Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 107

Был с нами и капитан-наставник Павел Парамонович Адамчиков, об отце которого до сих пор ходят легенды.

С Павлом Парамоновичем я провел на капитанском мостике много ночей. «Неизъяснимо хорошо плыть по Волге осенней ночью», — признавался Горький. — Свидетельствую, что и по Днепру не хуже. Особливо когда твое дело — сторона, и ты занят исключительно тем, что слушаешь, как лопочет вода под железным днищем. Но каково капитану? Он запахивает тулуп, курит, отвечает на твои вопросы, а сам ни на минуту не перестает следить за рекой, за матросом, стоящим на носу с шестом-наметкой, за караваном, который тащится за буксиром… Стальной трос, сплетенный из множества тончайших нитей, пропадает за кормой в кромешной тьме, и кажется, будто выводок тысячетонных барж, груженных бокситами и углем (так и хочется сказать, что они выступают, точно павы), не имеет к буксиру никакого касательства, а идет как бы сам по себе… Но не забрел бы он ненароком туда, куда Макар телят не гонял! Ведь впереди Триполье, Стайковские перекаты, а за ними — Канев…

Машет облака сиваястарая гриванад водой,над горой,над прибрежным песком,и ведут комсомольцевк Днепру до обрыва,и идут комсомольцык обрыву гуськом.Подошли, умирая, —слюнявой дыройдышит черная, злаявода под горой.

Эти строки принадлежат Борису Корнилову, автору поэмы «Триполье».

Когда началась Великая Отечественная, Зиновий Толкачов снова — не привыкать было! — надел военную шинель. Он был одним из тех, кто открыл ворота узникам Освенцима. На бумаге со штампом лагерной администрации (другой под руками не оказалось) Толкачов сделал серию рисунков, от которых холодеет сердце.

Альбомы с рисунками 3. Толкачова изданы в Польше. Они широко известны за рубежом. К сожалению, известны даже больше, чем в нашей стране.

Будучи в Киеве, известный итальянский писатель и художник Карло Леви довольно прохладно отозвался о картинах, которые видел на выставке. Тогда ему показали работы 3. Толкачова. И Карло Леви заявил, что берет свои слова обратно. Он попросту не подозревал, что у нас есть такие мастера.

Точно так же спустя несколько лет удивился Ренато Гуттузо, когда увидел работы украинских художников Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко.

Не знаю, быть может потому, что в начале войны я сам был понтонером и несколько суток не сходил с моста через Днестр — единственного моста на сотни километров, над которым все время висели пикировщики (мост охранялся только спаренными пулеметами), — но из всех стихов о войне мне дороже всего эти. Разве можно забыть: «Как плоты, пошли понтоны. Громыхнул один, другой басовым железным тоном, точно крыша под ногой»?..

Это из «книги про бойца», которой восхищался Бунин.

Одна из последних, если не самая последняя, корреспонденция Аркадия Гайдара с фронта тоже была о переправе и называлась «Мост». Военного корреспондента «Комсомольской правды» Аркадия Гайдара в те жаркие августовские дни часто видели на канонерках Днепровской военной флотилии. Впрочем, канонерками их можно было назвать лишь условно. Это были наспех переоборудованные и скудно вооруженные буксирные пароходы, которые тем не менее сыграли далеко не последнюю роль в боях за Днепр.

Как не вспомнить о том, что пятнадцатилетний Аркадий Голиков окончил именно Киевские командные курсы (так началась его военная биография) и что здесь же, под Киевом, спустя двадцать два года оборвалась жизнь военного корреспондента Аркадия Гайдара.

Ему было тридцать семь лет.

Роковая цифра. Столько же было Пушкину и Маяковскому, чьи жизни тоже оборвала пуля. На это «странное совпадение» обратил внимание еще Михаил Зощенко в одной из своих книг.

Разница лишь в том, что Аркадий Гайдар погиб не как «писатель», а как рядовой пулеметчик. Но ведь настоящие писатели всегда солдаты. По сути, это одно и то же.

Аркадий Петрович часто печатался в пионерской газете, которую я редактировал до войны. В последний раз я увидел его в уже осажденном Киеве в гостинице «Континенталь», в которой жили тогда почти все военные корреспонденты — Борис Лапин, Захар Хацревин и другие, чьи имена высечены теперь золотыми буквами на мраморной доске в Доме литераторов.

Тишайшая улочка Карла Маркса была застроена четырех- и пятиэтажными домами в стиле барокко. Говорили, будто бы сам французский премьер Эдуард Эррио, приезжавший в Киев, сказал, что она напоминает ему Париж. И вот теперь эта улочка была на парижский лад перегорожена баррикадами. Прежде чем пробраться в «Континенталь», я долго лавировал между стальными противотанковыми «ежами».

На первом этаже в ресторане с роскошными лепными потолками, зеркалами и позолотой, пахло кислым борщом. Там я разыскал своего друга, киевского корреспондента «Комсомолки» Валерия Шумова. Потом этот спокойный, сугубо штатский парень, который был доброты необычайной, почти четыре месяца выбирался из окружения.

Путь этот был долог и труден. На нем пришлось хлебнуть немало горя и прозаику Борису Ямпольскому. Повесть Бориса Ямпольского «Дорога испытаний» знают многие, а мне врезался в память его большой очерк «Зеленая шинель», опубликованный в «Красной звезде». Это был, если не ошибаюсь, первый очерк о немцах. Какие они, если смотреть на них невооруженным глазом?

Жаль, что об этом не успел рассказать Аркадий Гайдар, который остался партизанить на Украине и похоронен в Каневе, там, где «Тараса Шевченко папаха лежит» (Светлов).

Не знаю, есть ли другой поэт, которого весь народ — от мала до велика — чтил бы так свято, как Украина чтит своего Кобзаря. Он в каждой хате, в каждом курене — фотографией под рушниками, зачитанным томиком стихов, тягучей песней — завещанием «Як умру, то поховайте…», которую называют «Заповiтом».

В этом я убедился во время долгих странствий по Буковине, Закарпатью и степной Полтавщине.

Здесь, на каневских кручах, уже чувствуешь дыхание Кременчугского моря — самого крупного водохранилища в бассейне Днепра. Его объем равен тридцати миллиардам кубических метров, а ширина в иных местах достигает сорока километров — с капитанского мостика не видно берегов. А когда поднимается ветер, то не приведи вам господь очутиться на пассажирском пароходике. Здесь на просторе гуляют такие валы, что проваливается в бездну не только нос парохода — падает, обрываясь, сердце.

Но то ли еще будет, когда возникнет Каневское водохранилище! Торжественная закладка первого кубометра бетона на строительстве шестой по счету Днепровской ГЭС была произведена в ознаменование стопятидесятилетия со дня рождения Т. Г. Шевченко.