемнон с персидским войском! — напомнила она.

— Нет, царица Ада, я помню об этом. Но Мемнон бежал от меня при Гранике, бежал из Эфеса, бежал из Милета. Надеюсь, что из Галикарнаса ему убежать от меня не удастся!

Александр уже сидел на коне, когда перед ним появилось несколько карийских придворных поваров: