Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич Страница 11

- Еще как вспоминалось! Ночами снилась. Как прослышал, что раз пришли сюда в Каянию русские, война тогда случилась промеж шведов и московитов, аж загорелся весь. Уйти хотел из монастыря! А после вспомнил все, как грабили они церкви наши новгородские, как над людом издевались – остыл. Да и не дошли они тогда до Улеаборга… Хотя шведам крепко досталось. Нынешний наместник наш тоже в войне принимал участие. С отцом своим ходил на севера русские, да вернулись не солоно хлебавши. И ранили его крепко.

- А те, которые приходили, московиты были?

- Не знаю точно. С земель двинских они. Раньше то были наши владения новгородские, а ныне… Видно все под себя Москва загребла.

- Ну вот и получается, что мальчишка-то наш тож с двинских земель будет. Сын купеческий. Отца-то его ныне повесили по приказу наместника нашего. Оттого и хотел я просить тебе, брат Беннет, чтоб присмотрел ты за ним, сиротой. Чтоб глупостей каких не наделал, по малолетству своему, по горячности. А воспитывать вместе будем. Все легче.

- За место отца буду ему! - твердо сказал монах, глядя прямо в глаза настоятелю. – Вы монаха хотите из него сделать?

- Не знаю… - уклончиво ответил отец Мартин. Он и сам-то для себя еще не решил. – Пути Господни неисповедимы. Подрастет, сам выберет свою дорогу. Вижу, что парень не глупый. Значит, договорились, брат Беннет, ныне новый обет у тебя.

- Благословите! – Монах встал на колени и склонил голову перед приором.

- In nominee Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen. – осенил его крестным знамением отец Мартин.

Брат Беннет стремительно направился к выходу, но настоятель внезапно остановил его:

- Вот еще что…

Монах резко повернулся и застыл в ожидании. Отец Мартин медлил, раздумывая. Поднялся со скамьи и молча подошел к брату Беннету.

- Вот о чем я еще хотел сказать… - заговорил приор, по-прежнему что-то обдумывая, - никто нас не вправе заставить забыть о своей родине, но… я хотел бы попросить тебя, брат мой, не открываться мальчику в том, что ты его соплеменник. Так будет безопаснее для вас обоих. Да и остальным нашим братьям вовсе необязательно знать твое прошлое. Иначе разные слухи могут просочиться сквозь стены нашей обители и дойти до досточтимого рыцаря Андерссона. Я дал ему имя Гилберт, так звали одного из моих дальних родственников в Англии, тем более, что это созвучно тому, как его называли до дня нынешнего. Зови и ты его так.

- Слушаюсь, отец Мартин! – монах покорно склонил голову.

- Мы сделаем его нашим послушником. – Продолжил настоятель. – Станет ли он монахом или выберет другой путь в этой жизни решать ему, а не нам. Но мы можем дать ему шанс сделать этот выбор. Ведь ты владеешь воинским искусством, брат Беннет? – внезапно спросил приор, взглянув прямо в глаза монаху.

Бран Беннет смутился, на мгновение опустил голову, но тут же вскинул гордо подбородок:

- Хоть и старался не вспоминать о том, но ремеслом владел достойно.

- Вот и займешься этим с мальчиком. В нашей грешной жизни все может ему пригодиться. А за собой я оставлю науки. Грядут тяжелые времена, брат Беннет, - удрученно покачал головой настоятель, - времена, когда неизвестно кем лучше быть – солдатом, ученым или монахом.

Глава 6. Великий князь Московский.

Москва.

Ох, и тяжелы думы княжеские. Сколь уж лет правит он страной своей беспокойной. То распри боярские усмиряет, то от рубежей соседей охочих до наживы отгоняет. Отец-то, Иван III, до войн охоч не был, зато воевод имел искусных, они и вершили дела ратные, а он трон государев хранил, да мудрость преумножал вместе с пределами русскими. С удельными князьями почти покончил, выю гордую Великому Новгороду сломил, грамоту татарскую с требованием дани в клочья порвал, раз и навсегда от ига поганого избавился, с самим Папой Римским, да прочими кесарями на равных общался. Суров отец-то был. Помнит, помнит Василий взгляд его тяжелый, аж сейчас мурашки пробежали по спине. Испарина выступила. Толь от страха, толь перетопили холопи нерадивые в покоях великокняжеских. Вытер рукавом лоб взмокший. Все помнил Василий. Шестнадцать тогда ему было всего. По малолетству наслушался шепота боярского да дьяческого:

- Не по праву Димитрия князь-то наш наследником объявил. Твой трон-то московский, Василий! Ты не просто сын великого князя, ты из рода базилевса истинного. Из самих Палеологов византийских!

То правда была. Мать Василия - Софья племянницей последнему императору византийскому приходилась. Но второй женой Ивана III была она. От первой-то, Марии Тверской, старший сын имелся, как и отец, Иваном нареченный, по прозвищу Младым. Ему и править следовало. Отец грозный оженил его удачно на Елене – дочери господаря Молдавского Стефана. Последний в ней души не чаял. Союз Руси был выгодным – и православие укреплялось и помощь военная всегда кстати. Стефан Молдавский полководец был великий, всю жизнь в битвах с неверными провел. В 1483 родился внук – Димитрий, вот и корень весь вырисовывался. Старший сын наследник, внук – его продолжатель.

Только вторую жену Ивана III – Софью Палеолог не устраивало это. Не для того она Рим покинула, не для того веру греческую сохранила, чтоб прав на престол своим детям не обеспечить. Извелась сперва вся – лишь дочки рождались у них с Иваном. Наконец, Господь смилостивился, да Святой Сергий Радонежский молитвам внял и донес ее молитвы до небес, понесла царевна греческая и через девять месяцев явила свету младенца мужеского пола, Василием, т.е. «царственным», нареченного. Не ему ли и править-то Русью? Выждать нужно, пусть подрастает пока, а там Бог даст…

Ан нет, невестка проклятая, родила сразу первенца и мальчика. Четыре года разницы-то всего. А великий князь души в нем не чаял. Как уж извелась Софья, как возненавидела и княжича и отпрыска его. Молилась усердно пред образами святыми, с греками, с ней прибывшими толковала постоянно, к ворожбе прибегала. Василий вспоминал, как вечно толпились в ее покоях старухи-колдуньи, трясли какими-то мешочками, косточки куриные с перышками по полу разбрасывали, гадали, рядили, ворожили, спорили промеж себя, ругались вполголоса.

Словно сбылись старания тайные. В 1490-м занемог вдруг Иван Младой. Ломота странная в ногах случилась, камчюгой называемая. Взялся лечить его один лекарь, еврей заезжий, Леоном звали. Великий князь слово с него потребовал, что жизнью ответит за здоровье Ивана Младого. Поклялся лекарь, да не смог ничего сделать. Умер княжич, а вслед за ним и лекаря неудачного казнили на Болванове, за Москвой-рекою.

То-то возрадовалась Софья, так и вилась вокруг мужа опечаленного, все утешить да ублажить старалась. Что теперь ему внук, когда еще сын имеется. Но Иван III упрямо тяготел к малолетнему Димитрию. Толи сына умершего, да невестку, овдовевшую, ему было жаль, толи союзом со Стефаном Молдавским дорожил сильно, как не мудра была Софья, как ни изворотлива, но постичь мыслей мужа своего не дано ей.

Заново браться за дело нужно было. Зачастили теперь в ее покои князь Иван Палецкий с дьяком Федором Стромиловым. Заговор назревал. К нему и привлекли уже подросшего Василия. Обсуждали, как извести Дмитрия, а самим в Вологду податься – там казну взять великокняжескую, после и с самим Иваном III толковать можно.

Донесли великому князю. Страшен был во гневе Иван III. На всю жизнь запомнил Василий тот взгляд отцовский, к полу пригвоздивший юношу. Ничего не сказал ему отец, лишь приказал смотреть, как рубили голову князьям Палецкому и Скрябину, дьякам Стромилову и Гусеву как остальных четвертовали. Колдуний да ворожей собрали кучей из покой княгининых, да так и утопили всех в реке. Отстранился Иван III и от жены своей и от детей ее. Стражу приставил. Теперь Василий и шагу не мог сделать без соглядатаев отцовых.

А невестка Елена торжествовала. Великий князь, осердившись на жену и детей, при многолюдстве великом, в храме Успения, возложил таки на своего внука шапку Мономаха, объявил его своим наследником. Правда, молва людская сказывала, что Иван III не только отеческие чувства испытывал к своей невестке, а нет-нет, да в спаленке у нее задерживался.