Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1 Страница 105

– Чей это бюст? – вопросил я, откладывая разрешение главного вопроса.

– Иоганна Лафатера, – сухо ответил он.

– Того самого? – невольно сорвалось с моих губ.

Похоже, Ермолаев уловил перемену во мне, когда я подумал о возможной связи его с тайными обществами иллюминатов, и поспешил разуверить меня в том, объяснив, что бюст сам Карамзин подарил ещё его отцу, а до того он стоял в его светёлке в доме Новикова.

«И это – повод всюду таскать за собой полпуда?» – нелестно подумал я, ибо полагал его приглашение обусловленным разговором о моей возлюбленной.

– Он призван напоминать мне о моём долге, – сказал Ермолаев.

– Вот как? – заложил я руки за спину и демонстративно отвернулся от скульптуры, ибо меня всегда тяготили высокопарные сентенции: неужто нельзя для памятки взять с собой гравюру? Большая корзинка с грецкими орехами стояла рядом, и я позволил себе взять один. Ермолаев тут же подал прибор для колки, исполненный в виде куклы прусского гренадёра с чудовищными челюстями.

– По службе я успешно вёл одно дело, но, несмотря на похвалы, награды и чины, не считаю его оконченным. – И поскольку я не собирался расспрашивать о карьере Павла Сергеевича, он продолжил: – Вы молоды и могли не слышать всего об иллюминатах, масонах или мартинистах. Но я застал их расцвет и – падение, к которому приложил немало сил, будучи убеждённым их противником.

От меня не утаилось, что, говоря о падении, он несколько замешкался, словно подбирал подходящее определение, которое его не удовлетворило. И он, перебивая сам себя и перескакивая с одного на другое, принялся быстро повествовать о том, что, по-видимому, всерьёз занимало его ум – настолько, что в иных обстоятельствах можно бы заподозрить род помешательства.

Персоны, идеи и события – всё смешалось в его беспорядочной повести. Карамзина сменял Новиков, Шварца – князь Гагарин. Волна безродных мартинистов накатывала на Библейское Общество, а высылка иезуитов сменялась борьбой с книгой Госснера. Трижды неудачные попытки расколоть скорлупу заставляли его вздрагивать, но я не преуспел в стремлении его остановить и отложил нескладный инструмент, жалея о невозможности применить бюст знаменитого масона. Признаться, едва ли не всё время его рассказа я скучал и еле сдерживал зевоту. «Можно ли в России найти дворянина, не замешенного во всей этой мешанине? Или мещанина? Мещанина в мешанине… Или хотя бы купца?» Но тут мне пришёл на ум неблагонадёжный Прохоров брат, чем заставил меня мысленно усмехнуться.

Он сбивчиво продолжал, словно семенил в каком-то причудливом аллюре:

– Никто толком не скажет, с какого времени в России действовали тайные общества. Все эти дела обросли бесконечными несуразностями и запутались в сети множества необъяснённых причинами следствий. Более или менее достоверно мы можем говорить о временах царствия императрицы Екатерины. Моё же следствие неимением средств не спускалось за черту древнее сей славной эпохи. Но и того, что узнал я, достаточно, чтобы навсегда лишиться сна. Увы, я связан обещанием не разглашать находок. Но и то, о чём я имею упомянуть, достаточно мудрому.

– Мне доводилось слышать многое из того, что вы рассказали, и даже, признаюсь, гораздо более, – я воспользовался паузой, взятой им, чтобы немного перевести дух, и прервал его рассуждения.

– Да в том-то и дело, что слышали вы гораздо более! – неожиданно вспыхнул он, понизив голос едва ли не до шёпота, а костяшки его пальцев ударили по крышке бюро. – Вы и сейчас не слишком внимали, но ведь я умышленно не поведал вам всего.

Я принял предложенную трубку, и мы расположились на мягких креслах, шириной напоминающих диваны. Разговор грозил затянуться.

– Всё это замечательно, но для чего-то же вы позвали меня, – я попытался вернуть его к разговору, как полагал, о княжне, но с удивлением услышал:

– Не могли бы вы уточнить некоторые детали об этой книге для Голицына?

– Увы, я сказал всё, – ответил я с большим облегчением. – Но я мог бы поискать сведения в моей ныне обширной библиотеке.

– Я буду вам очень признателен за это.

Твёрдый его взгляд и отсутствие продолжения заставили меня предположить, что именно это и есть причина его стремления говорить наедине. Он выглядел обеспокоенным более, чем раньше, и беспокойство его начинало передаваться и мне. Впрочем, чувство это всё более затмевалось раздражением: загадочные его рассуждения о тайных обществах никак не увязывались у меня со старинной хроникой.

– Почему вы прервали мой разговор с княгиней?

– Наталье Александровне достаточно волнений, чтобы теряться в догадках. Вы верно заметили, что письмо диктовалось абы кому, и долго лежало без движения, пока некто неведомый не надумал отправить его княгине. Пусть уж один князь Голицын останется у неё во врагах: они, как-никак, ровня, чем проведать ей, что какой-то пройдоха от лица сего вельможи даёт ей поручения. Впрочем, сие маловажно, и я беру на себя обязательство успокоить её.

– Если это маловажно, то что важно? Вас заинтересовала книга, но почему?

– Меня заинтересовала не книга, а интерес Голицына к ней, – сообщил он вкрадчиво. – Ведь письмо с указанием на неё подписано им собственноручно.

Ах, вот оно что! Он, казалось, ещё вёл свою войну.

– Не опасаетесь, что Его Сиятельство, проведав о вашем интересе к его персоне, заинтересуется вашей? – попробовал пошутить я, но Ермолаев встретил мой холостой выстрел полным пушечным залпом.

– Не опасаюсь ничуть, ибо имел от прежнего государя полномочия в том деле чрезвычайные, превышающие всякое обыкновенное разумение. В этом не глядите на титулы и звания. Ни Шешковский, ни Бенкендорф не имели подобного. Не Голицына должен я трепетать, который ослаблен и отставлен, а некоторых других, до которых не успел дотянуться. И они те обо мне знают, а я о них почитай что ничего. И то лишь потому, что действуют они средствами подлыми и нечистыми.

– Проклятие могут наслать…

Я едва не пожалел, что не прикусил свой язык вовремя. Он крепко затянулся и выпустил огромный клуб дыма, скрывший от меня его лицо, и я вздрогнул и отпрянул, когда оно через мгновение появилось против моего, разорвав мутную завесу.

– Больше: и сами вы, Алексей Петрович, сдаётся мне, находитесь внутри некоего дела, которым не в силах управлять. А теперь и возлюбленная ваша. А посему помогите мне, и я не оставлю вас. Вы в беде.

Он откинулся обратно в своих креслах так же резко, как только что подался ко мне. Под строгим взглядом полковника я начал менять о нём своё мнение. Тихий голос его только придавал значительности сказанному. Но и предаваться целиком в его руки я не собирался. «Откуда вы знаете?» – хотел спросить я, но и сам скоро сообразил, что ему имелось откуда черпать сведения.