Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова Страница 12

Прокалив на спиртовке свои инструменты, он направился к полковнику.

Раненые, лежавшие рядом, заворчали.

– Терпение, друзья! – воскликнул доктор. – Позвольте мне прежде прооперировать этого джентльмена. Он, похоже, в шаге от смерти…

У доктора Тромпа была своеобразная манера преподносить больным горькие истины.

С помощью Жана Грандье и Фанфана он усадил раненого на кровати, поднял его рубашку и восхищено воскликнул:

– Великолепная рана, сэр! Нет, вы только взгляните! Третье ребро справа будто резцом проточено. Ни перелома, ни осколка! Небольшое отверстие диаметром с пулю. Затем пуля прошла по прямой через легкое и… и где же она? Странная история… Ба! Да она застряла в центре лопатки. Сейчас мы ее извлечем… Потерпите, сэр. Это не больнее, чем удалить зуб. Раз… два… Готово!

Глухой хрип вырвался из горла раненого; конвульсивным движением он сжал руку сына. Из раны брызнула струя крови, и одновременно раздался тихий свистящий звук.

– Чудесно, – продолжал хирург, – легкое освободилось… Дышите, полковник, не стесняйтесь!

Офицер глубоко вздохнул, в его глазах появился блеск, щеки слегка порозовели.

– Ну как, легче, а?

– О да! Намного.

– Я так и знал!.. Ну, что скажете, Сорвиголова?.. Еще немного терпения, ребята…

Он говорил без умолку – то по-английски, то по-голландски, то по-французски, но делал при этом гораздо больше, чем говорил. Обратившись к шотландцу, он произнес:

– Через три недели будете на ногах, сэр. Видите ли, маузеровская пуля – прелестная штучка. Благодаря своей скорости – шестьсот сорок метров в секунду, не шутка! – она, как иголка, проходит через живую ткань. Ничего общего с дурацкими осколочными снарядами, которые все сокрушают на своем пути. Не-ет, маузеровская пуля – это для деликатных джентльменов…

Ни на секунду не замолкая, доктор Тромп вставил в пулевое отверстие тампоны гигроскопической ваты, пропитанные раствором сулемы, затем наложил повязку и закончил операцию словами:

– Вот и все! Диета? Супы, молоко, сырые яйца, немного виски… Через восемь дней – ростбиф, сколько душа пожелает. Организм крепкий, думаю, даже жа́ра не будет.

Не слушая благодарностей, доктор перешел к другому раненому.

– А вы, Сорвиголова и Фанфан, за мной!

Молодой лейтенант, ошеломленный этим потоком слов и восхищенный благополучным исходом дела, бережно обнял отца.

Доктор и его случайные помощники продолжали обход, причем на каждом шагу им приходилось сталкиваться с невероятными ранениями. Четыре дня назад один ирландский солдат во время стычки на аванпостах был ранен пулей, попавшей ему в темя. Пуля пронзила мозг, небо, язык и вышла через щеку. Положение раненого считалось безнадежным. В той же стычке другой ирландец был ранен в левую сторону головы. Пуля также прошла через мозг и вышла с противоположной стороны.

– Ну-с, и что вы на это скажете, молодые люди? – горделиво воскликнул доктор. – В былые времена черепа этих молодцов разлетелись бы, как гнилые тыквы. А нынешняя деликатная пулька сумела причинить моим пациентам только одну неприятность: временно лишили их способности нести службу.

– Сногсшибательно! – воскликнул Фанфан, не веря своим ушам, и Сорвиголова не мог с ним не согласиться.

– Через две недели оба будут здоровы, как мы с вами! – торжествовал доктор. – Правда, боюсь, что один из них будет пожизненно страдать косоглазием.

– Но какой же смысл воевать, если мертвые воскресают и снова становятся в строй? – изумился Жан.

– Ну, раз уж наша идиотская цивилизация неспособна избавиться от такого зверства, как война, следует, по крайней мере, сделать ее как можно менее убийственной. В чем, в конце концов, цель войны? Вывести из строя как можно больше воюющих, а не уничтожить их. Значит, достаточно просто уменьшить количество солдат противника… А вот еще более удивительный случай! – воскликнул хирург, склоняясь к постели солдата-шотландца.

– Да разве он ранен, доктор? – удивился Сорвиголова.

Солдат покуривал трубку и, казалось, чувствовал себя вполне сносно. Но на его шее зияла открытая рана, нанесенная «гуманной» пулей. Она вошла чуть повыше левой ключицы в тот момент, когда стрелок лежал, прижавшись к земле, в ожидании атаки.

Доктор принялся искать выходное отверстие и обнаружил его чуть повыше правого бедра.

– Смотрите-ка! – восхитился он. – Пуля проложила дорогу через легкие, брюшину, кишки, таз и, наконец, подвздошную кость. Таким образом, этот бравый горец прошит сверху донизу, и сзади, и спереди. Тут уж нам вовсе нечего делать…

– Значит, он обречен? – спросил Сорвиголова.

– Ничего подобного! Встанет на ноги без всякого хирургического вмешательства. Постельный режим. Виски и трубка не запрещаются. Поправляйтесь, молодой человек! Следующий!

Так продолжалось до тех пор, пока доктор не направился к группе буров, лежавших на матрасах прямо на земле, все еще продолжая бормотать: «Отлично-отлично, все идет как по маслу…»

Здесь он остановился и насупился:

– Черт побери, а вот это мне уже не нравится!

Буров было пятеро. Это были жертвы английского крупнокалиберного снаряда, который угодил в группу солдат и уложил наповал десятерых бойцов. Уцелевшие же были в чудовищном состоянии: растерзанные мышцы, раздробленные кости, разорванные сосуды – сплошное месиво из мяса, обломков костей, тряпья и сгустков запекшейся крови.

Доктор Тромп на время утратил свое красноречие: несмотря на то что ему доводилось видеть всякое, тут он не сумел скрыть волнение.

Заручившись помощью Фанфана и Жана Грандье, близких к обмороку от жалости и ужаса, доктор взялся за дело. Он ампутировал конечности, рылся в телах в поисках осколков и разорванных сосудов, накладывал бесчисленные швы. Теперь ему приходилось иметь дело с повреждениями, каждое из которых угрожало жизни и к тому же было чревато осложнениями. Вдобавок двойной шок, причиненный ранением и вызванный самой операцией, и огромная потеря крови, истощающая раненого.

Как долго тянулись и как нестерпимо мучительны были эти операции, производившиеся без всякого наркоза!

Когда наконец самые тяжелые раненые получили помощь, доктор Тромп направился к младшему лейтенанту, терпеливо ожидавшему своей очереди. Его левая ключица треснула от удара, который Сорвиголова нанес ему прикладом маузера; рука не действовала, а грудь была исполосована обломком сабли, превратившимся в руках капитана Молокососов в опасное оружие.

Доктор тщательно промыл раны обеззараживающим раствором и наложил тугую повязку, чтобы воспрепятствовать инфекции. Затем, покончив с обязанностями врача, он вскинул на плечо карабин, нацепил патронташ и снова был готов с помощью «гуманной» пули наносить те самые аккуратные раны, которыми так восхищался.