Эдвард Уитмор - Иерусалимский покер Страница 113

Хадж Гарун застенчиво улыбнулся сверху.

Это я сказал тебе, прошептал он. То были мои слова. Однажды вечером мы сидели на склоне холма к востоку от города и смотрели на закат.

Именно так, сказал Джо, и это случилось только этой весной, и, когда солнце село, ты указал на город и сказал мне это. И ты сказал, что ты и есть Мельхиседек, потому что у вас обоих была и есть одна и та же мечта, и я сначала ничего не мог понять, и решил, что ты опять все перепутал, опять заплутал во времени. Но ты не заплутал. Ты был прав. Время работает так, как хочешь ты, и я не сразу свыкся с этой мыслью, не сразу ее понял, но теперь точно понял и принял. Теперь я знаю, в чем здесь правда, и понял правду о картах сокровищ. Мир — вот сокровище, искать нужно мира — нежной горней мечты Мельхиседека. Так что время Синайской библии настанет, джентльмены, но не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас ты забираешь выигрыш, Мунк, и позволь мне отметить, что ты получишь его в достойном виде, вот именно в чистом и достойном — уж мы об этом позаботились.

Достойном?

Да, вот именно. Что касается меня, я знаю, что ты не хочешь заниматься торговлей ужасными религиозными сувенирами, которые я толкаю на стороне. Так что я уступлю концессию пройдохе-французу, который в свое время сидел за этим столом. Вся выручка от сделки идет тебе и будет выплачена в течение следующего года. И более того, он будет работать в Бейруте, так что в Иерусалим и носа не покажет. Я убедил его, что это более надежный бизнес, чем торговля крадеными иконами, и безопаснее, кстати, а он мне на это — он, мол, все равно не стал бы жить в Иерусалиме. С ним для него связаны тяжелые воспоминания, видите ли. Особенно о двадцать девятом, когда за этим самым столом вождь Пьяный Медведь его обчистил и послал в чистилище, к священнику, монастырскому пекарю, на поруки. Так что жизнь в Иерусалиме ему не по вкусу, сказал он, этот пройдоха-француз.

А молотые мумии… пробормотал Каир.

Мунк улыбнулся.

Да?

Я знал, что ты и с этим связываться не захочешь. По сугубо философским причинам, разумеется. В конце концов, мумии — это давнее прошлое, а ты устремлен в будущее, и чем более непосредственное будущее, тем лучше. Так что тебе не придется иметь дело с фараонами, Мунк, ни в виде порошка, ни в виде мастики. Я нашел человека, который покупает все мои мумии и мумийный бизнес целиком, за очень высокую цену. Он будет руководить делами из Александрии, так что и он не станет путаться у тебя под ногами.

Может, я с ним тоже совершенно случайно встречался?

Совершенно случайно — встречался. Он участвовал в игре в тот же самый вечер, когда француз так слабенько держал удар Пьяного Медведя. Пожилой землевладелец-египтянин, толстый, как тюк с хлопком, который дергался от возбуждения, тот самый, который, чтобы побороть импотенцию, сажал на огромное зеркало в спальне своего любимого ловчего сокола в клобучке.

Я его помню, сказал Мунк. Чернокожий английский судья признал его виновным в том, что он нажил состояние на эксплуатации рабочих. Насколько я помню, судья выиграл у него весь урожай хлопка за следующие десять лет.

Вот именно. Что ж, теперь он неожиданно объявился с деньгами, на которые можно купить весь мумийный бизнес на Ближнем Востоке. Хотя он временами и выдает судороги, у него цепкая деловая хватка. Он, конечно, в летах, но у него большой выводок так называемых племянников, а их можно и нужно приставить к делу. Проблема с соколом, кажется, — просто причуда прошлых лет.

Понимаю.

И вот оно как, сказал Джо. Мы, кажется, со всех сторон правы, Мунк, и тебе не о чем беспокоиться. Ты просто забираешь эти деньги, честно выигранные в покер, строишь на них свои любимые оросительные каналы. А уж деньги тебе раздобудем мы с Каиром, и тот судорожный старикан в Александрии, и тот ушлый французик из Бейрута. Будь уверен. Деньги пойдут на то, чтобы выкопать оросительные каналы в пустыне, так что в пустыне можно будет собирать урожай, и это ли не лучший способ вложить деньги, если их нужно куда-то вложить? Так что остается только наш обход.

Обход? удивился Мунк.

Ты не ошибся. Сегодня последний день старого года, правильно? Я в Иерусалиме обнаружил помимо всего прочего вот что: здесь существует такой ритуал — обходить Иерусалим под Новый год. Так что сегодня вечером мы вполне можем сделать это вместе, все вчетвером.

Каир улыбнулся. Мунк был озадачен.

Какой обход?

Ежегодная инспекционная проверка Хадж Гаруна. Скажи ему, Аарон.

Я скажу, сказал сверху дряхлый старик. В последнюю ночь года я всегда обхожу Старый город, чтобы засвидетельствовать почтение старейшинам Иерусалима и спросить, как прошел у них год.

И все?

Да, сказал Джо, но это задача потруднее, чем может показаться на первый взгляд. Хотя остановок всего две.

Всего две? спросил Мунк.

Правда что хиленько звучит. Звучит хиленько, но это не так. Далеко не так.

Первое место, куда мы пойдем, — это к храму Гроба Господня, к началу лестницы, что ведет в крипту. Наверху лестницы один человек бродит туда-сюда, бормоча что-то под нос. Хадж Гарун говорит, что он так бродит уже две тысячи лет, и сначала мы поговорим с ним.

О чем? спросил Мунк.

Получается, что ни о чем.

Нет, я имею в виду, что он скажет?

Вот именно, что ничего не скажет. Совсем ничего. Эта таинственная личность даже не видит, как мы к ней подходим. Он просто все бродит туда-сюда и бормочет, он целиком в своем мире. Это какое-то призвание свыше, видишь ли. А вторая остановка — в каморке неподалеку от Дамасских ворот. В этой каморке работает башмачник, и, как говорит Хадж Гарун, работает там гораздо дольше, чем тот парень бродит по верху лестницы, на самом деле — с начала времен. Он уже был взрослым, когда Хадж Гарун был ребенком, так что он явно мужчина в возрасте, спорить не приходится. Словом, он большой человек, вот как. Но странно то, что мы не можем его найти.

Почему? спросил Мунк.

Потому что Хадж Гарун никак не может вспомнить, где его каморка. Она возле Дамасских ворот, но где именно, он не помнит. Конечно, топография переулков с той поры слегка переменилась. Последний раз Хадж Гарун нашел башмачника как раз перед вавилонским пленением. Но башмачник все равно здесь. Он должен быть здесь. Это его дом. Так что мы и дальше будем искать.

Джо улыбнулся и забарабанил пальцами по столу.

Правильно, Мунк. Именно крипта и башмачник. И этот башмачник, по воспоминаниям Хадж Гаруна, один из самых разговорчивых парней на свете. Он все говорит и говорит и способен за минуту вывалить на тебя все события за прошедший год. А что удивительного, он же ничего не видит, кроме подошв! Он здесь всю жизнь, с самого начала времен. Для него мир — башмак, который все идет и идет и никак не хочет постоять спокойно, как он еще может его вообразить? Не одинокой безмолвной криптой. Он там, где суета, где кричат разносчики, там, где торгуют предприятиями и империями, там, где всегда толпы людей, а он сидит себе в своей каморке неподалеку от Дамасских ворот и все это видит.